Маленький Цахес по прозванию Циннобер - Эрнст Теодор Амадей Гофман

казалось, что она должна любить этого урода, и притом ради Валтазара.

Валтазар объяснил ей все настолько, чтобы вконец не расстроить ее и без того взбудораженных чувств. Затем последовали, как то обычно бывает у любящих, тысячи уверений, тысячи клятв в вечной любви и верности. При этом они обнимали друг друга и прижимали к груди с пылкой нежностью, испытывая райское блаженство и небесный восторг.

Вошел Мош Терпин, он ломал руки и жаловался, а с ним вместе, тщетно стараясь утешить его, пришли Пульхер и Фабиан.

— Нет, — кричал Мош Терпин, — нет, я совершенно конченый человек! Я уже не генеральный директор всех относящихся к природе дел в государстве… Никаких больше занятий в княжеском погребе… немилость князя… а я-то думал стать кавалером Зеленокрапчатого тигра хотя бы с пятью пуговицами… Все пошло прахом!.. Ах, что скажет его превосходительство уважаемый министр Циннобер, услыхав, что я принял за него какого-то несчастного урода, за Simia Beelzebub cauda prehensili[20] или как там его еще!.. О господи, и его ненависть тоже падет на мою голову!.. Аликанте!.. Аликанте!..

— Но поймите же, дорогой профессор, высокочтимый генеральный директор, — утешали его друзья, — никакого министра Циннобера больше нет!.. Вы нисколько не оплошали, благодаря волшебному дару, которым наделила этого безобразного коротышку фея Розабельверда, он морочил вас так же, как и нас всех!..

И Валтазар рассказал все с самого начала. Профессор внимательно слушал, а когда Валтазар кончил, воскликнул:

— Это явь или сон? Ведьмы… волшебники… феи…. магические зеркала… симпатические средства… и я должен верить в такую чепуху?

— Ах, милейший профессор, — заметил Фабиан, — поноси вы некоторое время, как я, сюртук с короткими рукавами и длинным шлейфом, вы бы во все поверили за милую душу!..

— Да, — воскликнул Мош Терпин, — да, все так… да!.. Меня заморочило заколдованное чудовище… я уже не стою на ногах… я взлетаю к потолку… меня уносит Проспер Альпанус… я выезжаю верхом на мотыльке… я причешусь у феи Розебельверды… у фрейлейн Розеншён из приюта и стану министром!.. Королем… императором!..

И он принялся прыгать по комнате с криками ликованья, отчего все испугались за его рассудок, а потом в изнеможении упал в кресло. Тогда Валтазар и Кандида приблизились к нему. Они стали говорить о том, как пылко, как безмерно любят они друг друга, как не могут друг без друга жить, и звучало это довольно жалостно, так что Мош Терпин и в самом деле немного поплакал.

— Всё, — сказал он, всхлипывая, — всё, что хотите, дети!.. Женитесь, любитесь… голодайте вместе, ведь Кандиде в приданое я не дам ни гроша…

Что касается голода, отвечал, улыбаясь, Валтазар, то завтра он надеется убедить господина профессора, что этого опасаться не приходится, поскольку его, Валтазара, дядя, Проспер Альпанус, хорошенько позаботился о нем.

— Сделай это, — вяло сказал профессор, — сделай это, милый сын мой, если можешь, но только завтра: чтобы мне не сойти с ума, чтобы у меня не лопнула голова, я должен сию же минуту лечь спать.

Он и правда сделал это безотлагательно.

Глава девятая

Замешательство верного камердинера. — Как старая Лиза учинила мятеж, а министр Циннобер поскользнулся, пустившись в бегство. — Какое любопытное объяснение дал неожиданной смерти Циннобера княжеский лейб-медик. — Как князь Варсануф огорчился, как он ел лук и как утрата Циннобера осталась непоправимой.

арета министра Циннобера чуть ли не всю ночь простояла у дома Моша Терпина. Егеря уверяли, что их превосходительство давно уже покинули общество, но тот считал, что этого быть не может, ведь не станут же их превосходительство топать пешком домой в дождь и бурю. Когда наконец погасили все огни и заперли все двери, егерю пришлось уехать с пустой каретой, но в доме министра он тотчас же разбудил камердинера и спросил, возвратился ли все-таки министр домой и каким образом.

— Их превосходительство, — тихо отвечал камердинер егерю на ухо, — их превосходительство явились вчера поздно вечером, это определенно… они лежат в постели и спят… Но!.. О дорогой мой егерь!.. Как… каким образом!.. Я вам все расскажу… но молчок!.. Я пропал, если их превосходительство узнают, что я был в темной передней!.. Я лишусь места, ведь их превосходительство хоть и невелики ростом, но нрава необычайно крутого, легко раздражаются и в гневе себя не помнят, не далее как вчера они изрешетили шпагой несчастную мышь, осмелившуюся прошмыгнуть через их спальню… Ну да ладно!.. Так вот, вечерком я накидываю плащишко и хочу выскочить в кабачок на партию в трик-трак, вдруг что-то шуршит и шаркает передо мною на лестнице, проскакивает у меня между ногами в темной передней, бросается на пол и поднимает пронзительный кошачий визг, а потом хрюкает… о господи… егерь! Держите язык за зубами, вы ведь благородный человек, не то я погиб!.. Подойдите поближе… А потом хрюкает, как обычно хрюкают их милость и превосходительство, когда повар пережарит телячью ножку или еще что-нибудь неладно в государстве.

Последние слова камердинер прошептал егерю на ухо, да еще прикрыв рот рукой. Егерь отшатнулся, сделал озабоченное лицо и воскликнул:

— Возможно ли это?..

— Да, — продолжал камердинер, — сомнений нет, это их милость и превосходительство проскочили у меня между ногами. Я хорошо слышал, как их милость двигали в комнатах стулья и отворяли двери одну за другой, пока не добрались до своей спальни. Идти следом я не решился, но через часок-другой прокрался к двери спальни и стал прислушиваться. Их драгоценное превосходительство храпели в точности так, как то бывает, когда вершится какое-либо великое дело… Егерь! «Есть множество таких вещей на свете, что и не снились нашей мудрости»