Ранняя печаль - Рауль Мир-Хайдаров

Неожиданная уверенность, пришедшая к нему в квадрате ринга, дала душе необходимое равновесие, он обрел такое необходимое перед боями спокойствие. А ведь еще в то утро Пасхи, во дворе "Железки", напротив дома Резниковых, он боялся повернуть голову в сторону глухого зеленого забора в переулке, -- так ныло от тоски сердце.

Его перевоплощение на ринге, новая раскованная манера боя, в которой сквозил не бесшабашный азарт, а расчет, бросилась в глаза сразу, но связали это с пришедшим на первенстве "Локомотива" опытом: в столице, мол, пообщался с мастерами, пришла пора зрелости. Рушан в объяснения не пускался, хотя только ему было ведомо, с чем это связано на самом деле. Правда, в эти дни с досадой признался себе: жаль, что за четыре года я преуспел только на ринге.

Да, только на ринге он чувствовал себя хозяином судьбы, мог диктовать волю, навязывать свою манеру, но это не слишком радовало Рушана -- он не хотел связывать жизнь со спортом, хотя уже появились заманчивые предложения...

А в те дни весь город с нетерпением ждал соревнований на призы парка, особенно в легком весе: там собралось наибольшее число претендентов -- лихих парней в ту пору хватало, а сборная страны тогда на четверть состояла из жителей Казахстана, где бокс на долгие годы оказался спортом номер один.

Самому Рушану казалось, что он исчерпал себя в этом городе и жизнь в нем уже шла мимо него. Он потихоньку снялся с военного учета, сдал книги и спортивный инвентарь, числившийся за ним, оставалось лишь два дела, которые не могли пройти без его участия: защита диплома и первенство города по боксу, о котором только и говорили на Бродвее.

Но судьбе было угодно, чтобы в оставшиеся два месяца произошли события, наполнившие жизнь Рушана новым светом, и все дни с новогоднего бала с годами сольются в один и станут той духовной опорой, которая будет поддерживать его на всем жизненном пути. Теперь, когда через десятки лет на всем стоит несмываемое тавро "проверено временем", он понимает: то забытое, представлявшееся случайным, временным, преходящим, оказывается, было дарованным свыше озарением любви, тем, ради чего рождаются на свет -- любить и быть любимым.

Благословенное время, жаль, не понял тогда, что волшебная жар-птица была рядом, только поверни голову, протяни руку... А может, в недоступности жар-птицы и есть счастье любви?

Бои на призы парка, начавшиеся за неделю до его открытия, дались Рушану нелегко. Особенно первый, из-за которого собралось невероятное количество зрителей, потому что волею слепого жребия в нем сошлись главные претенденты на чемпионский титул в легком весе, Дасаев и Кружилин. В судейских протоколах тех лет эта пара часто значилась как финальная.

В конце первого раунда, когда до гонга оставалось несколько секунд, Рушан увидел, как среди болельщиков, занимавших ближайшие к рингу места, появились Тамара с Наилем. Он даже как бы мысленно раскланялся с ней, и в этот момент сильнейший боковой удар справа чуть не отправил его в нокаут, но спас гонг. Он мог бы поклясться, что видел в ту секунду, как его верные поклонники разом обернулись в сторону Тамары: они поняли, что произошло. Но в оставшихся двух раундах он себе больше таких оплошностей не позволял.

Болельщикам понравилась его новая манера ведения боя, оказавшаяся неожиданной для Кружилина. Куда подевался постоянно и нерасчетливо рвущийся в атаку, напористый, жесткий Дасаев? Вместо него по рингу легко, по-кошачьи вкрадчиво, передвигался боксер, скорее напоминавший фехтовальщика. Его удары оказывались молниеносными и точными и возникали из ничего, уследить их, казалось, невозможно, а каждая атака противника словно читалась, разгадывалась, упреждалась нырками, уклонами и мощными встречными. "Словно кошка с мышкой играла", -- так прокомментировал Стаин первую победу Рушана.

Дасаев стал в ту весну не только чемпионом, обладателем заветного жетона, но и получил приз самого техничного боксера турнира. Говорят, что с него начался у них в городе "красивый" бокс, но то было его последнее выступление в Актюбинске.

После торжественной части, где вручали грамоты, жетоны и призы, произошла незаметная, вряд ли кому бросившаяся в глаза, сцена, но от нее, наверное, и следует вести отсчет еще одной влюбленности Дасаева.

Когда он спустился с высокой летней эстрады, где были натянуты канаты ринга, его обступили болельщики, знакомые и незнакомые, но ближе всех оказались к нему ребята и девушки из железнодорожной школы, для которых он был своим вдвойне, потому что представлял родной для них "Локомотив".

