Возмездие - Василий Ардаматский

Шевченко молчал, обдумывая и переживая столь важную новость. Но что случилось с Философовым? Неужели в тираж вышел?

Польская разведка была уверена, что Савинков приехал в Варшаву в связи с успехами своих московских представителей. Полякам и в голову не могло прийти, что ни Савинков, ни Философов еще не знают о прибытии в Вильно Зекунова. Поэтому так неожиданно вежлив был полковник Сологуб, нашедший нужным лично приветствовать Савинкова в час его появления в Варшаве. И он немедленно доложил начальству, что Савинков обошелся с ним более чем холодно.

Волнение поляков было понятно: первые же документы, доставленные Зекуновым, оказались очень ценными. Возможно, что Савинков решил в дальнейшем получать подобные документы, минуя польскую разведку, — на такие документы охотники найдутся где угодно. Может быть, он приехал в Варшаву в связи с этим?

Но польской разведке было совсем нетрудно выяснить, что делал Савинков в их столице. Их давним платным агентом был Шевченко; он еще сегодня напишет подробнейшее донесение о своем разговоре с Павловским, и поляки найдут в нем подтверждение своей тревоге — Савинков начинает применять новую тактику. Шевченко предварительно уже сообщил об этом по телефону и предупредил, что сегодня вечером Савинков встретится с ним и Философовым за ужином в каком-нибудь варшавском ресторане. Полковник Сологуб порекомендовал пойти в ресторан «Лира», арендуемый женой Шешени Сашей Зайченок. Шевченко не спрашивал, чем вызвана эта рекомендация, он давно догадывался, что жена Шешени такой же агент, как и он…

Найти этот ресторан было не так-то легко — он помещался в полуподвале старого каменного дома, стоявшего в темном переулке. Тусклая лампочка чуть подсвечивала вывеску ресторана, на которой была нарисована лира и перебирающие ее струны неправдоподобно длинные пальцы. Внутри ресторана единственная лампочка горела над буфетной стойкой, в зале не было ни души. Но когда гости спустились в зал, зажглась люстра и навстречу гостям вышла сама Саша Зайченок — рослая, красивая, лет тридцати. Золотые ее волосы были короной уложены на голове. На ней было сильно декольтированное и плотно обтягивающее ее высокий бюст платье с блестками. Она ждала этих гостей, но пока делала вид, будто никого из них не знает.

— Прошу панов пожаловать за стол, — пригласила она с поклоном и только теперь «узнала» Шевченко. — Что-нибудь с Леней? — прошептала она, округлив глаза.

— Леня жив и здоров, шлет вам сердечный привет, — бодро ответил Шевченко. — Как раз по этому поводу и в гости к вам зашли. Устройте-ка нас, чтобы никто не мешал.

Саша провела их в свою квартиру, находившуюся за ресторанной кухней. Она накрыла на стол и сама потом обслуживала гостей. Однако они ее не пригласили к столу. Она не в обиде — чтобы слышать разговор гостей, вовсе не обязательно сидеть с ними за столом. Что же касается привета от мужа, то она, хорошо зная Шевченко, просто не поверила ему.

Савинкова злило все. Ему не нравилось, что они забрались в эту дыру, вместо того чтобы пойти в какой-нибудь хороший ресторан. А объяснения Шевченко, почему следовало идти именно сюда, казались ему подозрительными. Его выводили из себя надутые физиономии и Философова и Шевченко — они, видите ли, обиделись за то, что у них отнята возможность распоряжаться деньгами. Его нервировала и хозяйка ресторана, все время тершаяся возле стола. Кстати, откуда Шевченко получил для нее привет от Шешени?

Ужин начался без тостов и общего разговора. Саша исправно разливала водку и потчевала закусками. И, только осмелев после пары рюмок, Шевченко сказал:

— Я хотел бы пригласить всех выпить за нашего дорогого гостя…

— Это ни к чему! — раздался резкий голос Савинкова. — Здесь не праздная вечеринка, а деловая встреча серьезных людей. И уж, кстати, с каких это пор, господин Шевченко, я стал для вас гостем, хотя бы и дорогим? Мало того — я для вас даже такой гость, которого следует держать в неведении о делах, — почему я не знаю о том, что вы установили связь с Шешеней?

— Мы получили сведения, что он благополучно проследовал через Смоленск… — пробормотал Шевченко.

— Ничего себе — благополучно, — вмешался Павловский. — Еле выскочил из перестрелки. Да и выскочил ли, толком не известно.

Саша по-бабьи прикрыла рот рукой, глаза ее округлились.

