Наследница - Альбина Нурисламова

— Эх, мать честная, — поморщился Петр, но ослушаться не посмел.

— Пошли, мама. До свидания, Марь Сергевна.

Они двинулись к машине. Внезапно Анечка остановилась, будто передумала, и обернулась. Видимо, ей давно не терпелось высказаться.

— Довольна? Сколько народу перемерло! Ишь, выставилась! Люди с насиженных мест снимаются, а ей все нипочем! Бессовестная… — расходилась она, но старуха Емельянова осадила:

— Все, Анна, хватит! Замолчи!

Та задохнулась от возмущения, но продолжать не рискнула. Мария Сергеевна слегка улыбнулась и сказала:

— Мать береги. Поезжайте с Богом.

Маруся снова заплакала, зашмыгала носом. Старуха Емельянова обняла ее за плечи, зашептала что-то на ухо и повела к машине. Анечка напоследок смерила Веру злым взглядом, открыла рот, но тут же захлопнула его, поджала губы и спешно зашагала следом.

Через пять минут автомобильчик скрылся за ближайшим поворотом. Мария Сергеевна, не пожелав больше говорить с Верой, направилась к своему дому.

Вера тяжело потащилась к себе. Толмачевский дом терпеливо поджидал ее, пялясь через улицу сверкающими на солнце окнами.

Глава 17

Придя домой, Вера, не раздеваясь, упала в кровать и моментально заснула. Она забыла, когда в последний раз ела, но голода не ощущала. Желание было одно — спать. Краем меркнущего сознания успела отметить, что в постоянном сонном состоянии есть что-то ненормальное. Эта здравая мысль полыхнула в голове и тут же погасла.

Проснулась девушка внезапно, словно ее толкнули. Она смутно припоминала, что только что видела во сне мать. Та трясла Веру за плечо и сердито говорила: «Вставай! Опоздаешь! Давай, просыпайся! Проспишь!».

Вера открыла глаза, и сначала ей показалось, что в комнате солнечно. Но в уже следующую секунду она сообразила, что видит свет пламени. За окном что-то горело! Она вскочила с кровати и с ужасом осознала, что вся комната заполнена густым едким дымом. Господи, как она могла спать: здесь же дышать нечем! Мучительно закашлялась, схватилась за горло, на глазах выступили слезы.

— Пожар, — прошептала она, — мамочка, я горю!

Метнулась к окну и заголосила:

— Помогите, пожар! Кто-нибудь!

Она хотела разбить стекло, чтобы выбраться наружу, но тут же поняла, что это невозможно: ей пришлось бы прыгать в открытое пламя. В самой комнате ничего не горело, но кто-то развел огонь под окном.

Вера выбежала из спальни и бросилась в другие комнаты — везде одно и тоже. Белесая пелена вонючего дыма и яркие сполохи за окнами. Становилось все жарче. Стены раскалились от огня, и Вера чувствовала себя курицей в духовке. Пот лил ручьями, дышать было невозможно. Шатаясь, теряя сознание и пытаясь задержать дыхание, она почти ползком пробралась в кухню, нашарила полотенце и вылила на него содержимое чайника. Плотно прижала мокрую тряпку к лицу и с наслаждением несколько раз вздохнула.

Стало чуть легче, вернулась ясность мысли. Пожар возник не сам по себе, из-за неисправной проводки или еще чего. Ее хотят убить! Кто-то нарочно устроил поджог, разложил под каждым окном костер, чтобы Вера не могла выбраться. «Дверь!» — запоздало сообразила она и бросилась в коридор. Но дверь, разумеется, была закрыта снаружи. Вера забарабанила по ней и заорала:

— Эй! Выпустите меня! Выпустите! Откройте!

Она стучалась, билась, вопила и плакала, но никто не отзывался. «Я не хочу умирать», — отчаянно думала Вера, по-прежнему оставаясь запертой в дымном плену. Кулаки болели, в горле саднило, сердце колотилось как сумасшедшее, виски ломило, слезы текли сплошным потоком, мешаясь с потом.

Смирившись, что звать на помощь, кричать бесполезно, и никто не собирается ее выпускать, Вера опять пробралась на кухню и снова смочила свое полотенце, на этот раз нащупав в темноте кран. Прижав влажную ткань к лицу, села на пол.

Это точно старуха Емельянова! Днем она сказала, что уехать Вера не сможет! Потому и не сможет, что сгорит. И с ее смертью все прекратится. Что бы это ни было.

Неожиданно Вера успокоилась. Возможно, все к лучшему. Зачем ей жить? Для кого? Стоит ли так уж цепляться за жизнь? Ладно бы у нее была семья: муж, родители, дети, которым без нее плохо. Но она осталась совсем одна, ее смерть никого не огорчит, никому не причинит боли и горя. Все равно она когда-нибудь умрет, так почему не сейчас?

Своим приездом Вера запустила неведомый механизм, привела в действие таинственные шестеренки, и невинные люди вокруг нее стали гибнуть. Она никому не желала зла, но вина за эти смерти по неведомым причинам ложилась на нее. Наверное, пришла пора искупать свои грехи.

Мысли текли медленно и неохотно. Дыхание было частым и поверхностным, как у больной собаки. Вера не кричала и не суетилась, просто сидела на полу, оставив попытки спастись. Мозгу не хватало кислорода, сознание затуманивалось, ее опять стало клонить в сон.

«Если умереть означает просто уснуть, то пусть я умру. Только бы не мучиться, не задыхаться. Лечь и спать, как после трудного дня».

Она прикрыла глаза и поудобнее привалилась к стене, не забывая держать возле лица полотенце. Через некоторое время Вера действительно стала засыпать, но тут заметила нечто странное. Запах дыма стал не таким сильным! Тряпка у лица была уже практически не нужна.

Она широко распахнула глаза и с изумлением обнаружила, что в кухне почти нет дыма. Держась за стену, поднялась на ноги, поковыляла к окну. Огонь больше не бушевал за стеклами, пламя унялось и лишь вяло потрескивало. Вера трясущимися руками подергала шпингалет и настежь распахнула окно.

Ворвавшийся в кухню ночной ветер был таким свежим и вкусным, так быстро наполнил ее больные легкие живительной силой, что она едва устояла на ногах. Жадно дышала, вцепившись обеими руками в подоконник.

Постепенно дыхание восстановилось, и Вера стала лихорадочно соображать, вглядываясь в темноту. Что произошло? Почему погас огонь? Поджигатели пожалели ее, решили оставить в живых? Или изначально не собирались убивать, просто пугали?

Вера отодвинулась от окна, присела на табурет. Потом поднялась, умылась, намочила волосы. Давясь, кашляя и захлебываясь, залпом выпила три стакана холодной воды. Она не сомневалась, что пламя утихло везде, не только под окном кухни, и ей больше не грозит погибнуть во время пожара, как прадеду и прабабке.

Окончательно придя в себя, обошла остальные комнаты и убедилась, что пламя по неизвестной причине всюду погасло. Она открыла все окна, проветривая дом, и подошла к входной двери. Поколебавшись минуту, с силой толкнула ее. Израненные руки зазвенели острой болью, но дверь оставалась неподвижной. Если ей хотели сохранить жизнь, то, наверное, в первую очередь открыли бы дверь, чтобы она могла выбраться. Погасить огонь под окошками она вполне смогла бы и сама — зачем утруждаться? Выходит, никто и не думал ее спасать. Но тогда почему погасло пламя?