Жаба с кошельком - Дарья Донцова

Ну да, он же говорил про севшую батарейку. Небось звонил мне из автомата, по карточке. Ладно, поеду без консультации, навряд ли сама Валентина в курсе проблемы.

Обрадовавшись принятому решению, я принялась названивать в «Волшебный лес», но никто не спешил поднять трубку. Что ж, погода отличная, Валентина, скорей всего, в саду, сидит под какой-нибудь елкой, вяжет салфетку. В доме она сейчас одна, забот особых нет, вот и отдыхает, поеду так.

Ново-Рижское шоссе – свободная, хорошая трасса, это вам не Рублево-Успенская магистраль, по которой приходится передвигаться черепашьим шагом, пропуская бесконечных чиновников на машинах с мигалками. Одна беда, до этого шоссе еще нужно добраться. А путь лежит мимо Тушинского вещевого рынка, и вам сначала предстоит въехать в узкий тоннель, преодолев затор у въезда в него, а потом вы окажетесь в очередной пробке. Да как можно ожидать простора на пятачке, где справа «Макдоналдс», слева нескончаемые ряды торговцев шмотками, а чуть впереди станция метро и платформа железной дороги? Сами понимаете, сколько времени нужно, чтобы добраться до МКАД.

Стараясь не злиться, я ползла в длинной очереди автомашин, над дорогой колыхалась жара. Те водители, в автомобилях которых не было кондиционеров, ехали с открытыми окнами, только, думается, им от этого не стало прохладней. Поток двигался с черепашьей скоростью и наконец встал вообще. Я откинулась на сиденье. Может, купить вертолет? Одна беда – припарковать его будет негде.

Глава 19

Сделав погромче радио, я принялась бездумно рассматривать улицу. «А сейчас мы что-нибудь прорекламируем, – донеслось из динамика. – «Учеба за рубежом – это реально…» Я усмехнулась. Почти всю жизнь я провела у доски с мелом в руке. Долгие годы вбивала в головы студентов железные гвозди французской грамматики и пришла к простому выводу: если человек не желает учиться, то вы его никак не заставите. И еще я наивно полагала, что такие почтенные, всемирно известные университеты, как Сорбонна во Франции и Оксфорд в Англии, тщательно отбирают студентов, и обучаются там лишь одаренные люди.

Но на заре перестройки вера моя была разрушена. Я пристроилась работать в фирму, которая отправляла детей «новых русских» на учебу за рубеж.

Однажды в эту контору явилось лицо кавказской национальности, обвешанное золотом и окруженное телохранителями. С ним пришел сынишка, паренек лет семнадцати, весь в прыщах, самого противного вида.

Лицо заявило, что желает отправить отпрыска в Сорбонну учиться на адвоката. Поскольку мне с каждого оформленного на учебу ребенка «капала» определенная сумма, я с жаром взялась за дело и сообщила примерную стоимость обучения, на мой взгляд, несуразно огромную. Чтобы сразу не отпугнуть кавказца, я сказала:

– Можно платить по частям, за каждый семестр отдельно.

«Лицо» покачало головой:

– Нэт. Мэня убить могут, отдам дэньги сразу.

Сразу так сразу, кто бы спорил, но не я. Но сумма-то бешеная, и я опрометчиво предложила:

– Давайте сейчас устроим мальчику небольшое испытание. Сорбонна присылает тесты, чтобы абитуриенты могли проверить свои знания.

Кавказец обозлился и начал орать, что его сын учится на одни пятерки, ни на какие идиотские вопросы он тут отвечать не станет, и швырнул мне на стол дневник, весь усеянный пятерками.

Я тактично промолчала, но в глубине души была абсолютно уверена, что любящий папочка купил ради сыночка всю школу на корню.

Парень оформил документы и улетел. Примерно через две недели после его отъезда в Париж из Сорбонны пришел факс:

«Уважаемая мадам! Мы испытываем огромное удовлетворение от работы с вашей фирмой и надеемся, что наше сотрудничество продлится и в дальнейшем. Особо благодарим вас за студента Беслана Ибрагимова, это очень приятный молодой человек. Заранее приносим извинения, но нам требуется задать вам некоторые вопросы и получить на них ответы:

1. Беслан прошел тестирование по французскому языку, и мы вынуждены с сожалением констатировать, что он им не владеет».

Я моментально вспотела. Так, приехали, насколько я знаю, любое учебное заведение уровня Сорбонны имеет полное право отчислить студента, если тот не соответствует требованиям университета. А денежки они не вернут. В полном ужасе я стала читать дальше:

«2. Беслан прошел тестирование по истории, и мы вынуждены признать, что он не знает предмета».

