Рассказы о Розе. Side A - Никки Каллен

На самом деле, он был очень крутым – Ричи – мне никогда не стать таким, меня так раздавили в детстве, размышлял Изерли – я не смогу так двигаться, так смотреть в небо – будто весь мир и вправду принадлежит мне; к тому же Ричи и вправду оказался очень хорошим врачом, когда Роб расшибся серьезно, поскользнувшись на мокрых камнях, сломал руку, рассек голову, потерял сознание; Ричи его выходил за неделю; «в Шинейд, в больницу… вот ужас-то» сказал отец Дерек; но замолчал – Ричи в секунду всем раздал команды – воды, ваты, здесь держать, у меня в комнате под кроватью чемодан, принести – быстро! Почти все делал и принес Изерли; и держал тоже – крови после своей он не боялся вообще; а вот Женя блевал в траву; потом извинялся; «я чужую могу видеть, а друга нет… я просто так испугался за Роба… что он умрет… как я без него»; в чемодане – от Луи Виттона, на заказ явно, лежал целый садо-мазо арсенал; Ричи вколол Робу обезболивающее; промыл и зашил рану на голове, так аккуратно, будто золотом и бисером; потом осмотрел руку, прощупал: «фигня», наложил гипс – развел в тазу; отнес Роба аккуратно, не штормя, будто на каталке, на руках в комнату; и сидел с ним, пока тот не очнулся. Утром Изерли принес им завтрак – на подносе; молоко, блинчики с медом и кленовым сиропом, фруктовый салат, творожную запеканку; поздравил Роба с благополучным исходом; «черт, рука, – ругался Роб, – правая, она мне так нужна; что ты ухмыляешься, Визано, не в том смысле»; «спасибо, Изерли, за помощь вчера» сказал внезапно из глубины кресла Ричи; Изерли кивнул и вышел. Так закончилась Мировая война и началась холодная. Потом Ричи стал преподавать им химию, анатомию, основы медицины; Изерли не ходил, хотя очень хотелось – образования у него не было никакого, и в разговорах ребят о книгах, фильмах, религии и музыке он чувствовал себя очень неуклюжим; однажды все-таки решился – он переделал все дела по «дому», все-все; делать решительно было нечего; Дэмьен дал ему новый роман: «южноамериканская готика, Энн Райс, тру блад практически», «Крик ночной птицы» Маккаммона; Изерли держал его на локте, стоял под дверью библиотеки – там читались лекции, слушал голос Ричи – хрипловатый, поставленный; он показал ребятам какой-то плакат, с внутренностями, по видимому, потому что раздалось дружное – «бэээ» – и тогда Изерли тихо постучался; «войдите» крикнул Ричи; Изерли вошел; Ричи кивнул; и Изерли сел на один стульев; и слушал; рассказывал Ричи классно, с кучей мерзких подробностей, но зато с такими экскурсами в историю, что мир будто оживал – анатомические театры, синдром вампира, экзотические яды; «с тех пор как ты стал ходить, его действительно можно слушать, не тыкая в себя ручкой, чтоб не спать, – съязвил однажды Грин, – мне мнится, отношения у вас сложнее, чем кажется на первый взгляд; вы просто Хитклифф с Кэтрин»…

