Изувер - Валерий Барабашов

— Нет.

— Ну… Тогда вам с ним надо встретиться, поговорить. Мужики — вы быстрее общий язык найдете.

— Может, и договоримся. Жизнь покажет. А охранником… Какой из меня охранник?! Тощий, слабый… Иду к тебе, а ветер так и качает из стороны в сторону. — Койот засмеялся.

Марина приняла его игру.

— Ой-ой-ой, расхныкался, бедненький! — Она еще плотнее прижалась к нему. — Инвалид. Хаха-ха… Да ты только кажешься тощим и слабым.

На самом деле — железо. Уж я-то изучила тебя за это время. И силушки у тебя на троих, не прибедняйся. Уж если кого и качает после постели, так это меня. Ну-ка, обними еще разок!.. Покрепче, мой хороший, не бойся, не раздавишь.

Натешившись, Марина заговорщицки сообщила Койоту:

— А знаешь, Паша, у нас суд на днях был.

— На фирме, что ли?

— Н-ну… Мы судили, да.

— Вы-ы?

— А что ты так удивляешься? У нас разные клиенты. К Борису Григорьевичу по самым разным вопросам люди обращаются. Он в нашем районе вроде как негласный глава администрации… Ха-ха-ха… Нет, я серьезно, что ты! У него знаешь какой авторитет? К нему все идут: и из милиции, и с заводов приходят, и просто жители.

Койот приподнялся на локте, с интересом заглянул Марине в лицо.

— Что эти жители, заказывают осудить когонибудь из конкурентов, порядок в торговле навести?

— Примерно. Борис Григорьевич всякие конфликты разбирает — и по торговой линии, и по бытовой. Многим помогает, ты не смейся. Но в этот раз парни наши одного домашнего хулигана проучили. (Марина не знала, что Гнида и его родители уже мертвы.) Он совсем распоясался, мать свою хотел изнасиловать. Представляешь?!

— Во козел! Ну и что было-то?

— Ну, ребята наши, по-русски говоря, его отмудохали как следует и предупредили, что…

— А ты-то тут при чем? Тоже мудохала?

— Нет, что ты! Я в суде народным заседателем была. Вот! Понял, с кем имеешь дело? — Марина кокетливо вздернула нос.

Койот неохотно, деланно как-то засмеялся.

— Слушай, Маринка, а ты случаем в ментовке нештатником или, как это сейчас называется, стукачом не служишь?

Она обиделась, надула губы. Потом вдруг, переменив настроение, затормошила Павла:

— А-а, испугался! Признавайся, чего натворил? Кого замочил, душегуб окаянный? У кого деньги отнял?

Он отбивался, подыгрывая ей, но особо веселиться что-то не хотелось очень уж близко подошла Марина…

— Еще как развлекаетесь? — спросил он минуту спустя, когда она снова успокоилась.

— Кота недавно хоронили. Спонсора. У шефа кот был, ему кто-то золотые клыки вырвал, а потом и придушил. Так и подбросили нам в киоск, дохлого. Борис Григорьевич очень горевал. Поклялся, что найдет убийцу и тогда… она вздохнула, поежилась.

— Какие страсти-мордасти! Из-за кота человека может замочить? Серьезный у тебя шеф.

— Он Спонсора очень любил, Паша Но, как я поняла, дело даже не в нем. Кто-то этим предупредил шефа, мол, гляди, выступай, да не очень, а то и с тобой то же самое будет. Тут со смыслом, понимаешь?

— Чего не понять?!

Койот закурил, молчал, долго думал. Потом спросил:

— Марин, а если со мной что случится… будешь жалеть?

Она встрепенулась, хихикнула:

— А что с тобой может случиться? Ящик в магазине на голову упадет? Или что?

— Ну мало ли!

Она снова обвила его руками и ногами, стала целовать — жадно, ненасытно. Уж что-что, а в любви Марина была неуемной. Приговаривала:

— Ничего с тобой не случится, мой хороший.

Слушайся только свою Маринку, ничего лишнего себе не позволяй. Проживем. Денежки у меня есть, кое-что припасла. Но, конечно, и тебе надо на работу устраиваться, мы молодые еще, деньги не помешают. Дочка у меня, может, еще дети будут, а?.. А работать тебе лучше всего у нас, на нашей фирме. У шефа — грандиозные планы, Паш!

Надька как-то сообщила по секрету, что Борис Григорьевич центр к рукам хочет прибрать, там свои магазины открыть. И офис куда-нибудь в центр Придонска перевести. И ты знаешь, он ведь добьется своего! Он упорный мужик — ужас какой! Бели что задумал — как танк будет переть.

— С характером шеф! — одобрил Койот.

— Еще с каким! — подхватила Марина. — Так что прибивайся к нам, Паша. Чего без дела болтаться, шабашки какие-то сшибать. И деньги у тебя хорошие будут, и я за тебя переживать не стану. Ходишь где-то целыми днями…

— Ладно, подумаю, — сказал Койот. — Давай спать. Ты завтра как работаешь?

