Дамы убивают кавалеров - Анна Литвинова

Путь отступления я избрал иной. Стремительно и бесшумно я добежал до запертых ворот автосервиса. В два приема оказался на их верху. Ворота подо мной застонали, заскрипели. Я спрыгнул с них вниз, на безопасную землю вне автосервиса «Шумахер» – створки ворот загремели еще пуще. Звук оказался столь громким, что не мог не разбудить хотя бы одного из хозар (как ни утомлены они были непосильным трудом).

Где-то в боксах раздалось кряхтение. Затем там по-русски заматерились. Потом прозвучали шаги в сторону закрытых ворот. Однако я уже успел отбежать от них метров на двадцать пять.

– Блятт, кто??! – раздалось за запертой железной дверью гневное гарканье одного из разбуженных хозар.

Я заорал из безопасного далека пьяным голосом:

– Чурки гребаные, скоро вам всем трындец наступит!

И запустил в ворота камнем. Ворота загудели гулким эхом.

Ответом мне стал взрыв гортанного витиеватого мата – его вычурности мог бы позавидовать любой механизатор из краев березового ситца.

Я не стал вступать в перепалку с разбуженным хозарином, отбежал еще метров на сто пятьдесят. Затем достал свой мобильный телефон. Набрал номер славного рубоповца Сани Перепелкина. Он как раз сегодня дежурил.

– Птичка в гнездышке, – сказал я полупроснувшемуся Сане. – Можете начинать.

Наступил новый день. Настроение опять было хуже некуда. Больше всего хотелось сидеть и реветь, реветь. Хлестать стаканами водку. Или, окаменев, сидеть у окна, высматривая Ленчика. Убеждать себя, что сын просто задержался у друзей.

Искушение сдаться действительно было сильным: напиться бы сейчас! Нареветься от души, в голос!

Но Даша сжимала зубы. До крови кусала губы. До боли обхватывала себя руками. И – не сдавалась. Сейчас, в самые черные дни ее жизни, ей помогало карате.

Многие полагают, что карате – это драка. Что главное здесь – замочить, вырубить, изничтожить.

Дураки.

Карате – это образ жизни. Это способ собраться с силами. Это возможность укрепить волю и… В общем, если б не ежедневные тренировки – по два часа, безо всяких поблажек, – Даша б не выдержала свалившейся на нее беды. Лежала бы целыми днями на диване, уткнувшись в Ленькину футболку. Рыдала. Лечилась бы водкой. В общем, приняла бы свою трагедию как должное. Не сражалась бы со своей бедой. Смирилась.

Но Дашин тренер говорил, что сдаются только слабые. А сильные – мстят. Она верила тренеру. И считала себя сильной.

Дашина месть требовала от нее хорошо выглядеть. И чтоб глаза были ясными, а улыбка – яркой. Потому пришлось забыть о слезах: от них проступают морщины.

Даша проснулась рано. Никакого кофе и неспешного завтрака. Сначала – пробежка в быстром темпе на пять километров. Потом – сто отжиманий, двести приседаний и три минуты в стойке кибодаче. Отдышаться – и еще час лупить грушу, представляя, что вместо нее ты бьешь Наримов и Усланов…

Даша довела себя до полного изнеможения. Тело бунтует, ноги подкашиваются, а мышцы разрываются ослепительной болью. Зато в голове – просветление. И на душе – легко и пусто. Забываешь про свою беду. Ну, может, и не забываешь, а хотя бы отодвигаешь ее на задворки сознания.

Даша с наслаждением приняла душ. Выйдя из ванной, ожесточенно захлопнула дверь в комнату Ленчика. Там сладко пахло сыном. Нет! Она подумает об этом потом! А сейчас Даша занята. Ведь завтра ей предстоит свидание с Петей.

Большой босс на Дашу запал – ошеломлен, поражен, восхищен… Теперь требовалось окончательно его приручить. И приручить – наверняка. Продумать, подготовиться до мелочей.

Петр назначил встречу в «Белом солнце пустыни». В путеводителях по ресторанам Москвы заведение не значилось. «М-да, значит, местечко – элитное», – заключила Даша.

Еще неделю назад она бы отчаянно запаниковала. Она всегда боялась всяких дорогих ресторанов. И больших боссов – тоже. Но теперь… теперь ей и океан по колено. Она готова отправиться хоть в самый размаксимистый «Максим»! Только предварительно как следует подготовиться – чтобы ударить наверняка. Выбить сто очков из ста.

Подготовка заняла целый день. Даша наконец поняла, почему подруги богатых людей не работают. Не только из-за того, что они – лентяйки. Когда ведешь светскую жизнь, работать совершенно некогда.

Пришлось посетить маникюршу и восстановить надломанный ноготь.