Так что с Ричи тоже все ясно – одержимость. Однажды Дилану придется изгонять из него дьявола, потому что Ричи не видит разницы; оси ордината и абсцисса – его собственное эго. Но зачем приехал Тео? Ему только в кино играть – Дориана Грея; по мотивам; улыбаться в камеру, смесь порока и предельной нежности; дерзкие тряпки, брит-поповские; почему я не Тео, подумал Изерли, эхх… играло что-то из Backstreet Boys – ночь закончилась, начался утренний эфир – бодрый, ритмичный, чашка кофе и свежий круассан; душ с гелем, полным цитрусовых и морских минералов; указатель – «Фермерский рынок» – и джип въехал на парковку; народу было много; Изерли нашел место и поставил машину; вылез, взял сумки, белые, хлопковые; ему нужно было все на свете; для него еда была одеждой, книгами, он ходил по рынку, как девушка по торговому центру с новой кредиткой, с пылающими щеками; шопоголик. Молочные ряды, потом мясо, потом овощи и зелень, и еще – самый любимый – ряд с всякими вкусностями – домашней выпечкой, медом, пудингами, наливками, домашним вином, джемами и мармеладом. Покупал он то, что нужно для вдохновения – основные продукты: масло, молоко, муку, картофель – привозили фермеры по договоренности в саму Рози Кин на грузовичках. Изерли здоровался со всеми – это было непривычно – мир, где он ничего не боялся, никого – знал всех; фермеры его любили – он приносил удачу, если что покупал с утра, то за ним выстраивалась целая очередь; так что «парню из замка» придерживали самое лучшее: цветочный мед, в сотах, самый свежий, оливковое масло, которым только в спа-салонах обтираться, душистое, мраморную говядину, произведение искусства, голубику и клюкву в середине января, сыры – с белой плесенью, голубые, мягкие, домашние, творог – рассыпчатый, как порванное жемчужное ожерелье, домашние йогурты, бекон, кровяную колбасу с перловкой и гречкой, яблоки сорта «розовая леди», паштет из кролика с маслом и грибами, шпик с красным и черным перцем, свиной рулет с миндальной начинкой, домашние овощные чипсы, яблочный и грушевый сидр, домашнее датское коричневое печенье – хозяйки старались – фермерши, с красными обветренными щеками, веснушками, в платках; Изерли все разрешалось пробовать; и он всегда хвалил, какими-то теми, что нужно словами, «Вы книжки про нас пишите» шутили фермерши; называли его «зайка-монашек»; хихиканье на весь ряд; но Изерли даже не краснел, привык; Братьев Розы скорее побаивались в Шинейд; а он был совсем для них существом из сказки – из балета «Щелкунчик» – принцем; но не тем принцем, что идеальный парень, а эфемерным, фантастическим, с картинки, из кино, из детских воспоминаний; с бледностью утренней, розовыми губами, чертами лица тонкими, прозрачными, как раковина, темной дорогой одеждой; он сам был для них почти вещью – на которую смотришь в витрине, вздыхает и бежишь дальше по своим делам. Изерли, конечно, таких тонкостей не знал, понимал, что вроде бы он всё равно фермершам нравится, значит, всё будет высший сорт – редиска, сельдерей, брынза, ветчина, виноград «дамские пальчики», глазированные окорока, вареная с маслом кукуруза, вяленые помидоры, помидоры черри, помидоры «бычье сердце», чечевица, каперсы, соевый соус, маленькие, как подсвечники, тыквы, бананы, болгарский перец, цуккини и кабачки, копченый лосось, цветная капуста, весовой шоколад; Изерли шел по рядам, счастливый абсолютно; от утреннего холода румянец разлился по щекам, будто от вина; купил ореховый латте в закрытом бумажном стаканчике и слоеный пирожок с яблоком и корицей; выпил и съел, и пошел договариваться насчет больших поставок – выбирать оливковое масло. Фермер – Джон Анно, торговавший маслом, налил масло на пробу в глиняную мисочку и дал Изерли ломоть свежего хлеба, Изерли обмакнул и съел, кивнул «, да, у Вас, как всегда, самое хорошее, три бидона, в субботу можете?»; «Джон, и мне литра три свежего масла, вот этого, что молодой человек пробовал» нежный девичий голос, почти диснеевский; Изерли обернулся – это была дивная девушка, чуть ниже его, по висок, роскошные косы цвета молочного шоколада, кожа – мед, яблоки «гольден» и клубничный йогурт, карие глаза – такие же, как волосы – шоколадные; Изерли отступил; такая яркая она была, и живая – улыбка играла в уголках пухлых губ всех ягодных цветов – летняя корзина; такая нетерпеливая и задорная – будто бутылка шампанского вот-вот бабахнет; в теплом свитере, коричневом, домашней вязки, пальто сером, с коричневыми круглыми пуговицами, юбке по колено, вельветовой, пышной, с вышивкой – желтой, красной, зеленой – цветы, по подолу; коричневые чулки и серые туфли, совсем ретро – не старые, но потертые, будто мамины, очень запоминающиеся, маленькие, с круглыми носами, с вычурными пряжками аля Людовик XIV; «здравствуй, Изобель» сказал Джон и стал аккуратно наливать масло в большую бутыль; и вдруг девушка тронула Изерли за локоть – «а где Вы покупали такой чудесный виноград?» – углядела в сумке, лежал сверху, розовый и желтый, гора самоцветов. Изерли вдохнул со свистом воздух – он не умел говорить с незнакомыми. Девушка словно поняла, протянула руку все с той же улыбкой – лукавой, но не насмешливой.

– Я Изобель Беннет, не бойтесь меня, я не укушу, я добрая фея.

Она старше меня, подумал Изерли, но не намного, года на три; он как-то всё видел, и это ужасно его смущало – какая у нее красивая, пышная, высокая грудь, как идеально поднявшаяся в духовке шарлотка, и при этом – тонкая, как у голливудских актрис талия, просто созданная для пышных юбок, парных танцев; ноги чудесные совершенно, с ямочками, с изящными, резными практически щиколотками; и косы эти, с руку толщиной, до пояса; и пахло от нее хорошо – выпечкой, ветром; она и вправду была какая-то сказочная, немецкая Розочка.

– У Дика Дикинсона, – пробормотал он. – У него самый лучший виноград, и лимоны в этом сезоне. И еще зелень – но я ее не беру, у меня своя в огороде.

– У меня тоже есть огород, – ответила девушка. – С травками всякими колдовскими.

Надо рвать когти, подумал Изерли, ну только этого мне не хватало – общаться с местными. О Братстве Розы, конечно, знали в городке, сплетничали в пабах и на кухнях; Изерли часто приезжал на рынок с кем-нибудь из ребят – с Грином чаще всего или Женей, Робом, ездил на почту забирать газеты, журналы, письма, ящики книг, лекарства и химикалии для Ричи; скорее всего, в городе его как раз таки видели чаще всего; тонкого, молчаливого, зеленоглазого, в черном коротком приталенном пальто или черном шикарном блестящем плаще-дождевике, высоких черных грубых модельных ботинках.