— Вечером. Встретишь меня?

— Конечно.

…Все получилось, как Койот и задумал.

С утра он отправился к своему родному дому, забрался на чердак, выкопал из шлаковой засыпки сверток с пистолетами.

На квартире у тещи (ему повезло и в этот раз: Людмила с Костиком отправились к врачу, а теща ушла на площадь Ленина митинговать вместе с другими пенсионерами по поводу задержки пенсий) он разобрал «Макаровы», смазал, проверил работу.

Ментовские стволы действовали безотказно.

На место нападения он прибыл за полчаса до приезда инкассаторов. Возле облюбованного им магазина все было как и вчера: тихо, спокойно.

Народа, жаждущего приобрести в «Сельхозпродуктах» товара, не наблюдалось. Толклись возле входа два каких-то алкаша, потом, дождавшись третьего, гчастливые, ушли за магазин, кирять.

Стоял душный, по-летнему еще теплый вечер.

Осенью как таковой еще и не пахло. Балконы дома над магазином в большинстве своем распахнуты настежь. На них, как сказал бы какой-нибудь остряк-самоучка, — мирные обыватели. Кто в кресле сидел, кто с сигаретой в зубах стоял и поплевывал вниз, кто просто так глаза на жизнь пялил, отдыхал от дневных праведных трудов.

Через полчаса все эти люди станут свидетелями…

Впрочем, что они сверху увидят? Какой-то человек в коричневой куртке и черной шапочке стрелял из пистолетов, сразу с двух рук, потом, схватив деньги в инкассаторской машине, убежал.

Пусть эти «мирные обыватели» стоят, пусть смотрят. Через полчаса заметно стемнеет, но уличные фонари гореть еще не будут. Их включат после восьми, вчера он специально проверял, наблюдал, как изменилось все вокруг. Конечно, можно операцию и отложить, скажем, на октябрь, а то и на зиму, когда темнеет совсем рано, но это еще три-четыре месяца, а жить надо сегодня. Сентябрьские сумерки — это тоже совсем неплохо.

В сумерках, как известно, все кошки серы, и он, Койот, станет на время серой кошкой, которую еще поискать в темноте.

Да, заметно смеркалось. Лица издали выглядели размытыми, отдельные черты трудно уже было рассмотреть.

В «Сельхозпродуктах» распахнуты фрамуги — душно и там, хотя первый этаж, у земли. За стеклом маячит та самая белобрысая продавщица, которая продавала ему яблоки. Его, Койота, она, конечно, не видит — он стоит за кустами боярышника, поодаль, курит. Шапочка надвинута на глаза, руки то и дело ныряют в карманы куртки, щупают пистолеты уже с передернутыми затворами, с патронами в патронниках. Осталось только выхватить их, удобные эти, пригревшиеся в его карманах стволы, и — стрелять! стрелять! стрелять! Шестнадцать пуль полетят туда, куда он велит им лететь.

В магазине зажегся свет. Рано вообще-то, но на улице светлее, чем в помещении.

Торговый зал магазина теперь отчетливо виден. У прилавка одна-единственная покупательница.

Правильно, что он, Койот, не стал дожидаться инкассатора в магазине. Что бы он, действительно, делал там?!

Внимание!

«УАЗ» тронулся от соседнего магазина к «Сельхозпродуктам»…

Койот пошел к телефонной будке. И он, и инкассаторский вездеход заняли исходные позиции примерно в один и тот же момент.

Он снял трубку. Крутил диск, не глядя. Следил за входной дверью. То, что происходило в магазине, за витражами, он теперь не видел — не позволял ракурс, стекла бликовали. Но его, кажется, видели. Та самая белобрысая продавщица она сидела у самого стекла, смотрела на улицу, скучала. До конца работы еще больше часу, а покупателей — ни одного!

В двери показался инкассатор-сборщик: мужчина средних лет, в пятнистой униформе, на боку, в кобуре — «Макаров».

Действуй, Койот!

Он рванулся вперед. Кажется, две-три секунды он все же потерял, ошибся в подсчетах времени. Инкассатор уже садился в машину, и «УАЗ» тронулся с места.

В обеих руках Койота — стволы. Догнав машину, он выскочил вдруг перед ее капотом, открыл огонь. Всех троих инкассаторов он хорошо сейчас видел: двое сидели на передних сиденьях «УАЗа», лицо третьего хоть и смазывалось полумраком машинной, утробы, тем не менее достаточно четко белело за лобовым стеклом.

Водитель был поражен первыми же пулями.

Он упал на руль автомобиля. Но машина продолжала движение. На очень малой скорости, примерно на такой же, с какой шел сбоку и продолжал стрелять Койот.

Он бил и бил по зеркальным стеклам, видя в них свое сосредоточенное лицо с надвинутой на самые глаза шапочкой. Забежав снова вперед, стал стрелять по инкассатору-сборщику, сидящему справа. Видел, что попал в него, что инкассатор ранен, но успел выхватить свой «Макаров». Сейчас же в ответ раздались выстрелы из «УАЗа».