Амулет смерти - Александр Жиров

— И за что тебе, кретину, штуку в месяц отстегивают?! — сокрушалась фальшивая брюнетка.

Седой охранник в элегантной униформе отмалчивался. Его занимало другое.

Главное — не делать резких движений. Он служил в саперных войсках. Лет тридцать назад. В доброе застойное время. За десять лет до того, как был снят итальянский фильм, от которого сейчас так балдеют уборщицы в зале. Охранник знал не понаслышке, что такое мины.

Поэтому ему очень не нравилось, что кассирша возится с веревкой. Упорно пытается отвязать собственную щиколотку от отопительного стояка.

— Вера, давай обождем, — охранник старался говорить как можно убедительнее. — Все равно уже ничего не изменишь.

— Господи! Никогда не знала, что такие слюнявые мужики водятся, — сокрушалась сквозь слезы брюнетка. — И зачем тебе, дурню, пистолет дали?

— Верочка, да пойми ты: жизнь дается человеку один лишь раз! Поэтому пользоваться жизнью нужно как можно дольше.

Тебе русским языком сказано: «Заминировано»!

— Скотина трусливая! — рыдала Верочка. — Помоги лучше ногу отвязать!.. Охрана хренова! Трех пацанов испугался! А меня теперь с работы уволят…

Охранник машинально стал ковырять веревочный узел, которым его запястье было прикреплено к тому же стояку.

— Меня тоже с работы уволят, — сказал он и тут же пожалел об этом.

Верочка рассвирепела, и даже слезы высохли:

— Да как же тебя, сволочь, держать на такой работе, если ты только о своей паскудной жизни думаешь! Нет, вы только посмотрите на этого подонка! Ты ж охрана!..

Седой страж слушал разгневанную Верочку, а в голове крутились одни и те же слова: «После нашего ухода в течение пятнадцати минут не пытайтесь открыть дверь. В мине часовой механизм. Мы его отключим по радио».

32

Кругом стояли кварталы хрущевских домов. Крупнопанельные хрущобы.

— Ну? — сказал Борис. — Здесь?

— Ладно, харэ, — согласился кто-то из бритоголовых.

Другие не возражали. На заднем сиденье парни сдвинулись к окнам, освобождая место для добычи.

— Охранник был? — спросил Борис из вежливости.

— А как же! — солидно ответил один из налетчиков, выгребая карманы.

Вместо щетины на его лице рос пух.

В обрамлении солнечных лучей такая голова напоминает большой одуванчик.

Целый одуван.

— И что?

Ему не ответили. Тоже для солидности.

Зашуршали, захрустели купюры. Сперва пришлось рассортировать: доллары к долларам, марки к маркам, рублевичи крублевичам.

Ну и черт с ними, с этими гопниками.

Цену себе набивают. Якобы они тоже пахали. Даже если и правда был охранник.

Что сделает этот ветеран советской милиции? Чему он в этой милиции научился?

А кассир? Какую кнопку незаметно нажмет кассир, если первым делом услышит волшебные слова: «Сигнализация заминирована». Да и не бывает обычно никаких кнопок в таких вот нелегальных пунктах.

Может, кассир после ухода грабителей попытается незаметно за ними проследовать? Запомнит, в какую машину они сели…

Даже если представить, что кассир с охранником быстро отвяжут собственные щиколотки от отопительной трубы, можно не сомневаться: будут сидеть смирненько не меньше получаса.

Потому что хорошо запомнили волшебные слова, сказанные на прощание: «После нашего ухода в течение пятнадцати минут не пытайтесь открыть дверь. В мине часовой механизм. Мы его отключим по радио».

Бритоголовые наконец рассортировали каждую валюту по отдельности — по достоинству купюр. Нет-нет, да и бросали беглые взгляды по сторонам.

В голове Бориса оперный тенор пел:

«В Багдаде все спокойно?» Тенору отвечал хор писклявых девичьих голосков: «Спокойно, спокойно! Спокойно, спокойно!»

— Слушай, а может, тебе одной четверти хватит? — хихикнул парень с одуваньей головой. — А то как-то несправедливо.

Тебе, одному, сорок процентов, а нам, троим, шестьдесят.

— Да и что он делал, в сущности? — обращаясь уже даже не к Борису, а к своим, держа как бы совет, сказал другой бритоголовый.

Борис благоразумно молчал. Все они прекрасно понимают. Кроме неуемных амбиций все же есть и немного мозга в бритых головах. Не весь пока мозг перебрался в челюсти.

Вновь что-то доказывать — себя не уважать. Они — солдаты. Те, кого раньше принято было называть «шестерками». В какой армии солдаты зарабатывают больше офицеров?