Мне стало совсем дурно, но я упорно читала факс. Там было, дай бог памяти, пунктов пятнадцать, в особенности умилил последний:

«3. Беслан прошел тестирование по русскому языку, и мы вынуждены констатировать, что он им не владеет, наречие, на котором изъясняется студент Ибрагимов, нам непонятно, что вносит большие трудности в осуществление учебного процесса».

Потом из факса полез еще один листок. Я была готова к самому худшему. Сейчас прочитаю об отчислении и сообщение о том, что, согласно правилам, сумма за обучение не возвращается, и адью, Дашутка. Лучше даже не думать, что со мной сделает папуля Беслана. Одно хорошо, можно не оформлять завещание, потому что завещать мне нечего.

Листок вылез наружу. Я схватила его и затряслась:

«На основании вышеизложенного с глубоким сожалением вынуждены сообщить, что учеба Беслана в Сорбонне на данном этапе представляется нецелесообразной».

Я похолодела и ощутила себя трупом. Но, почти теряя сознание, все же дочитала послание до конца:

«Поэтому мы берем на себя смелость и просим вас связаться с родителями Беслана, чтобы предупредить их о дополнительных материальных тратах, которые им, к нашему глубокому сожалению, придется понести, чтобы спокойно обучать Беслана в университете:

1. Мы нашли Беслану репетиторов по всем предметам.

2. Мы нашли человека, который станет сопровождать его в поездках по городу.

3. Мы наняли Беслану преподавателя, который научит его пользоваться столовыми приборами.

4. Мы нашли…»

И так еще двадцать пунктов. Завершался факс абзацем:

«На основании вышеизложенного не возьмете ли вы на себя труд сообщить родителям Беслана Ибрагимова, что им следует внести на наш счет сумму в размере ста двадцати тысяч франков, не предусмотренную в основном контракте. Примите наши извинения…» – и прочая, прочая, прочая.

После этого случая у меня возникла стойкая уверенность: если хотите, чтобы ваш мопс получил диплом о высшем образовании, смело отправляйте его в Сорбонну, через энное количество лет собачка вернется магистром, главное, вовремя и бесперебойно вносить плату за обучение.

Улыбнувшись воспоминаниям, я докатила наконец до шоссе и радостно вздохнула: ура, пробок больше не предвидится.

Доехав до поселка, я ткнулась в закрытый шлагбаум и погудела, высунулся охранник.

– Куда?

– К Литвинским.

– Туда нельзя на автомобиле, только пешком, припаркуйте «Пежо» на площадке.

Я оглянулась, увидела с десяток иномарок, поставленных поодаль, и обозлилась. Ну и порядки тут теперь! Небось жильцы приняли решение не пускать на территорию никого на колесах, только своих. У нас в Ложкине тоже иногда ведутся подобные разговоры: дескать, пусть гости бросают свои тачки за оградой и идут к нужному дому пешком. Дороги в Ложкине узкие, разъехаться трудно… но до принятия конкретных решений у нас дело все же не дошло, а тут, очевидно, подвергли всех не живущих в поселке остракизму.

Я заперла «Пежо» и пошла в глубь «Волшебного леса», дорога вилась между деревьями, направо, налево… Я вышла к знакомым воротам и остолбенела. Железные створки, всегда наглухо закрытые, стоят распахнутые настежь. В глубине участка виднеются машины «Скорой помощи», пожарных и милиции. Дом… его нет. На земле высятся обгорелые руины и вьется тонкий дымок.

Я влетела на участок и закричала:

– Валентина!!!

Несколько милиционеров, стоящих у «Волги», повернулись. Потом один, самый молодой, подошел ко мне и спросил:

– Ищете кого?

– Да, – растерянно ответила я, – Валентину.

– Фамилия?

– Понятия не имею, – пробормотала я, – никогда ею не интересовалась. Валя, и все, она у Литвинских домработницей служила, живет в этом доме.

– А вы кто?

– Дарья Васильева, близкая знакомая Литвинских.

– И зачем вы приехали? Или не в курсе, что хозяин погиб, а жена в тюрьме?

– Знаю, конечно, – приходя в себя, ответила я, – просто Андрей брал у меня книгу, библиотечную, не вернул, мне звонят, напоминают, вот и отправилась сюда, думала, Валя мне ее отдаст! Где она, кстати?

Милиционер покачал головой.

– В «Скорой» лежит.

Я обрадовалась:

– С ней можно поговорить?

– Нет, она умерла, – сообщил парень.

Я попятилась:

– Как умерла?

– Сгорела.

На какое-то время я лишилась дара речи, но потом все же сумела спросить: