Предатель Ты врал мне годами (СИ) - Арская Арина

— Да, Аркадий, у тебя есть еще одна сестра, — подтверждаю я.

И пришло время признать то, что и перед Доминикой я виноват. Да, не знал, да, не хотел, да, не планировал и да, обеспечивал, но... я бы не хотел оказаться на ее месте. Не хотел бы быть внебрачным ребенком, которого никто не любит, а отец скрывает, потому что ты ошибка.

— И что? — Аркаша сглатывает. — Ты притащишь ее жить к нам?

— У нее есть, где жить и у нее есть мать, — закрываю глаза. — Не самая лучшая, конечно, мать, но... — медленно выдыхаю. — Аркаш, я не знаю... Понимаешь, я не знаю, что будет дальше. Со мной, с Доминикой...

— Имя-то какое выежистое, — фыркает Аркадий.

Я открываю глаза.

— Я тут ни при чем.

— Это я уже понял, — Аркадий смотрит на меня прямо и зло. — Ты только деньгами швырял.

Киваю. Аркаша молчит. Потом он встает и начинает ходить из стороны в сторону.

Кричать не собирается. Топать ногами тоже.

Это мой отец виноват в его напряженной собранности? Или я могу надеяться, что в самообладании Аркадия поучаствовало и мое воспитание?

Я удивлен, честно признаться. Мой мальчик умеет сдерживать эмоции в сложный стрессовый момент.

Не пропадет, даже если жизнь сильно ударит его по голове.

— А мама что? — резко разворачивается ко мне.

Щеки бледные, а глаза как угольки.

— Спросишь об этом маму, — подхватываю ручку со стола и несколько раз громко ею щелкаю. —

Скажу только, — поднимаю взгляд на сына, — она очень недовольна. И это мягко сказано.

Возможно, если бы я признался в измене сразу, то меня бы ждало прощение, но после стольких лет притворства, нет.

Я должен принять это, и это процесс уже запущен, раз мой гнев отступил. Принятие оно не про злость, про смирение перед неизбежным. Перед ненавистью детей, презрением жены.

— Ну еще бы недовольная! — Аркадий повышает голос и тяжело дышит, сжимая кулаки. — И

что?! Это развод?!

Я с трудом выдерживаю взгляд Аркаши, который раздувает ноздри и не моргает.

— Да, — тихо отвечаю я.

— Да вы офигели... — Аркадий судорожно выдыхает.

— Ты маму больше не любишь.

— Люблю, — честно отвечаю я, и в груди начинает ныть, а затем это тянущая боль начинает вибрировать злость.

Нет. Я же пришел к принятию и согласился с Любой, что готов быть цивилизованным мужчиной, который откажется от угроз, агрессии и спокойно разведется.

Не хочу я развода.

Поскрипываю зубами и щелкаю ручкой, глядя на Аркадия.

— Люблю, — повторяю я, — но...

Хочется стол перевернуть, а после кинуться прочь из кабинета и отыскать Любу.

Затем бы я доходчиво объяснил, что раз вышла однажды за меня замуж, то обратного пути не будет.

Не позволю.

— Послушай, Аркаша, — сжимаю ручку, которая начинает потрескивать в моем кулаке, — мы люди взрослые и ситуация... — ручка трещит громче и ломается на несколько частей, — ситуация не располагает... — да вашу ж Машу!

Я резко встаю и отбрасываю в стену обломки ручки с пружинкой и стержнем:

— Аркадий! — рявкаю на сына. — Подрастешь, то потом сам поймешь!

Отхожу к окну, и на выдохе медленно закрываю глаза.

— Капец, ты психованный.

— Да, а теперь можешь идти. Я все сказал.

— А раньше ты так не орал.

— Тогда был смысл, — рычу я, — не орать, а сейчас... Аркадий, ты провоцируешь меня. Я на грани.

— На грани от чего?

— На грани от того, что я запру твою мать в подвале до родов, — разворачиваюсь к Аркадию с низким рыком, — после отберу у нее ребенка и заставлю быть рядом, потому что без меня она твоего брата не увидит! А эту тварь Кристину отправлю куда-нибудь в глухую деревню вместе с ее дочерью, а если посмеют высунуться, то я их сотру в порошок!

— Так...

— Твоего дедушку Костю я повешу за ноздри в лесу и отобью все почки!

— Ясно, — Аркаша медленно кивает, не спуская с меня взгляда.

