Хуарес - Иосиф Лаврецкий

Де Салиньи и Уайк в своих расчетах не ошиблись.

«ЧУДОВИЩНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ»

Сведения о событиях в Мексике приходили в Европу с шестинедельным опозданием. Дипломатические депеши посылались из столицы курьерами в Веракрус, а оттуда быстроходные корабли везли их через океан в Англию, Францию. Пока сообщения де Салиньи и Уайка о намерении правительства Хуареса объявить долговой мораторий и их решении порвать с ним дипломатические отношения прибудут в Париж и Лондон, мы познакомим читателя с деятельностью в Европе некоторых мексиканских персонажей, имеющей непосредственное отношение к последующим событиям, круто изменившим судьбу Мексики.

Речь пойдет о противниках либерального лагеря, которые издавна околачивались при королевских дворах, предлагая мексиканский трон, а вместе с ним и несметные мексиканские сокровища европейским принцам, нежелающим «спасти» их родину от жестокого и безбожного тирана индейца Хуареса.

Кроме бежавших или высланных из Мексики церковников, среди которых особенно отличались своей ненавистью к Хуаресу архиепископ Гарсиа-и-Бальестерос, епископ Пелагио Антонио Лабастида-и-Давалос и известный мятежник в сутане Миранда, бывший министр юстиции в правительстве Сулоаги, в этой группке национальных предателей, провоцировавших европейские державы на вмешательство в мексиканские дела, подвизались еще три деятеля — Хосе-Мария Гутьеррес де Эстрада, Хосе Мануэль-Идальго-и-Эснауррисар и генерал Хуан Непомусено Альмонте.

Гутьеррес де Эстрада появился впервые в Европе в начале 20-х годов в составе мексиканской делегации, которая по поручению Итурбиде пыталась пригласить на мексиканский трон одного из бурбонских принцев. Когда Испания отвергла кордобское соглашение, Гутьеррес де Эстрада предложил мексиканский трон австрийскому эрцгерцогу Карлу-Людовику. Тем временем Итурбиде сам уселся на этот трон и быстро слетел с него, чем надолго отбил охоту у европейских принцев к мексиканской короне.

Но если миссия Гутьерреса де Эстрады в политическом плане потерпела фиаско, то в личном плане она увенчалась полным успехом. Не сумев всучить мексиканский трон австрийскому эрцгерцогу, он сумел продать свое сердце богатой австрийской графине, женившись на которой обеспечил себе безбедное существование до конца дней своих, а осталось ему жить еще доброе полстолетие.

После женитьбы Гутьеррес де Эстрада поселился в Риме, где писал трактаты, манифесты и обращения к европейским монархам, призывая их «спасти» Мексику от внутренней анархии и от поглощения Соединенными Штатами. Эта его маниакальная деятельность время от времени получала официальную поддержку того или другого мексиканского диктатора. В 1854 году находившийся у власти Санта-Анна поручил ему подобрать кандидата на мексиканский трон. Хотя подобного рода проекты лопались точно мыльные пузыри, Гутьеррес де Эстрада оставался невозмутимым: он был фанатиком «великой идеи». Ей он служил верой и правдой независимо от того, имела ли она успех или терпела поражение.

Более практичным в своих действиях и намерениях был другой рыцарь монархической идеи — однофамилец отца нации Хосе Мануэль, или, как его все называли, Пене Идальго, сын бывшего офицера по службе Итурбиде, сторонник Санта-Анны, во время правительства которого он служил секретарем мексиканской дипломатической миссии в Мадриде. Уволенный с этой должности либералами, Идальго провозгласил себя монархистом, перешел на службу к Гутьерресу де Эстраде. Борец за «великую идею» весьма щедро оплачивал его услуги.

В Мадриде Идальго посещал дом аристократов Монтихо, предки которых участвовали в завоевании Мексики. Он дружил с Евгенией де Монтихо, утверждавшей, что в ее жилах течет кровь индейских властелинов Мексики. Когда Евгения вышла замуж за Наполеона III и превратилась таким образом во французскую императрицу, Идальго перекочевал из Мадрида в Париж, где благодаря покровительству своей мадридской знакомой стал вхож не только в покои самых высоких чинов империи, но даже самого императора. Еще в конце 50-х годов Идальго представил императору Гутьерреса де Эстраду, который расписывал перед жаждавшим славы и денег племянником Наполеона I несметные богатства Мексики, уверяя его, что страна ацтеков ничего другого не жаждет, как превратиться в протекторат Франции. Император с интересом выслушал полубредовую речь старого фанатика, но обещаний никаких не давал.

Идальго ввел в окружение Наполеона III и генерала Хуана Непомусено Альмонте, сделавшего политическую карьеру на том основании, что он являлся незаконнорожденным сыном Морелоса, радикального вождя войны за независимость, от которого не унаследовал ни фамилии, ни патриотических идей. Он служил Санта-Анне, Комонфорту, Мирамону, Сулоаге. Был несколько раз военным министром, посланником в Вашингтоне, Лондоне и Париже. Будучи представителем Сулоаги в Париже, он подписал с представителем Испании Моном соглашение, обязывающее Мексику возместить ущерб, якобы понесенный испанским подданным во время гражданских войн. Это соглашение не было признано правительством Хуареса, которое объявило Альмонте предателем и лишило его всех званий и постов. В отместку Альмонте примкнул к мексиканским монархистам, прожигавшим свою жизнь в парижских салонах и увеселительных заведениях, и быстро занял среди них ведущее положение: как-никак, а он был хоть незаконным, но все-таки сыном героя освободительной борьбы Морелоса да еще генералом и бывшим военным министром. Это уже была фигура, к словам которой прислушивался император.

Выдавал себя за монархиста и старый предатель Санта-Анна. В 1857 году он предложил испанскому правительству возглавить коалицию трех держав — Испании, Франции и Англии, которая учредила бы монархию в Мексике. Санта-Анна советовал Испании с этой целью направить экспедиционный корпус в 20 тысяч солдат в Мексику, а Англии и Франции финансировать эту авантюру. Теперь неугомонный предатель предлагал возглавить подобного рода интервенцию против своей родины Луи Бонапарту. Стал монархистом и Мирамон, проживавший в Париже после бегства из Мексики.

Почему эти битые генералы и псевдоаристократические креолы тянулись именно к Луи Бонапарту, а не к другим европейским монархам, почему они надеялись именно у него получить поддержку? Потому, что они видели в нем родственную себе душу. Этот сын богемы, царственный люмпен-пролетарий, как его называет Маркс, вполне мог польститься на мифические сокровища Монтесумы и дать себя втянуть в заокеанскую авантюру. Подобного рода агрессивные войны нужны были ему как воздух. «Он — носитель имени, знаменующего собой деспотизм и кровопролитие, — он, который этим отголоском минувшей славы прельстил воображение французских масс, — он слишком хорошо знал, что для сохранения его престижа совершенно необходимо боевое крещение и блеск военных успехов», — писали Маркс и Энгельс.