Я была здесь - Гейл Форман

Через какое-то время я ее оттер, и она заснула. Педро увлекся головоломкой, у меня появилось время, и я взял журнал. Двухлетней давности, это же поликлиника. Я открыл его наугад. И там оказалась статья о прощении. Журнал был не религиозный, а медицинский, там описывалось исследование на тему, как прощение положительно сказывается на здоровье. Выяснилось, что оно понижает давление, тревожность, сводит на ноль депрессию.

И тогда я понял, что эта статья ниспослана специально мне. Читая ее, я вспомнил Послание к колоссянам, стих 3:13: «Снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы». И я простил всех, кто там был: женщину за ее грубость, медсестер за то, что не могли помочь, врача, который заставил нас ждать, даже СиСи за ее капризы. А затем и самого себя. И тут же стал переживать за дочку меньше. Мне стало спокойно, мирно, сердце наполнилось любовью. И я вспомнил, почему Господу угодно, чтобы мы прощали друг друга. Не потому, что это ключ к лучшей жизни, а ради того, как мы сами после этого меняемся. Прощение – дар Божий. Христос нас простил. За наши грехи. Это был Его дар. Но, дав нам возможность и самим прощать друг друга, Он сделал нас открытыми этой божественной любви. В статье все верно говорилось. Прощение – это чудодейственное средство. Божественное лекарство.

Джерри продолжает, цитируя отрывки из Святого Писания о прощении. Но в данный момент это мне не в тему. Вчера я первая ушла спать, оставив Бэна с Ричардом у костра. Эти двое переносят друг друга с трудом, поэтому я думала, что и они вскоре разойдутся. Но теперь, слушая проповедь отца Ричарда, я понимаю, что все было не так. Они трепали языками. Вот тебе и священный круг.

– Когда я уже собирался уходить после того, как нас осмотрел врач, – продолжает Джерри, я снова наткнулся на ту сердитую мамашу. Вся моя озлобленность к этому моменту прошла. И мне ничего не стоило побороть ее. Она просто испарилась. Я выразил надежду, что ее девочка вскоре поправится. Женщина повернулась в мою сторону, и я увидел, какая она уставшая, как и многие родители. «Обязательно, – сказала она. – Врач говорит, все заживает». Я заметил у девочки на подбородке небольшой и еще свежий рубец. Я снова посмотрел на мать и увидел в ее глазах еще более свежую рану, которая затягивалась медленнее. Я захотел расспросить о случившемся, но Педро с СиСи дергали меня за руки, к тому же я не имел никакого права. Но, наверное, женщине хотелось отвести душу, и она сама рассказала мне, что несколько недель назад очень спешила, а дочка засмотрелась на цветы. Она резко дернула ребенка за руку, так что девочка, любовавшаяся танцем пчел, ударилась о калитку. И поранила подбородок. «Шрам теперь навсегда», – сказала полным боли голосом мать. И я понял, на кого она злится. Кого она не простила. «Если ваша рана пройдет, то и ее тоже», – ответил я. Она посмотрела на меня, и я понял, что то, о чем я ее прошу, то, о чем просит нас Господь, – и то, о чем я всех вас прошу, – непросто сделать. Дать зажить собственным шрамам. Простить. И иногда тяжелее всего простить самих себя. Но иначе мы лишаем себя одного из величайших даров Господа – этого божественного исцеления.

После окончания проповеди Ричард поворачивается ко мне, широко улыбаясь. Он так гордится. Своим отцом, да и собой за это публичное объявление.

– Что скажешь?

Я молчу. Затем резко встаю со скамьи.

– Что-то не так? – интересуется Бэн.

Ричард Зеллер и его отец просто не знают, о чем говорят. Им неведомо состояние, когда по утрам злоба – единственное, что помогает тебе протянуть этот день. Если ее у меня забрать, я останусь как огромная разверстая рана, у которой, черт меня дери, нет ни единого шанса.

Я выхожу в фойе, едва сдерживая слезы ярости. Ричард идет по пятам.

– Что, святой отец достал? – шутит он, но взгляд у него обеспокоенный.

– Ты ему рассказал. А обещал молчать. Брехло.

– Я с ним до самого завтрака не пересекался, а ты там тоже была и сама все видела.

– Тогда как он узнал? С чего вдруг такая подходящая проповедь?

Ричард заглядывает внутрь церкви, где снова началось пение.

– Коди, просто чтобы ты знала, проповеди он пишет за две недели, а не так просто из задницы тексты достает. Также чтобы ты знала, не ты одна зло затаила, не тебе одной требуется прощать, но, как он и сказал, если уж журнал сам открылся на нужной странице…

– Ты упоротый? – перебиваю я.

Он смеется.