— Будьте любезны, господин Шевченко, — отчеканил Савинков. — Извинитесь перед хозяйкой, приютившей нас в своем доме, надеясь, что мы порядочные люди. Хотя вообще-то обман такого рода женщины не прощают.

— Они на все способные, — плаксиво сказала хозяйка.

Савинков обернулся к ней:

— Он принесет вам свои извинения. Заодно примите и мое. И затем — оставьте нас, пожалуйста, одних.

Саша с достоинством поклонилась и вышла из комнаты, в которой потом долго стояло тягостное молчание. Никто не притрагивался к еде.

— Господа, ужин все равно испорчен… — Савинков отодвинул от себя тарелку. — О нашей новой тактике мы говорили достаточно, и все всем ясно. Но у меня один вопрос к вам, Дмитрий Владимирович.

Философов весь внимание, подался вперед.

— Последнего курьера с финансовым отчетом направляли ко мне вы?

— Конечно, я.

— Что вам доложил курьер по возвращении из Парижа?

— Что пакет доставлен… и все.

— Надо думать, что курьерами вы посылаете только доверенных и хорошо известных вам лиц?

— Безусловно. Это был есаул Пономарев, его все тут знают…

— Господа, этот есаул, которого вы все знаете, высказал мне сожаление по поводу убийства Николая Второго и пытался спеть «Боже, царя храни», — быстро сказал Савинков, словно торопясь выплеснуть из себя злость. — Надеюсь, вы меня простите за то, что я этого известного всем вам есаула вышвырнул из моей квартиры…

— А я вынужден был дать ему практический урок политической грамотности, — добавил, усмехаясь, Павловский.

— Это невероятно… — негромко сказал Философов. — Он наш верный человек.

— Вот-вот, на этом именно и я хочу теперь остановиться, — длинные близорукие глаза Савинкова спрятались в глубокие щели. — Кого мы считаем теперь верными нам людьми? Оборотная сторона этой медали — вопрос ко всем вам: что вы делаете для того, чтобы поддерживать в наших людях верность нашим идеям? Или вы считаете, что вполне достаточно того, что мы не даем им умереть от голода? Сам по себе этот монархически настроенный есаул — грустный анекдот, но за всяким политическим анекдотом, как правило, находится какое-то реальное явление. Прошу вас, Дмитрий Владимирович, и вас, Евгений Сергеевич, завтра к десяти утра принести мне ваши планы, касающиеся широкой пропагандистской работы вокруг наших целей в России. Надеюсь, вы понимаете, что это не просто мой каприз, а острейшая необходимость, — наше новое наступление на большевиков превратится в фарс, если его поведут поклонники «Боже, царя храни». — Савинков встал. — Затем я прошу извинить меня и Павловского, но мы сейчас вынуждены покинуть этот гостеприимный дом, у нас дела…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На другой день савинковская газета «За свободу» вышла с подписной передовицей Философова «Мы видим впереди только парламентскую Россию». Выдержки из этой статьи читатель найдет в приложении к этой главе. Он увидит, как круто взялся Философов перевоспитывать своего верного есаула на демократический лад.

Деятели польской разведки, наверное, восприняли эту статью как еще одно доказательство, что Савинков затеял что-то новое и почему-то не торопится их об этом информировать.

Утром в отель к Савинкову приехал полковник польского генштаба Медзинский, который до недавнего времени был постоянным посредником между ним и Пилсудским. Вот и сейчас он привез Савинкову сердечный привет от майора Спыхальского — так условно в переписке и разговорах именовался Пилсудский. И приглашение совершить вместе с ним автомобильную поездку к советской границе, куда майор Спыхальский едет по служебным делам.

С трудом подавляя ликование, Савинков согласился. И все же не удержался, сказал Медзинскому:

— Предупредите о моей поездке полковника Сологуба, он, вероятно, сочтет необходимым организовать за мной слежку и там.

Медзинский сделал вид, будто ничего не понял…

Завтракали они на квартире Медзинского. Меню было самое изысканное, и разговор за столом витал в немыслимых эмпиреях. Видите ли, полковник Медзинский последнее время заинтересовался проблемой бессмертия человеческой души. Материалисты отнимают у людей веру в это бессмертие, но ничего не дают взамен. А полковник Медзинский знает, что нужно дать людям взамен. Национализм! Такой же фанатический, как религиозная вера в бессмертие. Нужно, чтобы каждый человек знал, что и после него его нация будет жить и процветать и что только в этом его вечное и посмертное счастье.