Скандальный брак - Софи Джордан

Эви должна была бы думать о нем. Он — отец Николаса, как-никак. Но только Спенсер занимал её мысли. Близость Спенсера, его ошеломляющая мужественность, воспоминания о его голой груди, мышц, напомнивших ей греческие скульптуры. Мысль о том, что он станет её мужем, что они закончат начатое в библиотеке, заставляла её сердце биться быстрее.

И её осенило: она боялась совсем не Спенсера, она боялась себя. Вот от чего она бежала.

Девушка таяла в его руках и смотрела на него, как голодающая женщина. Даже сейчас предстоящая ночь мучила её. Соблазняла и мучила её одинаково.

Она хотела заключения их брака. Она наконец-то сможет узнать всё, что происходит на супружеском ложе, с мужчиной, который вернул её тело к жизни. Но это будет означать, что он раскроет всё, что она пытается скрыть. Тайну, которую она так рьяно хранила все эти годы. Какая неразбериха!

Его пальцы скользнули вверх по её рукам, обжигая кожу сквозь ткань платья.

— Ответь мне! Я должен бороться с призраком?

Эвелина выдержала его взгляд, прочитала неистовое требование в их сверкающей изумрудной глубине. Требование правды.

Она облизнула губы, обдумывая ответ, и выпалила:

— Да.

Он дернулся.

Как бы она не ненавидела добавлять ещё одну неправду к своей паутине лжи, чтобы остановить его попытки соблазнения, оно того стоило.

— Я чувствую себя так, будто предаю Йена, — довольно логичная причина держать Спенсера на расстоянии вытянутой руки, но как же больно было выдавить из себя эту ложь!

При этих словах его лицо изменилось.

— Предаешь Йена, — пробормотал Спенсер. Его руки упали. — Давая его сыну имя? Давая Николасу будущее, на которое он не смел бы и надеяться, будучи незаконнорожденным? Едва ли это может показаться предательством.

Она кивнула.

— Конечно же, нет, но сердце не всегда подчиняется логике. То, что мы сегодня женимся, не обязывает нас завершить брак сегодняшней ночью.

— Ты ясно озвучивала свои желания по этому поводу, — он пристально смотрел на неё. Жестко. Упрямо. — Так неустанно.

В этот момент в дверь гостиной постучались, и вошла миссис Макгрегор, жена хозяина постоялого двора. Высокий джентльмен с обветренными щеками шел за ней следом.

Холод сковал Эви, притупляя все остальные чувства, даже жар, который она чувствовала в присутствии Спенсера.

Миссис Макгрегор представила мистера Харта.

Каким-то образом Эвелина смогла произнести подобающую любезность.

— Простите, что заставили вас ждать, — сказал мистер Харт. — Если вы встанете тут, мы сможем начать.

Спенсер взял её под локоть и отвел к окну. Холод просачивался сквозь стекло, приникая под шерстяное платье. Она задрожала и скрестила на груди руки. Спенсер, должно быть, почувствовал, что она дрожит. Он придвинулся к ней ближе, вытянув руку вдоль её тела, что лишь заставило её дрожать сильнее.

Священник начал.

Эвелина видела, что его губы двигаются, и пыталась понять, что он говорит. У неё было ощущение, что она всё равно, что под водой, в абсолютной пустоте, лишенной времени и звуков.

Повернувшись, она изучала гордый профиль мужчины, стоящего рядом с ней. Стоик. Его рот вытянут в прямую линию. Черты лица казались высеченными из мрамора.

Он станет частью её жизни с этого момента. Навсегда. До самой смерти. Она пыталась заставить себя думать об этом. Проникнуться торжественностью момента. Чудовищностью замужества за незнакомцем. Но даже несмотря на то, что она пыталась думать об этом, видеть сквозь пелену, слышать сквозь приглушенный гул в голове, ничто из сказанного священником, до неё не дошло. Ни её имя. Ни его.

Ничего до тех пор, пока мистер Харт не произнес слова «мужем и женой».

Мужем и женой. Мужем и женой.

Она теперь замужем.

Ещё девочкой в Пенвиче она мечтала о приключении, мечтала оставить позади обыденность и улететь от всего привычного. Даже в то время замужество не вписывалось в её представления о приключении. И впоследствии, после рождения Николаса, она оставила мысли о приключениях, а замужество отошло ещё дальше назад, став одним из самых далеких возможностей.

И вот сейчас она стоит здесь. Как жена.

— Теперь вы можете поцеловать невесту.

От этого заявления её душа ушла в пятки. Она повернулась.

Эти бледно-зеленые глаза смотрели на неё сверху, медленно приближаясь, когда Спенсер наклонял голову. Она чувствовала, как все смотрят на неё, радостные, заинтересованные, не имеющие понятия, что наблюдают за свадьбой двух незнакомцев… готовящихся к поцелую.

Он обхватил её за плечи крепко, но нежно.

Она не сводила взгляда с его приближающихся губ.

В последний момент Эвелина повернула лицо в сторону. Его губы попали на её щеку и задержались там мгновение теплым прикосновением к холодной коже. Она не отрывала взгляда от замерзшего оконного стекла, пока его губы не перестали касаться её, а руки упали с плеч.

Медленно она перевела взгляд на его лицо.

С губ Эвелины сорвался вздох. Что-то темное и сердитое плескалось в зеленой глубине его глаз, и она сразу поняла — он не любил быть отвергнутым, особенно в таком деле, как их первый поцелуй в качестве мужа и жены. Не самое благоприятное начало, но ничего поделать с собой она не могла.

Миссис Макрегор захлопала от всего сердца, не имея ни малейшего понятия о возникшем напряжении. Некоторое время они были заняты, заполняя регистрационный журнал в кожаном переплете. Вернее, остальные были этим заняты. Едва ли Эви могла что-то делать. Дрожащей рукой она поставила свою подпись небрежной закорючкой. И всё было готово.

Теперь перед ней была вся жизнь, чтобы знакомиться с собственным мужем.

И молиться, чтобы он не познакомился с ней чересчур близко.

Глава 15

— Мы будем спать здесь?

Спенсер посмотрел на Эви, стоящую посреди лучшей комнаты постоялого двора, и пытался осознать, что теперь она его жена.

— Да, — ответил он. Прислонившись к шкафу, он задумчиво наблюдал, как взгляд Эви обратился к кровати, затем в сторону, затем опять к кровати. Его губы насмешливо изогнулись. — С комнатой что-то не так?

Ее искрящиеся голубые глаза переполняла тревога, даже притом, что она смогла выдавить: — Нет.

Его взгляд упал на сжатые пальцы Эви. Чтобы спрятать улыбку, Спенсер опустился в кресло, стоящее возле окна, и начал стягивать сапоги, убежденный, что придется выслушать еще многое касательно их совместной комнаты. Если он что-то и знал о своей жене, так это то, что он заставлял ее чувствовать себя неловко. Улыбка Спенсера исчезла. Любую женщину повергнет в неловкость то, что она влюблена в его друга, пусть даже и умершего.