Сочинения. Том 3 - Евгений Тарле

Глава IV

НАЧАЛО ЗАПРЕТИТЕЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ НАПОЛЕОНА

Хлопчатобумажная промышленность во Франции и декрет 22 февраля 1806 года

1. Колебания и опасения Главного торгового совета в эпоху Амьенского мира, Аргументация в пользу безусловного воспрещения ввоза иностранных бумажных материй после Амьенского мира. 2. Анкета 1805–1806 гг, и ее результаты. Вопрос о распространении машинного производства. Департаменты, где было развито бумагопрядильное и бумаготкацкое дело. 3. Пожелания промышленников. Антагонизм между владельцами прядилен и владельцами ткацких и ситцевых мануфактур. Отношение правительства к этому антагонизму. Показание Ришара-Ленуара в совещании во дворце. Рассказ Наполеона о том же совещании. Издание декрета 22 февраля 1806 года.

Между разрывом дипломатических отношений Франции и Англии в 1803 г. и берлинским декретом о континентальной блокаде прошло 3½ года, и за этот промежуток времени произошло событие очень большой важности в экономической истории Франции: был издан декрет 22 февраля 1806 г. о безусловном воспрещении ввоза каких бы то ни было бумажных материй и бумажной пряжи из-за границы во Францию.

Этот декрет важен по нескольким причинам: 1) он имел весьма большое значение для судеб одной из самых важных отраслей обрабатывающей промышленности; 2) он был первым принципиальным актом наполеоновской запретительной таможенной политики, актом, чреватым, как увидим в дальнейших главах, большими последствиями для вновь завоевываемых Наполеоном земель; 3) этот декрет был первым осуществлением принципа, легшего в основание континентальной блокады и особенно повлиявшего на практику блокады: такие-то товары независимо от их происхождения следует безусловно воспретить к ввозу потому, что Англия их может доставить по дешевой цене другим нациям, а другие нации могут ввезти их в Империю. В феврале 1806 г. за Наполеоном уже был Аустерлиц, но Иена была еще впереди, и декрет о бумажных материях должен был иметь не общеевропейское применение. Но уже и мысль, и способ действия, с которыми всей Европе пришлось считаться после Тильзита, можно распознать в этом декрете. Его история — как бы вводная страница к истории континентальной блокады.

Не нужно удивляться, что именно в области этой индустрии впервые проявилась полностью руководящая идея экономической политики царствования: с одной стороны, на примере Англии уже было ясно, что дешевизна бумажных материй в будущем вытеснит полотняные изделия, отчасти шерстяные, и что вообще этой отрасли текстильного производства предстоит колоссальная роль в жизни европейских народов; с другой стороны, именно в области бумагопрядильного производства Англия сделала особенно блистательные технические успехи, особенно далеко опередила Францию. И то, и другое обстоятельство приковывали внимание правительства и заставляли его чутко относиться к жалобам заинтересованных.

1

В первые же месяцы после государственного переворота 18 брюмера первому консулу подавались петиции, в которых, указывалось, что нет хлопка для мануфактур, что нужные Франции бумажные материи ввозятся из-за границы и что именно это обстоятельство доводит французских рабочих до голода и до самой ужасающей нищеты[1]. Конечно, и надежды на обильный ввоз хлопка связывались тоже с мыслью о неминуемом и прочном мире, который скоро наступит. Но и в эти годы, как и впоследствии, достать нужное количество хлопка зависело всецело от самого французского правительства: англичане на своих кораблях (пока англичанам было позволено) и на чужих ввозили его во Францию в огромных количествах и смотрели на этот товар как на одну из прибыльнейших статей своего колониального экспорта; ввозили его и американцы, и вообще все купцы нейтральных наций. Хлопковый голод ощущался в эпоху революции, при максимуме, но только потому, что максимум, естественно, губил вообще всякий иностранный импорт. Нужны были драконовские меры, предпринятые Наполеоном впоследствии, в эпоху континентальной блокады, чтобы опять повторилось это явление. Пока, в 1800–1806 гг. в особенности, недостаток хлопка был мимолетным, скоропреходящим затруднением. Во всяком случае нужно отметить, что уже в 1803 г. был поставлен вопрос, который спустя 7–8 лет занял самого Наполеона.