Да, местный патриотизм не был тогда пустым звуком. Нечто подобное в последние десятилетия наблюдается в Америке, но там бросается в глаза патриотизм в отношении страны -- нет дома, где в праздники не вывешивали бы государственный флаг США. Однако все это, наверное, начинается с такой вот любви к своим парням, выигравшим обыкновенное первенство города...

Когда его обступили плотным кольцом, стоявшая ближе всех к нему Ниночка Новова, проведя вдруг нежными пальцами по кровоподтеку под глазом, который он заработал в финале, с трогательным участием спросила:

-- Не больно?

Рушан улыбнулся в ответ и вдруг, не раздумывая, протянул ей приз --большую хрустальную вазу. В ту пору -- видимо, по причине изобилия --победителей щедро одаривали изделиями из хрусталя, и только из знаменитого Гусь-Хрустального.

-- А это мой личный приз самой очаровательной болельщице...

Кто-то предложил сфотографироваться вместе на память, и Ниночка, передав вазу Стаину, достала изящную пудреницу и припудрила налившийся синяк. Что скрывать, Рушану было очень приятно ее внимание... Сфотографироваться рядом с чемпионом пожелало так много друзей и знакомых, что фотограф стал рассаживать и расставлять их, а в центре оказались Рушан с Ниной. Пока шла суета -- кого куда усадить или поставить, -- Светланка, находившаяся рядом с Мещеряковым, улучив момент, бросила ему веточку сирени, -- опять же, кроме них, вряд ли кто увидел этот жест.

В парке уже вовсю гремел джаз-оркестр. Первый танцевальный вечер сезона начался, и большинство болельщиков перешло из летнего театра эстрады на танцевальную площадку. Ниночка, обнимая огромную вазу, сказала вдруг Рушану:

-- Твой подарок напоминает мне троянского коня. Надеюсь, он сделан без умысла? Я ведь пробилась к тебе -- жаль, ты не видел, как я толкалась, --чтобы хоть раз в жизни попасть на танцы по жетону для чемпионов, тем более, в день открытия парка. Сегодня или никогда, -- такая я, Дасаев, тщеславная...

В ту пору они изощрялись в какой-то иносказательно-шутливой манере, изъяснялись с заметным налетом высокопарности, в которой всегда присутствовал подтекст. Особый стиль разговора, -- позже он никогда и нигде не встречал подобного...

-- Почему ты решила, что ваза помеха твоему желанию? Мы ее пристроим музыкантам, на всеобщее обозрение. А на танцы, моя неожиданная болельщица, я приглашаю тебя с удовольствием...

Нина улыбнулась и, опять же шутливо, добавила:

-- Только при входе на танцы -- а там сегодня такая огромная очередь, которая наверняка расступится перед тобой -- скажи, пожалуйста, контролеру погромче: "Эта девушка -- со мной".

Все вокруг понимающе засмеялись. Неделю назад в городе прошел фильм Феллини "Ночи Кабирии", ставший навсегда знаменитым. Там была сцена, когда Джульетту Мазини у ресторана подбирает в свою роскошную машину с откинутым верхом некий известный актер, и она, захлебываясь от восторга, кричит товаркам: "Смотрите, смотрите, с кем я еду!" Запоминающийся момент, и Ниночка, переиначив удачную мизансцену, еще чуть-чуть приподняла успех всеобщего любимца.

После танцев большой компанией, продолжая обсуждать финальные бои, они возвращались в поселок железнодорожников, где на улице Красной жила и Ниночка Новова.

Круг знакомых Ниночки и Рушана составляли в общем-то одни и те же люди, "выдающиеся", по высокопарному определению Стаина, -- кстати, это выражение имело прочное хождение в быту их провинциального города, -- и они, конечно, знали друг о друге все. Да и открытость была едва ли не самой характерной чертой того давнего времени.

Конечно, Ниночка знала, что Рушан безнадежно влюблен в Давыдычеву, слышала и о "романе" с Резниковой, с которой дружила с первого класса и состояла в давно сложившейся девичьей компании. И Рушану было известно о Ниночке немало: она, как и Стаин, грезила Ленинградом, хотела непременно стать врачом. Слышал, что она безответно влюблена в Рената Кутуева, высокомерного мальчика из второй школы, признававшего только одну страсть --джаз, а точнее -- саксофон. Поговаривали, что его даже приглашали играть в какой-то знаменитый оркестр.

Кокетливо-изящная, насмешливая Новова, на которой задерживалось немало влюбленных юношеских взглядов, ни с кем до сих пор не встречалась, а на дворе меж тем стояла последняя школьная весна. Через месяц с небольшим Ниночка намеревалась отбыть на берега Невы, и, как ей казалось, навсегда.