Дом и два жениха в придачу - Катя Водянова

покрытым пятнами, видимо, досталось Астрид вместе с домом, но все равно отразило его лицо в обрамлении огненно-рыжих, практически красных волос. По счастью заклинание Белокосовой не убрало их в ноль, только изрядно укоротило.

— Под белку, значит? – повернулся к ней Тилль.

— Это все ваше произношение! – упрямо ответила она. — Я рассчитывала на рыжий цвет, который уйдет к завтрашнему утру, а не стрижку.

Могла бы и поправить, все равно влезла со своим «эльфайе»! Не так уж сильно Тилль и промахивался в произношении, все же старофейский один из важных магических языков. Но Белокосова сама выглядела испуганной, наверное, не рассчитывала на такой эффект.

Хуже, что формально она выиграла их спор. Придумала новое и весьма эффективное заклинание, пусть то и предназначено для стрижки и покраски волос. Под белочку.

— В этом и есть смысл составления заклинаний: учитывать все факторы! – продолжал злиться Тилль.

— Но не такое пренебрежение ударением! Вместо «рыжий, подобно белке» вы произнесли: «как огненная белка»!

— Ну или вам стоит признать, что пока рано прыгать выше головы и писать что-то сложнее «огоньков».

Ярина подошла ближе и протянула руку к его волосам. Тилль безотчетно мотнул головой, уклоняясь от нее, на что Белокосова смутилась и отодвинулась от него.

— Не понимаю, все должно было пройти как надо. Госпожа Вильхоф всегда хорошо отзывалась о моих заклинаниях.

— Астрид не была практикующим магом, откуда бы ей знать все тонкости? Вполне возможно, она просто хвалила вас для поддержания морального духа.

— Ну или то в вас проблема, — вдруг вмешалась Глаша. Она подхватила черного кота на руки и обошла Тилля со всех сторон. – Преподаватель, видный специалист, а заклинания непроверенные на себе испытываете. Болезный к тому же. От прошлого колдунства вообще пять минут кровью хлюпали, а тут вроде бы и ничего.

Тилль действительно не чувствовал дискомфорта, но и магии потратил немного. Подумав, он еще раз взглянул на свое отражение. Темные пряди были разной длины и торчали в беспорядке, из-за чего он походил на городского сумасшедшего. Да и цвет был непривычно темным, разошедшимся и на брови. Лицо при этом изменилось до неузнаваемости, будто перед ним был другой человек.

Он покачал головой и по привычке потянулся к волосам, но пальцы быстро соскользнули с коротких прядей.

— Вам так больше идет, — вкрадчиво заметила Ярина, не подходя ближе.

— Точно, — согласилась с ней Глаша. – И вздыхаете понапрасну, это ж волосы, а не голова. Или вам нравилось на девку походить?

— Скорее – цеплять девок фейской косой, — Макарушка хмыкнул и поскреб левую щеку. Затем продолжил с привычной грустью: — Вон и Ярина Вячеславовна постоянно на нее таращилась.

Белокосова сжала кулаки и повернулась к нему. Макару определенно повезло, что у нее нет ни капли магического дара, не то бы при таком таланте к стихосложению ходить бы ему натуральной белкой. Рыжей и молчаливой, все как Ярина любит. В настоящее время таких заклинаний не было, только записи о них в архивах, но и раскопать их никогда не поздно.

— Это потому, что господин Лайтнер при своем темном каштане на прядях постоянно меня называл рыжей!

— Дык вы и сейчас золотистая, — развела руками Глаша, — стоило все это с заклинанием выдумывать? Да и что за глупости магию на стрижку тратить? Нет бы что полезное, хотя бы дом обогреть. Холодно здесь, особенно в дальнем коридоре.

При этом она зябко передернула плечами и прижала к себе кота.

Ярина недоуменно поглядела на Тилля, а тот пожал плечами. В доме было не жарко, но вполне терпимо. Он и в тонкой рубахе не мерз, а вот Глаша постоянно куталась в жилеты и шали.

— А насчет волос не плачьте, — продолжала Глаша, — если так дороги, можно собрать и в косу сплести, мамка моя такую в сундуке хранила. Любовалась изредка, пока отец не пропил. Недешево ушла косица, тому на неделю хватило.

— Нет уж, спасибо!

Под их сочувствующими взглядами он лично сходил за веником, смел волосы и забросил в камин. Оранжевые огоньки быстро слизали «фейскую косу», оставив от нее только угольки и едва ощутимый запах. Можно было бы обойтись и без сожжения, но не хотелось оставлять никому такую хорошую возможность ему навредить. Сделать это можно было и без волос, но с ними – прицельнее и вернее.

Остальные смотрели на него настороженно, но не вмешивались.

— Хотите платок дам? – снова подалась вперед Глаша. – Чтобы чучелом не смотреться, пока к цирюльнику не попадете.

Тилль выразительно поглядел на нее, затем на еле сдерживающую смех Ярину.

— Как-нибудь обойдусь. Или сам подравняю волосы, здесь ничего сложного.

В крайнем случае сбрить их целиком будет не так позорно, как натянуть один из Глашиных разноцветных платков. Те были слишком женскими, даже если сделать узел на затылке, как принято у пиратов.

— Ну, тяжко будет – зовите, мои младшие как-то завшивели, мамка заставила всех обкорнать.

— А я неплохо умею овец стричь, — вмешался Макар, — матушка как-то завела итилийских тонкорунных…

На это Тилль только закатил глаза и отправился к себе в спальню. Непонятно, за что Отец Небесный наказал его такими соседями: одна решила ему волосы перекрасить в рыжий, другие – откровенно насмехаются. Вши и тонкорунные овцы, вы подумайте! Спасибо, что не предложили под горшок подравнять. Хотя, наверное, просто приберегли это на потом, нельзя же все козыри светить разом!

За ним в спальню проскользнул светлый кот, сразу же нагло обустроился на кровати и теперь вылизывал переднюю лапу.

— И тебе весело? – устало спросил Тилль и подошел ближе. Кот тут же плюхнулся на спину и подставил ему для почесушек живот. – Ты же жил с Астрид, наверняка знаешь, где проклятая книжка, а подсказать не можешь.

Боль перекатился еще раз и заурчал, стоило почесать его за ухом, а затем сразу же попытался цапнуть Тилля. Но тот быстро одернул руку и спихнул кота с кровати.

Затем и сам встал, нашел в ванной маникюрные ножницы и бритву и устроился напротив зеркала. Раньше он как-то не пробовал равнять себе прическу, да и не стригся коротко, разве что в армии. И там волосы уже через месяц отросли ниже лопаток, на что сержант махнул рукой и разрешил ходить в неуставном виде.

Первая прядь отделилась легко, но оставила после себя безобразный клок с рваными краями.