Славянские колдуны и ведьмы - Александр Николаевич Афанасьев

Управляя ветрами, колдуны и ведьмы могут не только собирать, скучивать облака, но и прогонять их с небосклона и производить бездождие и засуху, не менее гибельные для жатв, как и безвременные ливни и все истребляющий град[407]. В Испании простолюдины убеждены, что ведьмы как только захотят – тотчас же добудут ветра, потому что им сам черт поддувает[408].

То же воззрение на колдовство разделялось и славянскими племенами. По их рассказам, ведуны и ведьмы могут по своему произволу и насылать и отвращать бури, грозы, дожди и град; могут морочить (затуманивать или отводить очи), т. е. застилать окрестные места и предметы туманом, и, придавая им обманчивые образы, заставлять человека видеть совсем не то, что есть на самом деле[409].

Процессия ведьм. С гравюры А. Венециано (XV в.)

В Малороссии ведьму называют «маара», а словом «заморока» обозначается и чаровница, и темнота ночная[410]. Оба названия указывают на мрак, производимый наплывом черных туч. Эта связь с тучами и вихрями, в которых издревле рисовались народному воображению великаны, змеи и другие нечистые духи, враждебные светлым богам неба, наложила на колдунов и ведьм демонический характер.

В народных сказках колдун и ведьма нередко заступают место дракона или черта и, подобно им, налетают грозовою тучею, ударяют громом и сверкают молниями[411]. Отсюда возник целый ряд суеверных преданий, по свидетельству которых чародеи и чародейки предаются дьяволу, заключают с ним договоры и действуют его именем, направляя свои вещие дарования не столько на пользу, сколько во вред и на пагубу человеческого рода[412]. В Южной России существует любопытный рассказ о знахаре, который по собственному желанию мог располагать и дождем, и градом. Бывало, во время жатвы надвинется на небо дождевая туча, все бросятся складывать снопы, станут убираться домой, а ему и горя мало! «Не будет дождя!» – скажет он – и туча пройдет мимо. Раз как-то собралась страшная гроза, все небо почернело, но знахарь объявил, что дождя не будет, и продолжал работать на своей ниве. Вдруг откуда ни возьмись скачет к нему черный человек на черном коне. «Пусти!» – умоляет он знахаря. «Ни, не пущу, – отвечает тот, – було не набирать так богато!» Черный ездок исчез, тучи посизели, побледнели, и мужики стали ожидать граду. Несется к знахарю другой ездок – весь белый и на белом коне. «Пусти, сделай милость!» – «Не пущу!» – «Эй, пусти – не выдержу!» Знахарь приподнял голову и сказал: «Ну, вже ступай, да тилько у той байрак, що за нивою». И вслед за тем град зашумел по байраку[413].

Чехи передают этот рассказ в такой форме: завидя градовую тучу, заклинатель решился отвести ее от засеянных полей на дальние пустынные горы, но из середины тучи раздался голос: «Пусти меня! я не в силах сдерживать больше». Заклинатель бросился к соседу своему – судье, выпросил у него позволение провезти груз через его владения, и через несколько минут все судейские поля были побиты градом; прочие же окрестные поля остались нетронутыми[414].

В бурных, стремительных ветрах поселяне усматривают полет колдуна или ведьмы. По немецкому выражению, колдун ездит на хвосту ветра, как скоро ему понадобится перенестись в дальнюю сторону. Ветер приглашает его: «Selz dich auf meinen schwanz!»[415] На Руси существует поверье, что на Благовещение, когда повеет весна, черти проветривают колдунов и с этою целью подымают их на воздух и держат головами вниз[416]. От малорусов можно услышать следующее предание: работал мужик в поле, глядь – прямо на него летит вихрь, мужик выхватил из-за пояса секиру и бросил в самую средину вертящегося столба пыли. Вихрь понесся дальше и увлек за собою топор, вонзившийся в него, словно в дерево. Вскоре случилось этому мужику остановиться на ночлег в одной деревушке; было поздно, когда он вошел в хату, в которой еще светился огонь. В хате лежал больной, и на вопрос пришельца домашние сказали: «То наш батька скалечил себя секирою!» Располагаясь спать, мужик ненароком заглянул под лавку и увидел там свой топор; тотчас узнал он, что ранил колдуна, и в страхе, чтобы не попасться ему на глаза, поспешил из хаты вон[417].

Таким образом, колдун, увлекаемый буйным ветром, подвергается удару топора – точно так же, как в вышеприведенной саге выстрел охотника поражает ведьму, несущуюся в бурной туче. О крутящемся вихре крестьяне наши думают, что это вертится нечистый дух, что это – свадебная пляска, которой предается он вместе с ведьмою; чехи о том же явлении выражаются: báby čarujou, т. е. ведьмы чаруют, подымают вихрь. Чтобы напугать путников, ведьма нередко превращается пыльным столбом и мчится к ним навстречу с неудержимою быстротою.

По народному поверью, если в столб пыли, поднятый вихрем, бросить острый нож, то можно поранить черта или ведьму и нож упадет на землю весь окровавленный[418]. Канцлер Радзивилл, описывая в своих мемуарах страшную бурю, которая была 5 мая 1643 года, утверждает, что ее произвели ведьмы[419]: так глубоко проникли в народное убеждение заветы старины, что и самые образованные люди XVII века не теряли к ним доверия. Отсюда становится понятною примета, по которой ни одна баба не должна присутствовать при отправлении рыбаков в море; особенно стараются, чтобы она не видела, как забирают и кладут в лодку рыболовные и мореходные снасти, не то ожидай большой беды[420].

Примета эта возникла из боязни морской бури, которую может наслать тайная колдунья, если только сведает про отъезд рыбаков. Желая произвести засуху, ведьма – как скоро покажется дождевая туча – машет на нее своим передником, и туча удаляется с горизонта[421]. С помощью «громовых стрелок» чародейки могут низводить с неба молнии, зажигать дома и поражать людей; словенские вештицы, подобно вилам, владеют губительными стрелами.

В Малороссии рассказывают, что ведьмы скрадывают с неба дождь и росу, унося их в завязанных кринках или мешках (в облачных сосудах и мехах) и запрятывая в своих хатах и каморах (кладовых). В старые годы похитила ведьма дождь, и во все лето не упало его ни единой капли. Раз она ушла в поле, а дома оставила наймичку и строго наказала ей не дотрагиваться до горшка, что стоял под покутом. Мучимая любопытством, наймичка