Физически им ничего не стоит сейчас его прокинуть. Он и не попытается сопротивляться. Но это будет означать, что они работали с ним в последний раз. Кто им укажет беззащитную меняльную лавку, когда кончатся сегодняшние деньги, — неизвестно.

А к хорошему быстро привыкаешь. То, что «шестерки» сейчас решили повыступать, — чистые понты. Привычка распускать пальцы веером. В прошлый раз понтов было еще больше.

— Ну что, Одуванчик? — рявкнул Борис и обернулся. — Отслюнявил свои двадцать процентов? А ты, Струг? Тогда проверка домашнего задания…

С этими словами он спокойно забрал с заднего сиденья все деньги и стал пересчитывать у себя на коленях. Деньги «шестерки» должны получать только из рук пахана.

33

Разумеется, Катя не встретила. Нет, не потому, что Кофи не отправил телеграмму.

«Send the telegram today!» — распевала его душа знаменитую песню рок-группы «Назарет» в почтовом отделении аэропорта Порто-Ново. А пальцы в это время выводили латинскими буквами русское слово «встречай». Получилось так: «Vstrechai 26 avgusta reis 4121».

Самолет приземлился в положенный час в аэропорту Пулково. Утомленный почти безалкогольным путешествием в эконом-классе, молодой вождь спустился по трапу. Всей поверхностью черной кожи он ощущал свалившееся на него величие.

Кофи казалось, что вокруг только на него и смотрят. Только и говорят друг другу: «Глядите, в Петербург прибыл новый лидер народа фон! Да-да, вот этот самый темнокожий: статный и такой светлый, словно из Соединенных Штатов Америки».

До полного счастья не хватало лишь рыжей красавицы, которая бросилась бы ему на шею. Ах, как ее не хватало! Кофи попросту соскучился.

«Я люблю тебя, Катя, — шептал он всю дорогу по-русски, по-французски и на родном языке из подгруппы эве суданской языковой группы. — Я люблю тебя!»

Кати Кондратьевой нигде не было. Он не видел ее среди любопытных встречающих, которые заглядывали через таможенные заслоны.

Когда молодой вождь, вполне ощипанный, но не побежденный, вырвался наконец из цепких рук российской таможни, надежда еще жила в его чувствительном сердце. Надежды юношей питают.

Кофи недоуменно озирал толпу. Нет, нет и еще раз нет! «Где же ты? И где искать твои следы?»

Он вышел из осточертевшего здания на улицу. Стоило промелькнуть где-нибудь рыжей шевелюре, и Кофи устремлялся вдогонку.

Тщетно. Это были совсем другие, чужие, уродливые женщины. Настроение падало. Скрипя зубами, влюбленный вождь отправился на автобусную остановку.

И увидел таксофон. Эврика! На каникулах вождь успел забыть о существовании телефонной связи. Пластиковый питерский телекард побывал с ним в Бенине и вернулся на родину. Полез в щель. Номер Кондратьевых немедленно всплыл в памяти.

Проклятие! Никто не брал трубку. Допустим, телеграмма не пришла. Тогда в семье все как обычно. Где, например, Борька? Допустим, задирает девушек на улице в последние летние деньки.

Катя, естественно, на работе. Ее отцу тоже ничего не остается, как быть на дежурстве — Борька говорил, что Василий Константинович работает охранником в крупнейшей оптовой фирме города. Лучшим фирмам — лучшая охрана. Сплошь бывшие офицеры спецназа.

При мысли о давней службе старшего Кондратьева чело вождя омрачилось, но ввиду природной черноты это нелегко было заметить. Впрочем, Кофи тут же бесцеремонно отогнал никуда не годную мысль.

И полез в подошедший автобус.

Сидя в сломанном кресле безбожно чадящего «Икаруса», Кофи ломал голову.

«Не смогла отпроситься с работы? Не хватило мест в автобусе? Может, вообще уехала из Петербурга и не получила телеграммы?.. Но как странно: ведь и матери не оказалось дома! Мать Кати и Бориса ведь не работает. Домохозяйка. Пенсионерка. Может, пошла в магазин?»

Чего только не напридумывает себе иностранец в загадочной России! Ларчик просто открывался. Был рядовой вторник.

Вернее, рядовым он был для всего мира, кроме российских женщин.

В пятнадцать часов РТВ начало транслировать давно обещанное и разрекламированное попурри из семисот серий «Санта-Барбары». Этот телемарафон был рассчитан на трое суток и оплачивался фондом Сороса. Акция называлась «Сайта-Барбара без границ».

Бригадир почтальонов, обслуживавших район, где жили Кондратьевы, еще накануне зашла к бригадиру телеграфистов.

И положила на стол шоколадку «Европа».

— Люба, детка, — сказала бригадир почтальонов, — ты нам завтра телеграммы не передавай. Придержи. Будем «СантаБарбару» смотреть.