– Не рассказывал я ему о твоей поездке. Хочешь знать правду: я отговорил МакКаллистера от мысли развернуться и поехать обратно. Ты куда мужественнее его, что неудивительно, – пение смолкает, Ричард кивает головой в сторону кафедры. – Вернись. Служба уже почти закончилась. Прошу тебя.

Я иду за Ричардом обратно, а Джерри в это время благословляет собравшихся, больных и горюющих, тех, кто собирается сыграть свадьбу или ждет ребенка. В конце он добавляет: «Да благословит и направит Господь Коди и Бэна. Пусть они найдут не только то, что ищут, но и то, в чем нуждаются». Я снова смотрю на Ричарда. Я как-то сомневаюсь, что он не врет, что не рассказывал ничего отцу. Но на данный момент его предательство, если оно имело место, кажется менее весомым, чем это благословение.

Когда мы выходим из церкви, Бэн бросает мне ключи, словно понимая, что я хочу сесть за руль. В Туин-Фолс мы съезжаем с трассы на шоссе 93. Бэн начинает зевать, глаза у него закрываются. Он спал на полу в комнате Ричарда с Гэри, и, по его словам, Ричард храпит, а Гэри разговаривает во сне, так что он почти не сомкнул глаз.

– Может, сейчас поспишь? – предлагаю я.

Он качает головой.

– Это против правил.

– Каких еще правил?

– Поездочных. Кто-то должен не спать вместе с водителем.

– Это имеет смысл, только когда людей много, а мы сейчас вдвоем, и ты уставший.

Он смотрит на меня, словно обдумывая.

– Послушай, – продолжаю я, – мы можем составить новые правила.

Бэн все смотрит. А потом сдается. Поворачивается к окну и засыпает на три часа.

Видеть его спящим почему-то приятно. Может, дело в солнце, а может, это я себе навоображала, но синяки у него под глазами как будто светлеют. Бэн просыпается, когда я подъезжаю к заправке в конце шоссе. Внутри у них висит большая карта, на которой красным кружочком отмечено место, где мы находимся: 93-е шоссе соединяется с 80-й межштатной автомагистралью. Нам надо по ней на восток, затем по 15-й автомагистрали на юг, в сторону Солт-Лейк-сити. А если поехать по ней же на запад, попадем в Калифорнию, чуть выше озера Тахо.

После того как Гарри прислал мне адрес, я на это озеро несколько часов пялилась. Хотя он сам живет не на озере, а в городке неподалеку. Но оно такое красивое, вода голубая и прозрачная.

– А город Траки в Калифорнии далеко отсюда? – спрашиваю я у кассира.

Он пожимает плечами. Вместо него мне отвечает водитель грузовика «Питербилт», говоря, что чуть меньше пятисот километров.

– А от Траки до Лафлина, Невада? В смысле, большое ли это будет отклонение?

Он чешет бороду.

– Где-то километров на пятьсот. От Траки дотуда километров восемьсот-девятьсот, а если отсюда – восемьсот. В любом случае дорога долгая.

Я отдаю сорок баксов за бензин, карту Калифорнии, пару буррито и литр «Доктора Пеппера». Когда я возвращаюсь к машине, Бэн роется там в поисках очков от солнца.

– Как думаешь, к ночи будем в Лафлине? – спрашивает он.

– Едва ли. Мы выехали поздно, так что не раньше полуночи, – я вставляю пистолет в бак.

Бэн выходит и принимается очищать окна скребком.

– Постараемся. Я отоспался. Долго я был в отключке?

– Четыреста километров.

– Значит, к ночи доедем. Я поведу.

Я разжимаю руку, бензин перестает литься.

– Что такое? – спрашивает Бэн и смотрит на карту Калифорнии. – Ты что, передумала?

Я качаю головой. Нет. Не передумала. Это нужно сделать. Довести до конца. Но мы так близко. Ну, не совсем. За пятьсот километров. Может, у меня даже адрес неправильный или неактуальный. По словам Гарри, он много переезжал. Но я впервые подобралась так близко, всего триста километров.

– А тебе когда надо дома быть? – спрашиваю я.

Бэн соскребает мошку со стекла, затем пожимает плечами.

– Мне, кажется, хочется еще кое-куда заехать.

– Еще? Куда?

– В Траки. Это в Калифорнии, рядом с Рино.

– И что там?

Если кто-то и поймет, то это Бэн.

– Отец.

В районе десяти мы находимся где-то высоко в горах Сьерра-Невада, застряли в цепи домов на колесах и грузовиков с громадными моторными лодками. Бэн ведет уже шесть часов без передышки. Снова пора заправляться и надо решить, где будем ночевать, но я хочу уже попасть туда.