Раннее - Сергей Бушов

зеркало на место и принялась, приплясывая, хлопать в ладоши и смеяться. Затем успокоилась и увидела на шоссе красную точку, постепенно увеличивающуюся в размерах.

Наконец стало ясно, что это красный «Гетц» без номеров, который едет в её сторону. Поравнявшись с Женей, машина остановилась, и из неё выскочила Лариса, такая же, как и была прежде – в светлых джинсах и красной маечке на бретельках.

– Женька! – заорала она. – Наконец-то я тебя нашла!

Она обняла Женю за талию, крепко прижала к себе, и их груди соприкоснулись и сжались вместе. Лариса расцеловала её в щёки, в лоб, а затем, неожиданно для Жени, в губы, да так страстно, что у Жени закружилась голова.

Женя отшатнулась:

– Ты что?

– Прости, – сказала Лариса, опустив глаза. – Просто… Ты мне нравишься.

Она снова подняла на Женю взгляд, словно спрашивающий, что ей делать дальше.

Женя секунду медлила, затем тихо улыбнулась и робко прильнула к губам Ларисы. Поцелуй длился долго, очень долго и нежно. Когда их губы разъединились, Женя прошептала:

– Это так странно…

– Слушай… – сказала Лариса, не расцепляя объятий. – Я так искала тебя… Именно тебя. Я долго не могла понять, почему мне нравится Женька. Теперь поняла. Потому что он похож на тебя, а я тебя всю жизнь ждала. Когда мы расстались, я внезапно…Что с тобой?

– Нет, ничего, – сказала Женя. – Просто мне надо привыкнуть… Не торопись, ладно? Всё очень неожиданно.

Лариса отпустила её талию.

– Тогда поехали? Может, ко мне?

– Хорошо, – согласилась Женя.

Они уселись в машину – Лариса за руль, Женя рядом.

– Извини, – сказала Женя, – а откуда у тебя эта машина? И вообще, куда ты делась из музея?

– Я и сама точно не знаю, – ответила Лариса, поправляя заколку в волосах и параллельно заводя мотор. – В музее я в истерике разбила зеркало. Следующее, что помню – очнулась на заднем сиденье этой машины, совершенно голая, одежда раскидана по салону, а на мне сверху роза. И запах в машине поганый такой, гнилой. Но ничего, вроде выветрился.

– А дальше?

Лариса переключила передачу. «Гетц» тронулся и поехал в сторону города.

– Оделась. Сориентировалась немного. Поняла, что я на этом шоссе. Вспомнила тебя. Вдруг поняла, что очень хочу тебя найти, и отправилась к музею. Там никого не увидела. Оставила цветок в вазе. Вышла и помчалась снова к шоссе.

– А машин сколько было у Музея? – спросила внезапно Женя. Что-то не складывалось в её голове.

– Ни одной. Поэтому я и решила, что вы уехали. Что случилось с остальными?

– Точно не знаю. Все исчезли в зеркалах… Кстати, – вспомнила Женя, – мне дали зеркало. Кажется, это твоё, – она достала из сумочки зеркальце и протянула Ларисе.

Та, на мгновение оторвавшись от дороги, бросила взгляд на него.

– Нет, не моё, – сказала она. – На моём был красный камень, а здесь синий.

– Ясно… – тихо сказала Женя.

– Жень, ты прости, если что не так, – заговорила Лариса. – Ты не думай, у меня никогда ничего такого не было с женщинами. Просто я так сильно ощутила вдруг, что мы с тобой должны быть вместе…

Женя молчала, кивая, и смотрела на зеркальце в руках. И представляла себе постепенно остывающие угли на пожарище Музея Зеркал. Они все были усеяны осколками. А каждый осколок зеркала – это тоже зеркало, не так ли? И вот один из осколков лопается на мелкие кусочки, остывая…

Внезапно изображение за лобовым стеклом сменилось, и вместо шоссе впереди оказался резкий обрыв к реке, а вокруг – синяя даль, заполненная кричащими птицами.

– Чёрт! – вырвалось у Ларисы, и машина полетела вниз. Тяжело ударившись капотом о корягу, «Гетц» перевернулся, и Женя почувствовала, как вылетает в распахнувшуюся от удара дверь. Затем последовал ещё один удар – теперь уже виском о булыжник, и последнее, что Женя увидела мутнеющим взглядом – зеркальце в оправе с синим камнем, разлетающееся в сверкающие осколки.

Где-то полыхнул взрыв, и на этом всё кончилось.

* * *

– Рассказали бы анекдот, что ли, – проворчала Лариса, оторвавшись от окна.

– Что-то ни один анекдот не могу вспомнить, – отозвался Женя с переднего правого сиденья. – Разве что старые и пошлые.

– Эх… – вздохнула Лариса. – Злые вы…

– Сама больно добрая, – буркнул Дмитрий, метнув на Ларису мрачный взгляд в зеркало. – Подняла ни свет ни заря, заставила ехать непонятно куда и зачем.

– Ну, интересно же, – возразила Лариса. Она взяла газету с полочки за головой и зачитала: – Галерея Конвергентного Искусства. Это звучит!

– А что там ещё пишут? – поинтересовался Женя, зевнув.

– Машина сорвалась с обрыва. Два трупа, оба не опознаны. Тут и фотки есть. Ну, эта вся обожжена, а вторая… О! – вдруг воскликнула Лариса. – Женька, да это же вылитый ты!

– Дай глянуть, – попросил Женя. Через мгновение, хмыкнув, вернул газету. – Да ну, ни капельки не похоже.

– Вошки, – заметил Дмитрий, увидев указатель за окном. – После неё поворачивать?

– Да, – ответила Лариса, бросая газету назад, на полочку. Она достала из сумки зеркальце в серебряной оправе с длинной ручкой. На верхней части оправы сверкал красный камень.

– Представляете, – заговорила она, разглядывая в зеркале свои губы и глаза, – это зеркало ещё моей прабабки. Все берегли его, берегли. А я вот подумала – чего все с ним носятся, буду пользоваться. Сегодня чуть не разбила, кстати. Ну, разобью – и что?

Женя, обернувшись, посмотрел на зеркало.

– Оно же серебряное, – сказал он. – Что ему будет? Разобьёшь – новое стекло вставишь.

– И я так думаю, – согласилась Лариса.

Машина подъезжала к одиноко стоящему деревянному дому с огромной надписью из крашеных металлических труб: «Галерея Конвергентного Искусства».

На коньке крыши стояла уродливая статуя зелёного монстра с выпученными глазами.

Февраль-март 2006

Душа не вынесла поэта

Всегда помни, что я взял

от алкоголя больше,

чем он забрал у меня.

Уинстон Черчилль

1

Семейная жизнь моя не ладилась. Прошёл уже почти год, как мы с Аней поженились, но только сейчас я впервые почувствовал в нашем браке то ли неискренность, то ли трещинку. Нет, мы, конечно, ссорились неоднократно, но я всегда считал мелкие перебранки неотъемлемой частью брака, необходимой хотя бы для того, чтобы узнать супруга получше, со всех сторон, да ещё для того, чтобы выплеснуть на него накопившееся недовольство и оставить в себе только хорошее к нему отношение. Я вполне был доволен своим выбором – Аня могла составить счастье любому мужчине. Она была довольно умна, красива лицом и фигурой, могла проявить и нежность, и строгость, умела экономить