Записки о большевистской революции - Жак Садуль

«Какая низость, — говорит он мне, — этот Клемансо, Клемансо Панамский, Клемансо, замешанный во множестве других грязных историй, этот Пуанкаре, который не один раз принимал под видом гонораров деньги за свою поддержку, оказываемую им крупным капиталистическим обществам, но не как адвокат, а как влиятельный член парламента. Это все те, кто превращают политику в ремесло, за счет которого они живут нагло и „жирно“, это все те, кто бессовестно и цинично клевещет или из-за нехватки смелости заставляет клеветать свою продажную прессу на наших товарищей-большевиков. Между тем им известно, что Ленин, я сам, все наши борцы не наживались на своих убеждениях, а страдали за них, что за них они шли в тюрьмы, в Сибирь, в ссылку, рисковали жизнью, сносили унижения и самые чудовищные лишения».

Троцкий вновь сравнивает тут французские газеты и правительство с английскими и американскими. Последние, будучи в политической полемике не менее резкими, чем кто бы то ни было, не делают глупостей и не опускаются до нападок на отдельных лиц.

Решатся ли понять в официальных французских кругах Петрограда и Парижа, до какой степени подобные подлые методы опасны?

Тем самым большевиков еще больше подталкивают на антисоюзнические позиции, способствуя их сближению с Германией. Такова ли конечная цель? Не ясно ли после месяца унизительных уроков, преподнесенных событиями, что так или иначе, но нужно вести переговоры; не очевидны ли просчеты выбранной позиции, быстро и верно ведущей нас к еще более грозным катастрофам?

Перемирие, затем сепаратный мир, заключенный без нас, — это мир против нас.

Без нас. Я не хочу сказать — пусть меня поймут правильно — без вступления союзников во всеобщие переговоры о перемирии и о мире. Просто я допускаю, хотя и не верю в это, что союзники могут быть заинтересованы не участвовать в этих переговорах. Но я не хочу углубляться в этот сложный вопрос о всеобщем мире. Должно быть, только кабинеты Лондона, Парижа и Вашингтона в состоянии сопоставить силы немцев и соответственно союзников, точно оценить пассив и актив каждой группы противников и сказать, может ли американская помощь компенсировать выход из войны России, что будет представлять из себя в таком случае помощь Японии и т. д., и т. п. Однако позвольте мне, по крайней мере, повторить то, о чем я уже не раз писал, о чем я без устали говорю здесь, дабы не оставалось больше иллюзий о возобновлении активных военных действий на Восточном фронте. Необходимо понять, что если какие-то действия и возможны на русском фронте, то вести их может только находящаяся ныне у власти партия. Увы, наши официальные дипломатические представители, вместо того чтобы признать эту истину, продолжают строить замки на песке. Вместо того, чтобы начать переговоры со Смольным, они стараются организовать саботаж большевизма. По нескольку раз на дню возвещают о его крушении. Убеждены, что Учредительное собрание его сметет. Направляют национальные движения (Украина, Кавказ, Польша и т. д.) скорее в сторону антибольшевизма, чем национальной организации. Одним словом, всеми этими акциями, акциями политическими, как раз теми, от которых нам следовало бы отказаться, — мы усугубляем российский застой, а против внешнего противника не делаем ничего. Никакая другая позиция не могла бы быть более на руку немцам.

Мы подталкиваем Россию к миру — сепаратному или всеобщему, — которого она ждет с нетерпением, все более заметным во всех партиях.

Представляю, какое возмущение может вызвать одна только гипотеза, допускающая немедленные переговоры о всеобщем мире. Тем не менее я уже около трех лет убежден, что, поскольку мирные переговоры — это еще не мир, безумно отказываться, более того — безумно не стараться начать диалог, который дает определенные шансы выйти из войны. И я никогда не мог понять рассуждения политических руководителей воюющих стран, которые сводятся к заявлениям: «Я не буду говорить с врагом, пока он жив». Впрочем, я не собираюсь утверждать, что большинство моих соотечественников придерживается того же мнения, что и я, хотя само по себе оно основывается на здравом смысле. Я просто прошу внимательно изучить ситуацию, прежде чем вновь разражаться руганью и демонстрировать презрение или жалость в ответ на новые предложения, которые через несколько дней будут направлены большевиками воюющим державам.

Можно допустить, что всеобщие переговоры не начнутся немедленно. Однако оправдать то, что союзники все еще не нашли компромисса со Смольным, — невозможно. По причине какого заблуждения оставляют они русских парламентариев один на один с немцами в Брест-Литовске, не командируют в Петроград к Ленину и Троцкому официальных представителей с поручением защищать русские и союзнические интересы? Я по-прежнему один выполняю эту миссию, будучи убежденным, что мое непосредственное начальство видит всю ее пользу, но также и с уверенностью, что посольство самым враждебным образом относится ко всяким действиям, которые, очевидно, полностью противоречат его бездействию или, вернее, его склонностям к действиям иного рода.

В день, когда г.г. Нуланс и Бьюкенен поведут переговоры с Лениным и Троцким, вопрос о перемирии и сепаратном мире окажется чудесным образом отложенным — наши дипломаты сумеют одной лишь силой доводов убедить большевиков выдвинуть против Германии цели революционной войны. Эти революционные цели могут быть приняты империалистической Германией. Именно в этом направлении я и действую и должен отметить определенность предельно точных обязательств, уже взятых на себя в этой связи Лениным и Троцким. У меня есть уверенность, что по основным принципам они не пойдут на сделку со своей совестью и, если потребуется, решатся даже на разрыв переговоров с противником. Если мне удалось добиться этого от них по принципиальным вопросам, несмотря на сугубо личный и чисто дружеский характер моих действий, легко представить, чего можно было бы добиться в каждом конкретном случае, если бы я был официальным представителем союзников в Смольном и обладал — под руководством и контролем со стороны посольства — всей свободой действий и возможностью гарантировать в ответ на сделанные уступки экономическую и военную помощь союзников. Говорю о себе, потому что я здесь, и мне полностью доверяют люди, с которыми предстоит иметь дело, однако я уже писал о том, кто из французских политических деятелей мог бы, на мой взгляд, быть полезен в этой роли в Петрограде.

Нужно ли продолжать сравнивать то, что делается, с тем, что должно делаться?

Мы по-прежнему ограничиваем наши действия безосновательным утверждением, что Троцкий и Ленин являются марионетками, все нити от которых тянутся в Берлин. Ничего не предпринимается для того, чтобы потянуть за некоторые из этих нитей. А ведь как легко было бы взять их все в свои руки.