Ходорковский, Лебедев, далее везде. Записки адвоката о «деле ЮКОСа» и не только о нем - Константин Ривкин

Еще одной модной методикой преследования стала криминальная оценка сделок или финансовых операций как уголовно наказуемых действий при отсутствии к ним претензий со стороны участников, контролирующих органов или судов. Апофеозом правового цинизма в подобных случаях выступают также нередкие на практике ситуации, когда правомерность поведения предпринимателя подтверждается вступившим в силу судебным решением арбитража или суда общей юрисдикции, что не мешает его гонителям реализовывать репрессии и привлекать жертву к уголовной ответственно сти.

Наверное, самым ярким (а если говорить точнее – диким) примером подобного рода является дело предпринимателя Суринова. Он был осужден, несмотря на то что сделки, вмененные ему в вину как якобы противоправные, были признаны соответствующими закону всей иерархией арбитражных судов, включая Высший Арбитражный суд. Тогда защита предпринимателя обратилась в Конституционный суд РФ, и тот вынес Определение от 15 января 2008 г. № 193-О-П «По жалобе гражданина Суринова Татевоса Романовича на нарушение его конституционных прав статьей 90 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», где были сказаны и без того понятные непредвзятым людям простые вещи: статья 90 УПК РФ, предусматривающая для подобных случаев обязательную преюдицию (строгую обязательность учета ранее состоявшихся судебных решений), не предполагает возможность при разрешении уголовного дела не принимать во внимание обстоятельства, установленные не отмененными решениями арбитражного суда по гражданскому делу, которые вступили в законную силу, пока они не опровергнуты стороной обвинения!

Казалось бы, двери колонии должны распахнуться перед Суриновым, благодаря которому не только принято столь важное решение высшего органа конституционного контроля, но и должным образом скорректирован закон. Однако даже четкое и ясное разъяснение КС РФ смысла правовой нормы было проигнорировано преследователями Суринова, проявившими наивысшую степень правового нигилизма и продолжающими упорствовать в своем нежелании исполнять предписания закона!

Аналогичная возмутительная ситуация встретилась и по второму делу Ходорковского и Лебедева, когда Хамовнический суд не просто проигнорировал, а, по сути, просто опорочил ранее состоявшиеся и вступившие в законную силу арбитражные решения в пользу ЮКОСа.

Полагаю, что не будет большой ошибкой предположение, что большинство читающих эти строки уже знает, что направленные на либерализацию уголовно-репрессивного механизма государства меры встречают самое активное сопротивление со стороны многочисленных представителей правоприменительной практики, прежде всего из числа тех, кто в своих действиях руководствуется необольшевистской психологией или корыстно-коррунциоииой мотивацией.

Юристы-практики уже в открытую говорят, что правоохранительная (а по меткому выражению Тамары Морщаковой – правонарушительная) система превратила свою работу в бизнес на властных полномочиях, арестах, возбуждениях уголовных дел. Поэтому любое сокращение ее возможностей – это удар по финансовым оборотам, чего вышеобозначенные выгодоприобретатели стремятся всеми силами избежать. В одних случаях это лоббистское торможение здравых законодательных новелл, в других – неисполнение новых норм закона.

К примеру, инициированные Дмитрием Медведевым в бытность его президентом РФ поправки в УПК РФ, запрещающие арестовывать предпринимателей, натолкнулись на неприкрытый саботаж со стороны следователей, прокуроров и судов. В нашей практике мы сразу же за довольно короткое время встретили три разновидности такого противозаконного сопротивления. Первый – суды и прокуроры делали вид, что они не имеют представления о новых положениях закона, и в выносимых по стражным вопросам решениях об этом не говорилось ни слова. Второе – выдумывание всяческих способов обойти указание ч. 1–1 ст. 108 УПК. Например – фальсифицировать и представить суду данные о том, что обвиняемый скрывается от следствия. Апофеозом такого саботажа выступает зазвучавшее в судах в устах прокуроров псевдотеоретическое изыскание на тему о том, что преступная деятельность, в которой обвиняется конкретный бизнесмен, никак не может являться предпринимательской, поскольку она сама по себе противозаконна. Стоит ли говорить, что такой взятый на вооружение противниками уголовных реформ подход грубо игнорирует конституционный принцип презумпции невиновности.

В иных случаях суды, только для вида демонстрируя свою приверженность либеральным веяниям, начинают рассматривать вопрос о замене заключения под стражу денежным залогом. Однако при этом они выдумывают (трудно подобрать иное слово) такие суммы, что невольно это кажется издевательством и завуалированной формой стремления не выпускать коммерсанта из СИЗО. Так, содержавшейся в следственном изоляторе больной предпринимательнице Наталье Гулевич, в отношении которой получение кредита квалифицировалось как мошенничество, было предложено внести залог в беспрецедентном для России размере – 100 млн рублей[28]. Было собрано лишь 38 миллионов, и женщина в результате осталась под стражей. Василию Алексаняну, отпущенному на свободу лишь после третьего (!) предписания Европейского суда по правам человека, родственники и друзья с огромным трудом нашли 50 миллионов рублей, которые потребовал суд как условие освобождения.

Что же мы сейчас имеем в реальности, когда, по данным исследователей, в настоящее время число предпринимателей, находящихся в местах лишения свободы, превышает 100 тысяч человек?[29] Очень негативную картину, накладывающуюся на всю российскую экономику. Одна из ее неприглядных страниц – бегство из страны людей и капитала. Такое положение – прежде всего результат неразумной уголовной политики, осуществляющейся правоохранителями, сплошь и рядом пренебрегающими требованиями действующего законодательства.

Кто же эти люди, игнорирующие законы?

§ 2. Следователи

«Я следователь, я!.. Строжайшее следствие буду производить я!.. Теперь меня дрожать будут!.. Раболепствовать будут!.. II я всякого подозреваю; а потому следует постановить правилом – всякого подвергать аресту».

Наверное, с наибольшим неравнодушием мне бы хотелось говорить именно о следствии. И как бывшему следователю, и как преподавателю, подготовившему не один десяток молодых специалистов этой непростой профессии.

Придя в адвокатуру, я еще застал в структуре Главного следственного управления Генеральной прокуратуры РФ «зубров», чья работа не могла не вызывать уважения. Это были люди с опытом на следствии по 20–25, а то и более лет. Они прекрасно ориентировались в уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве, старались глубоко вникнуть в ситуацию и не принимать никаких скороспелых и необдуманных решений. Попытки навязывать им чужое, порой «высокопоставленное» мнение были заведомо обречены на провал.