На носу очень некстати выскочил прыщик. Но к косметологу Даша решила не идти. Кощунственно расслабляться на мягкой кушетке, когда ее Ленька прикован к батарее. Она самолично выдавила прыщик заточенной спичкой и даже порадовалась режущей боли. Парикмахерской тоже удалось избежать. Даша накрутила волосы на бигуди, а после расчесала их жесткой, так называемой «собачьей» расческой – получилась вполне приемлемая укладка. Если стрижка хорошая – и этот варварский способ сгодится.

Нужно было подумать и о машине. Со спортивным «Мерседесом» Даша решила в этот раз не связываться. Слишком дорогое удовольствие. Она выбрала бюргерский «Опель Вектра». Авто без изысков, но все лучше, чем «жигуленок» или тем паче метро.

Прокатчики расстроились. Сказали грустно:

– Ну-у, эта машина совсем дешевая. Всего сто долларов в сутки.

– В следующий раз я «Хорьх» возьму, – пообещала Даша.

«Хорьх» 1935 года выпуска стоял на подиуме, нахально сияя лаковыми боками. Машина успела сняться во многих советских фильмах и стоила астрономически: полторы тысячи за сутки проката. Даша очень надеялась, что «Хорьха» ей удастся-таки избежать.

Она пригнала «Опель» домой уже вечером. Глаза слипались. Но нужно еще было отгладить одежду – новый красный костюм. За гладильной доской Даша простояла не меньше часа. Богачам, понимаете ли, полагается носить натуральные ткани. А проклятый лен пока выгладишь – одуреешь. А завтра еще придется подбирать к костюму уместные тени. Покупать новую туалетную воду – с молодежным, озорным ароматом. Что еще?

«А что я там буду делать, в этом ресторане?» – вдруг осенило ее.

Стыдно признать, но Даша Коноплева в свои почти сорок имела о ресторанах самое смутное представление. «Ты, мамик, – косТная, – подкалывал ее, бывало, Ленька. Именно так, с «т» в середине: «костная» – от слова «кость». – Совсем повернулась на своей домашней готовке. Хоть бы в «Макдоналдс» какой сходила!»

– Не хочу я за свои деньги еще и травиться! – защищалась, бывало, она.

После жирных биг-маков ее тошнило. А посконные «Елки-палки», куда однажды ее вывел сын, вообще оказались ниже всякой критики. Даша, помнится, заказала там «телегу» – то есть закуски по своему выбору: разные салатики, холодцы, грибочки… Стоила «телега» изрядно, а вкусности в ней оказалось – на две копейки.

В селедке «под шубой» свекла порезана, причем крупно, хотя ее надо тереть на терке. А «Оливье» – вот убожество! – приготовлено на основе колбасы. Да любая хозяйка скажет, что колбасные «столичные» салаты канули в Лету вместе с социализмом! «Оливье» нужно делать из курочки, из кальмарчиков. В крайнем случае – на мясе из бульона. Но уж никак не на убогой «варенке»!

Даша допускала, что в «Белом солнце пустыни» готовят повкуснее, нежели в «Елках-палках». И счета небось приносят – ого-го-го какие!

А если там, допустим, подают улиток – как в любимом фильме «Красотка»? Как прикажете их есть?! К ним вроде какие-то специальные щипчики полагаются. Ну ладно, улиток она может и не заказывать. Но шашлык-то наверняка есть придется! Для него тоже, наверно, существуют какие-то правила.

На пикниках Даша обожала сгрызать мясо прямо с шампура. Но в этом кабаке такой подход вряд ли покатит. Купить книжку по этикету? Тренироваться перед зеркалом – скажем, на сливах, нанизанных на шампур?..

«Господи, чем я занимаюсь? – вдруг вспыхнуло в голове. – А мой Ленька, избитый, у этих гадов, ему небось и хлеба-то вдоволь не дают».

На глазах с готовностью выступили слезы. Все-таки философия карате помогала ей не всегда.

«Нельзя! Нельзя реветь! – приказала себе Даша. – Я работаю! Я спасаю его!!!»

Бахтияров разрешил Кате съездить домой за вещами и наказал явиться к полуночи.

Калашникова приехала в начале первого. За день она намоталась и рассчитывала на спокойное чаепитие в профессорском кабинете. Однако Бахтияров встретил ее хмуро. Заявил: «Вы опоздали!» Чаем не угостил. И велел – именно так, велел! – немедленно отправляться спать.

Катя, решившая во что бы то ни стало вжиться в роль хозарской женщины, подчинилась. Покорно поплелась в отведенный ей «малый кабинет».

Помещение оказалось донельзя жалким – обычная кладовка: площадь два на два метра, окна не предусмотрены, пахнет пылью. Сюда едва вмещались короткий жесткий диванчик да кособокий стул. А для воздуха места не хватило. Духота в комнатенке стояла смертельная. «Я-то надеялась, профессор мне хотя бы в гостиной постелит! – думала Катя. – А он в душегубку засунул… Тоже мне, восточное гостеприимство!»