Аферистка - Кристина Грэн

Его жизнь состояла из ритуалов и точно размеренных действий. Он неумеренно предавался лишь одному пороку — курению. Кроме этой слабости, у него, пожалуй, была лишь еще одна — я. Иногда он так смотрел на меня, словно хотел наброситься. Я была уверена, что мысленно он уже сто раз изнасиловал или совратил меня. Однако Маркус не переходил к решительным действиям, потому что боялся утратить свое главенствующее положение. Маркус проявлял ко мне дружеские, отцовские чувства, и эта роль друга и покровителя давала ему превосходство, которого он мог лишиться. К тому же Маркус был благочестивым ханжой, по воскресеньям он ходил в церковь и дважды в неделю посещал могилу жены, где мысленно беседовал с ней. Интересно, рассказывал ли он своей почившей супруге обо мне? Если да, то, наверное, выдавал себя за бескорыстного альтруиста. Во всяком случае, своим детям и внукам он ничего не говорил обо мне.

Я сидела на кровати и страдала от голода. Коэн не удосужился пригласить меня на ужин. Я вспоминала холодильник Маркуса и наши с Луцем визиты в рестораны. Во Франкфурте и его окрестностях не осталось ни одного приличного заведения, которое мы с ним не посетили бы. Зубной врач считал себя гурманом, он был тщеславен и следил за своей фигурой, которая выдержала испытание сытой, благополучной жизнью. Луцу было пятьдесят. Многие мужчины стареют с большим изяществом, чем женщины. Во всяком случае, внешне. Они стремятся купить себе молодых женщин, оформляя эту покупку различными способами. С помощью свидетельств о браке, подарков, поездок, покровительства, передачи жизненного и духовного опыта. Луц оплачивал мое время ужинами, которые я не могла себе позволить.

Для Луца я была безработной актрисой, Фелицией фон Изенбург. Я сказала ему, что происхожу из обедневшего дворянского рода. Зубной врач обожал аристократические титулы, в этом отношении он был снобом. Луц испытывал непреодолимое влечение к молодым женщинам, всегда флиртовал с ними и заводил романы. Его излюбленными темами разговора были гигиена зубов и гольф. Он мастерски играл в эту игру, а когда ему не везло, обвинял в проигрыше всех и вся: листья, солнечный луч, который слепил глаза, пролетевшую птицу, залаявшую вдруг собаку. Странно, но рассказы о гольфе и своей профессии приводили его в крайнее волнение. И в то же время сообщения в газетах о войнах, убийствах и пытках оставляли Луца совершенно равнодушным.

Он не отваживался брать меня в свой гольф-клуб, членом которого была и его жена, женщина с отвислой грудью. Мне было жаль ее. В молодости, когда у нее была красивая, упругая грудь, она встретилась с Луцем, милым юношей и известным бабником, за обаятельной мягкой внешностью которого скрывалось стальное сердце. Мое стеклянное сердце было прозрачным, и я порой использовала его как зеркало. Луц, Пауль и Маркус легко могли бы разглядеть мою ложь, но им мешала слепота. Я всегда стремилась быть честной по отношению к себе. И это уравновешивало мою ложь. Я не скрывала от себя, что хочу, не работая, заполучить три миллиона. Кроме того, мне нужно было есть. Голод — слишком неприятное, гнетущее чувство.

Уложив чемодан, я вызвала такси, чтобы отправиться на вокзал. Спускаясь по лестнице, услышала, как в моей комнате зазвонил телефон. На секунду я остановилась, затем решительно двинулась дальше. Я совершила ошибку. Однако, как обычно, поняла это слишком поздно.

Глава 7

Сев в ночной поезд, я отправилась в Венецию. Мне удалось утолить голод, сунув проводнику первого класса сто марок. Он принес мне бутерброды и бутылку охлажденного вина. Вскоре я пришла в состояние приятного легкого опьянения, которое так же успешно отдаляет человека от реальности, как и езда в ночных поездах, когда чувствуешь себя столь беспечно, что, кажется, можешь без всякой цели и причины сойти на любой остановке, не добравшись до пункта назначения. Монотонность дороги убаюкивала. За темным окном мелькали огни, ярко освещенные вокзалы, люди входили в вагон и выходили на станциях. У многих пассажиров был тяжелый багаж. В отличие от них я ехала с легким чемоданом, почти невесомым, как сама моя жизнь, в которой я не чувствовала себя никому обязанной. Без бед и тревог не проживешь, и следует расстаться с иллюзиями о счастье и прекратить рассматривать внутренний мир человека как нечто недоступное пониманию других. Основа моего существования — «я» окружающих людей. Я зарабатываю себе на жизнь тем, что ставлю их «я» выше своего (что вовсе не трудно). Чтобы не терзаться угрызениями совести, надо на все смотреть как на приключение.

В этой жизни все возможно. Вполне может так случиться, что в моем поезде едет Леонард Коэн. И сейчас он направится мимо меня в туалет. Впрочем, я непременно должна заметить его, так как сидела в конце прохода на складном сиденье. Проводник вежливо обслуживал меня. Вот что делают деньги! Человек с посеребренными висками заискивал и почти раболепствовал передо мной. Хотя, судя по виду, при другом режиме он наверняка был бы палачом.

Вероятно, такое впечатление создавалось из-за его засаленной униформы. На ногах проводника были светло-коричневые ботинки с резиновыми подошвами — удобная, но неприличная обувь.

У этого человека были маленькие ступни и большой мясистый нос. Он пристально смотрел на меня. Такой взгляд в детстве повергал меня в панику. Мне казалось, что такие глаза могут присосаться ко мне, как медуза или пиявки. Такой взгляд был у моих одноклассников, когда они засовывали мне в пуловер майского жука и держали меня за руки, чтобы насладиться моим ужасом и муками. Или незаметно клали паука в портфель. Не имевшая друзей новенькая всегда становилась жертвой коллективной жестокости. В таких обстоятельствах во мне не могла развиться любовь к животным. Я любила только лошадей, которых отец покупал мне в Вене.

Должно быть, существуют женщины, которые любят проводников ночных поездов, и я пыталась понять их. Женщины любят мужчин, чтобы осознать свой страх и избавиться от своей мнимой или действительной слабости. То, что их любовь распространялась и на этого человека, казалось мне оскорбительным для представительниц женского пола. Я представила, как волосатые руки проводника ласкают женские плечи, грудь и спину. В этом мужчине не было ни капли нежности, ни одной достойной любви черты. Я вдруг представила, что в этот момент он думает обо мне, и мне стало противно. Чтобы прервать его мысли, я спросила, что сейчас делают другие пассажиры, и он ответил, что все они уже погрузились в сон.

Между мной и мужчиной моей мечты, который мог в любой момент выйти в туалет, стояла мрачная фигура проводника. И я решила возвратиться в свое купе. Сев у окна, я курила и смотрела на мелькающие за окном огни и перроны. Почему я села в поезд? Ведь я хотела есть, а не ехать куда глаза глядят. Клара утверждала, что люди окончательно стареют тогда, когда теряют способность действовать спонтанно. Клара, от которой я получила большинство своих знаний, погрузилась в своего рода оцепенение. Должно быть, она окончательно состарилась. Или, может, Клара просто ждала, когда умрет отец, чтобы похоронить его и начать новую жизнь? Клара всегда увлеченно рассказывала о дальних странствиях, но никогда в жизни не садилась в поезд дальнего следования. Из всех путешествий Брехта, о которых она мне поведала, наибольшее впечатление на меня произвело путешествие в Сурубая. Название завораживало меня. Мне казалось, что в нем слились все приключения мира, все преступления и страсти.