В некоторых торгово-промышленных кругах Франции возбуждался даже вопрос, стоит ли особенно хлопотать о процветании именно хлопчатобумажной промышленности, потребляющей иноземное сырье; не лучше ли усиленно культивировать шерстяную, полотняную, шелковую индустрию? По этому же поводу в Главном торговом совете шли споры: стоит ли держаться системы крайнего протекционизма? Каков источник относительной слабости нашей промышленности? — вопрошал один член совета. «Недостаток капиталов», — отвечал он и делал вывод, что нужно оградить Францию от «чужого труда». Другие, напротив, полагали, что именно в стране, бедной капиталами, важно создать для потребителя дешевую жизнь, а это немыслимо при протекционизме[2]. Но пока вообще вопрос о хлопке скоро был снят с очереди.

И министерство тоже знало, что не в недостатке хлопка было дело в эти годы.

В министерстве внутренних дел был произведен такой подсчет. В XI году (т. е. с 20 сентября 1802 г. до 19 сентября 1803 г.) во Францию было ввезено 18 миллионов фунтов хлопка, в XII году (1803–1804 г.) — 20 миллионов, в XIII году (1804–1805 г.) — 22 миллиона, итого 60 миллионов фунтов; из них в обработку на французские мануфактуры поступило за эти три года 53,5 миллиона. В среднем каждый фунт хлопка обошелся покупателю в 2 франка 10 сантимов. Итого хлопка было куплено за три года на сумму в 133 750 000 франков. Хлопок этот пошел на выделку нанкина, пикейных материй, ситца, муслиновых тканей и т. д. В среднем, считает министерство, каждый фунт хлопка переработанный дал товар стоимостью в 12 франков. Итого в обработанном виде все 53,5 миллиона фунтов дали 642 миллиона франков. «Прибыль в пользу Франции: 508 250 000 франков»[3].

Но если этот вопрос о сырье был пока снят с очереди, то тем настойчивее требовал разрешения другой вопрос — о безусловном воспрещении ввоза во Францию каких бы то ни было бумажных материй.

Дело шло, конечно, прежде всего об английском ввозе, и проблема осложнялась обстоятельствами, созданными непривычными «мирными» отношениями после Амьенского договора. Главный торговый совет явственно колебался и не знал, что делать в тот короткий промежуток, пока Амьенский договор считался в силе. Фабриканты утверждали, что англичанам пряжа обходится на 40% дешевле, чем французам; значит, если даже наложить пошлину в 25% стоимости, и то англичане будут иметь возможность продавать свой товар во Франции на 15% дешевле, чем французы; наложить 30%, и то 10% преимущества позволят англичанам безраздельно завоевать весь французский рынок[4]. Что же делать? Запретить английские товары вовсе, наложить запретительную пошлину? Но это прямым путем вело к взрыву новой войны.

В эти минуты явной растерянности Главному торговому совету приходила в голову и такая мысль: так как с английской пряжей бороться все равно безнадежно, а напротив, в ткацкой фазе производства французы не уступают англичанам, то не разрешить ли (с некоторой, впрочем, пошлиной) ввоз во Францию английской хлопчатобумажной пряжи, которую, значит, можно будет рассматривать тоже как сырье, поступающее во Францию в дальнейшую обработку?[5] Но это значило бы поставить крест над введением во Франции машинного производства, которое бы со временем позволило достигнуть такого же удешевления пряжи. Мысль была оставлена. Приходила мысль и вовсе махнуть рукой на «экзотическую» хлопчатобумажную промышленность: беды не будет, народ обратится по-старинному к шерстяной пряже, к полотняному производству, и это» его вознаградит[6].

Уже в сентябре и октябре 1805 г. (декретами 1-го дополнительного дня XI года и 6 брюмера XII года) Наполеон сильно повысил таможенные ставки на ввозимые во Францию бумажные материи. Эта мера была прямо направлена против английской индустрии, которая ввиду войны окольными путями, через континентальные границы, ввозила во Францию свои фабрикаты. Но ничего из этого мероприятия не вышло, и уже в начале января 1806 г. Наполеону подается петиция от лица и за подписями нескольких десятков фабрикантов, владельцев, прядилен и ткацких мануфактур в департаментах l’Eure и Нижней Сены. Они констатируют, что на сентябрьский декрет императора англичане ответили сейчас же соответственным понижением цен на свои фабрикаты, и те, которые прежде находили выгоду во ввозе английских материй во Францию, и теперь продолжают эту выгоду находить[7]. Средства Англии так могучи, сырье обходится ей так дешево, что она «и теперь еще предлагает вытканную материю почти по той же цене, во сколько французским фабрикантам обходится пряжа»[8].