Лис, который раскрашивал зори (сборник) - Нелл Уайт-Смит

− Эмпатии? Нет, право же, мой добрый друг, лишь обыватели навязывают генетике излишнюю сложность, мастер Райяк. Для того, чтобы ваши дети были телепатами также, как и вы, вам следует обращать внимание на юных рыженьких субтильных девушек вроде госпожи Арранн, а она очень и очень мила, если я верно её помню, впрочем, такой мой совет, не более того, − он улыбнулся, и они продолжили свой путь некоторое время молча, а потом заговорили о чае… мастерские были уже недалеко… по приходу домой в тот же день, мастер Райяк уничтожил бумаги, которые получил от Ювелира в этот раз.

Свободное время мастер Райяк старался проводить со своей невестой. Он до сих пор не касался её. О разговорах с господином Вендом, которые становились всё длиннее и откровеннее, не упоминал. С Линн они обсуждали искусство, философию. У неё было математическое образование, но наукой она не занималась, предпочитая много читать художественной прозы. Книги заказывались по каталогам и, по прочтению, отправлялись назад − она не хранила вещей, ведь иначе их пришлось бы держать вне комнаты, а находись они хоть на сантиметр дальше входной двери − они были бы недостижимы также, как если бы находились в тысячах километров. В этой комнате было место только для её возлюбленного.

Мастер Райяк сожалел об её уме. Ему куда приятнее было бы иметь дело с нервной избалованной особой, привыкшей к исполнению капризов и не знавшей ограничений иных, чем в передвижении и медицинских показаний. Но Линн была умна, а умною женщину нельзя было очаровать иллюзией неотвратимого благополучия, соблазнить красивой ложью, нет, здесь всё будет не так, не так…

Мастеру Райяку довольно было просто держать её за руки: все два года, пока младенец будет формироваться в его утробе для корректировок исходного и последующего геномного кода. Касаться её рук и её волос. Что же до мужчины − тойе подошел бы любой. Он взял бы геном своего личного сотрудника, если бы господин Венд не пошел бы с ним на контакт. И если бы Линн не была умна, то он так и сделал бы − не привязывался бы эмоционально, держал бы на максимально безопасном расстоянии, закончил бы дела в этом городе быстро. Они бы почти не заметили его присутствия, если бы только Линн была им − поверхностно и лживо − увлечена.

Но Линн, милая, милая Лин… Сотворитель, прости за это сожаление. Она смотрела на мастера Райка так, как смотрит на урода урод. Её взгляд был откровенен, он открывал ему всю глубину зловонного упоения своей инакостью, своей непохожестью. Дикий неприкрытый соблазн превращения постыдности в обоснование превосходства. Ей нельзя было сказать, что всё будет хорошо. Она была готова к союзу с ним как к слиянию с мерзостью, которое неизбежно.

Она не хотела детей, и Райяк рядом с ней, понимал, что он тоже этого не хочет. Он знал, что с ней у него будет всё. Венд ещё не осознал, но в нём это тоже было − была эта гниль, разгулявшаяся внутри души сладким запахом доминирования. Они будут ни раз и ни два совокупляться втроём, сублимируя так естественный ход зачатия, имитируя страсть, подменяя любовь. Они будут истерически ругаться по поводам одновременно возвышенным и глупым, плакать в объятиях друг друга, хватаясь липкими влажными руками за дорогую одежду из страха, из одиночества. Будут патологически друг к другу привязаны.

Но так и не станут семьёй. И, разогретая возбуждением и сладостью соития, ликра будет стремиться от Венда к Линн и назад по сцепленным ликровым клапанам на запястьях, но никогда не попадёт к мастеру Райяку. Как это чувствуется − полная сексуального возбуждения ликра?

После рождения единственного их ребёнка тойя уедет, потому, что Линн больше не будет в живых, и это уже предрешено, это было написано в бумагах демона. К сожалению, пятерых младенцев Центра от неё не получит, значит не будет денег на покупку нового камня…

Сейчас Линн сидела напротив него в своём платье простого покроя. Механические волосы уходили назад и далеко, в оранжереи… громоздкие поддерживающие устройства ровно жужжали. Если бы мастер Райяк не продал свою душу, его могло здесь не быть. Но это ничего не значит. Если бы он не продал свою душу, это ничего бы не изменило.

Церемония была короткой. Линн и Венд говорили о том, что для зачатия брака не требуется, но мастер Райяк работал только в строгом соответствии со стандартами Центра. А Центр в лице господина Тарра, теперь говорил «тойя, его муж и жена…», и мастер Райяк повторял «мои муж и жена…».

Что останется от его жизни, если из неё убрать эти стандарты? Без обоснованной методологической поддержки Центра и его геномной программы, тойя были бы обречены на смерти в раннем возрасте: распределяемые, как и все остальные механоиды, по интеллекту и предрасположенностям, они бы так или иначе оказывались на самых худших назначениях − их здоровье не всегда позволяло им выйти из дома, они не переносили ни физических, ни длительных интеллектуальных нагрузок. А значит, не имели бы медицинской помощи − не заработали бы на неё. И далее бы погибали. Погибали бы от простого изменения погоды.

После бракосочетания, мастер Райяк отдал Линн и Венду знаки прощания и собрался уйти, но его остановили. Линн только сказала: «Сейчас, мастер Райяк. Я не уверена, что решусь начать позже, если мы не начнём сейчас».

Мастер Тарр, учтиво покинул помещение, а мастер Райяк приблизился к Линн. Она поставила ноги на свою кушетку, и лишь слегка их развела, словно полагая, что этого было довольно. Довольно ли? Для контакта − довольно вполне, но как супругу, мастеру Райяку было нужно чуть больше. Он впервые за всё это время снял перчатки. Нет, шрамы на руках вовсе не были ужасны. Но его длинные тонкие пальцы, созданные, словно из хрусталя, потерявшего в последний момент форму, отчего-то страшили Линн и страшили Венда. Должно быть, им следовало оказаться холодными на ощупь, липкими − какими руками вторгаются одни в жизнь других, в чужие души − незваными, омерзительными, чужими?

Райяк коснулся её лодыжки, Линн смотрела холодно, но, когда тойя начал скользить бархатными тёплыми подушечками вверх она не выдержала − посмотрела на мужа. От прикосновения тойи по коже разбегалась дрожь. Неприятная, чумазая, словно при болезненном ознобе. Если бы кожа его была холодной, если бы обезображены были словно сотканные из лунного света фаланги, если бы было больно, если бы только было больно…

Санкционированное чистое предательство. Дистиллированная, рафинированная измена, и принуждение к содействию, понимаю и помощи. Линн, милая Линн…

Венд не выдержал. Он хотел оттянуть мастера Райяка за плечо, но тойя перехватил его руку странным открытым жестом. Перехватил, и поднёс ладонью к своей щеке. Венд чувствовал напряжение мышц тойи. Это странное прикосновение выбило его колеи, словно коснулось старых забытых страхов, которые прятались глубоко за душой. Коснулось, и… уняло их. И потеплело будущее − страшное, тёмное. И крики Линн, её безумные глаза, полные боли и безотчётного страха − всё это, грядущее, невыносимое, больше не казалось ему губительным. Он снова услышал слова, которые мастер Райяк произнёс тогда, в кафе «не один». Не один, не один, не одинок. Венд попытался отнять руку, но… он не захотел.