— Но я не буду этого делать! — вскидываю в его сторону руку и грожу ему пальцем, — потому, что по мнению твоей матери я не должен быть таким! Потому что, видите ли, замуж она выходила замуж за другого Богдана!

— Пап, без обид, но ты... козел, да, — Аркаша хмурится.

Меня начинает трясти. Мужской разговор должен был быть спокойным и уравновешенным, но у меня начинает срывать крышечку.

— Да, козел, и поэтому твоя мама больше не хочет козла в мужьях, — клокочу я. —Все логично, нет?

— Когда я порвал Катькины тетради, ты сказал, что любовь совсем не про логику, —Аркадий самодовольно хмыкает. — ты меня тогда так выбесил...

— Я с тобой закончил разговор, Аркадий, — я сейчас точно не только стол переверну, но и диванчик с книжным шкафом.

— Отдаю должок, папа, — прищуривается. — И так же оставляю на подумать, как ты меня тогда.

А затем он неторопливо выходит:

— Пойду к маме.

Глава 52. Парламентер

— Мам, — Аркадий выглядывает на веранду. — Вот ты где?

Поправляю плед на плечах и перевожу взгляд на сына в ожидании его истерики, что новая сестричка ему не нужна и что он в наказании нам отказывается учиться.

— Привет еще раз, — слабо улыбаюсь ему.

Покачиваюсь в кресле-качалке и вновь смотрю поверх розовых кустов. Аркадий молчит, а я не тороплюсь кудахтать о том, что ему стоит успокоиться и что мы с папой его все также любим.

Он садится во второе кресло-качалку.

Эти кресла купил Богдан несколько лет назад, и у нас в жизни появился еще один ритуал: по вечерам сидеть с чашками чая на веранде, покачиваться и тихо беседовать.

Неужели мы этого лишимся?

— Папа психованный, — Аркадий хмурится на меня. — Разорался.

— Ты сейчас на него жалуешься или что?

— Констатирую факт.

— Понятно. Я в курсе.

Опять молчание, и я устало смотрю на сердитого бледного сына:

— Я могу начать говорить, чтобы ты не переживал, что я и папа все равно останемся твоими родителями...

— Мне не пять лет, — огрызается он и обиженно скрещивает руки на груди, глядя перед собой. —

Только выбесишь.

— Я знаю.

Откидываюсь назад:

— Света запретила нам с отцом быть на свадьбе, — закрываю глаза.

Мы с Богданом испортили ей свадьбу, и я понимаю, что я могу теперь потерять дочь на несколько лет обиды.

— Сильно орала? — спрашивает Аркадий.

— Да, — вытягиваю отекшие ноги, — ее можно понять. Такая новость, — хмыкаю,— мало кто будет прыгать от радости.

— Да уж, — невесело подытоживает Аркадий и опять замолкает.

Покачиваемся, и через пару минут тишины под блеклым фонарем, я спрашиваю:

— А ты что думаешь?

— Не знаю, — сжимает подлокотники, — хотел дать папе в рожу, но я оценил свои силы и понял, что он все еще сильней меня. Мне было бы неприятно, если бы он после моего кулака скрутил бы, а я бы с криками дергался, какой он урод и козел. Я бы выглядел жалко.

— Вот как? — вздыхаю я.

— Потом я в какой-то момент подумал, что хочу опять сбежать из дома к деду, но это уже было бы глупым ребячеством, — пожимает плечами. — Или я мог просто уйти из дома, попасть в плохую компанию и показать всем, какая у меня ранимая душа... но, — он переводит взгляд на меня, —

мне это сценарий тоже не понравился. Поэтому я тут.

— И?

— Я же говорю, не знаю, — щурится на меня, — и у меня встречный вопрос. Ты как?

Лучше сыночка решил сбежать к деду в истерике, чем вот так сейчас сидел и в строгом ожидании смотрел на меня.

— Плохо, — честно отвечаю я. — У твоего отца есть внебрачная дочь, и... Это... жопа, Аркаша. Вот.

— Согласен, — кивает и не спускает с меня взгляда. — Но какие планы?

Я молчу не в силах сказать, что нас с Богданом ждет только развод и больше ничего. Жизнь была такой простой до Доминики. Размеренной, уютной и теплой, а сейчас я оказал среди острых камней. Каждый мой шаг будет с кровью и болью.

— Твоя учеба все равно не отменяется, — быстро проговариваю я и опять смотрю на кусты.