"Канцелярская крыса" - Константин Соловьёв

Герти попытался было столковаться с прочими постояльцами, но был вынужден оставить эту затею. Занятые своими делами, вечно спешащие, на Герти они глядели с заметной неприязнью, как на бездельника, которым он, в сущности, и являлся. Он попросту выпадал из их компании, как лишняя деталь, не желая держаться, выпадает из собранного механизма. Он был здесь чужим, лишним, и постояльцы «Полевого клевера», должно быть, каким-то образом это чувствовали, поскольку в большинстве своем принимали единодушное решение избавить Герти от своего общества. Стоило ему лишь показаться на горизонте и завести разговор о погоде или Канале кайзера Вильгельма, как они, кисло улыбнувшись, стремились удалиться, пожелав ему доброго вечера, или доброго утра — по ситуации. Для одних он был слишком молод, для других — слишком скучен, для третьих слишком навязчив и, увы, для всех вместе взятых не представлял какого-то интереса.

На третий день он стал ощущать себя так, будто был не только приговорен к заключению зловещей Канцелярией, но и начал отбывать срок. Собственный номер все больше казался ему тюремной камерой, а муки неизвестности вкупе с вынужденной бездеятельностью делали существование невыносимым.

— Еще день взаперти, и я рехнусь, — сообщил Герти зеркалу, откуда на него глядел явственно-нервический тип, бледный и осунувшийся, крайне похожий на беглого преступника, — Мне надо развеяться. Небольшой моцион положительно скажется на самочувствии… Что ж, только это, пожалуй, и остается. Буду идти стопами своего невольного тезки-полковника, посвящу себя исследованию, разве что довольствоваться придется не джунглями и ледниками, а куда более тривиальной местностью…

С этого дня он стал исследовать Новый Бангор.

Первые его прогулки были недалеки и осторожны, как вылазки к источнику воды, окруженному племенами аборигенов-каннибалов. Город все еще вызывал в нем смутную тревогу, которая отчего-то никак не могла рассосаться. Странный, пугающий, непонятный город. Неправильный. Именно это слово приходило ему на ум всякий раз, когда он думал о Новом Бангоре. Неправильный город. Какой-то… Дальше его мысль обыкновенно буксовала.

Город, собранный в неверном порядке, как часы, собранный пьяным часовщиком. Но если часовщик перепутает шестерни и пружины, часы просто-напросто не пойдут. Не могут пойти по всем законам механики и физики. В этом и заключалось различие с Новым Бангором. Этот город жил и, похоже, ничуть не ощущал своего отличия от обычных колониальных городов. Здешние недра сотрясали безумные поезда, продирающиеся сквозь камень. По улицам разгуливали автоматоны. А над всем населением безраздельно властвовала таинственная и зловещая Канцелярия. И, судя по всему, никому такой уклад жизни не казался странным.

«Я буду исследователем, — решил Герти, оправляя костюм для прогулки, — Исследователем в мире непознанного и странного. Быть может, первым настоящим исследователем Нового Бангора. Если мне все это не мерещится, как знать, может, этим исследованием я заслужу славу не меньшую, чем у полковника Уизерса».

Через несколько дней он уже относительно сносно ориентировался в городе, по крайней мере, мог отличить тяжеловесную, пышущую фабричным дымом, громаду Коппертауна от унылых однообразных пейзажей Лонг-Джона, а кирпичный и шумный Форсберри от неторопливого, замкнутого в себе, Редруфа.

Поскольку больше ему ничего не оставалось, Герти целые дни проводил на улицах города, подчас неожиданно для себя оказываясь едва ли не на противоположном его краю. Этот город умел удивлять, умел мастерски менять свой облик, умел скрываться за множеством масок, каждую из которых Герти рассматривал с интересом не праздного туриста, но исследователя. Шаг за шагом он постепенно расширял ареал своего обитания, знакомясь все с новыми ликами Нового Бангора.

Айронглоу встретил его обилием магазинов. Казалось, стены домов здесь сделаны из сплошного стекла, столько в этом районе было витрин. Лавки, рестораны, аптеки, массажные салоны, магазины европейского платья, музеи, винные ресторации, крохотные японские чайные, бакалеи, книжные магазины, цирюльни, табачные лавки, бильярдные, прачечные, швейные мастерские, ломбарды, букмекерские конторы, клубы, карточные залы, картинные галереи, банки, пабы — удивительно было, как в одном городе умещается столько заведений, в которых можно потратить деньги.

Количество всевозможных искусов здесь было настолько велико, что Герти на всякий случай переложил оставшиеся деньги в самый дальний карман, иначе обязательно бы поддался соблазну манящих вывесок и отведал бы «тонизирующий тройной мятный чай по рецептам новозеландских дикарей» или приобрел бы фунт «прекрасного душистого табаку южных широт, не уступающий виргинскому». Кончилось тем, что из Айронглоу Герти позорно бежал, преследуемый по пятам зазывными криками хозяев всевозможных лавочек.

Олд-Донован поразил его своей старой готической архитектурой. Бледный и молчаливый, он примостился на окраине Нового Бангора, хотя когда-то, в незапамятные времена, считался его центром. Витиеватые своды, внушительные и одновременно трогательные в своей показной монументальности, узкие шпили, гротескные контрфорсы и стройные колоннады, все это настраивало на меланхолический викторианский лад. Однако долго там находиться Герти не решился. От старого камня веяло холодом даже в жаркий день, безлюдные улицы навевали мысли о городах-призраках, покинутых своими обитателями, а слепые маскероны[39], выступающие из стен, казались заточенными в каменную толщу людьми.

Миддлдэк живо напомнил Герти лондонские пригороды. Непосредственный, живой, никого не стесняющийся, он показался Герти насмешливым крестьянином, завалившимся на кровать прямо в грязных сапогах и покуривающим трубочку. Здесь хлопали на веревках простыни, здесь жены громогласно ругали своих ленивых мужей, здесь пахло керосином и горелым жиром, здесь прямо на улицах паслись козы, а чумазые дети беззаботно возились в дорожной пыли.

Клиф оказался вовсе не таким угрожающим, каким виделся по прибытии. Он был бедным, обтрепанным, пахнущим водорослями, гнильцой и остатками пищи, исторгающим в грязный, полный угольной гари, воздух смрад дешевого джина и мочи. Но все же и у этого района было свое собственное достоинство, быть может, особенно заметное из-за атмосферы запустения. Завидев саржевый костюм Герти, пьяные моряки кричали ему из окон пабов, приглашая за их счет раздавить по бутылочке портера, а любопытные дети могли бежать за ним несколько кварталов.

Побывал Герти и в порту, найдя, что тот мало переменился за последние дни. Кипящее вокруг причалов море смывало все запахи города и человека, оставляя только первозданный запах йода, соли и гниющих на солнце водорослей. Его сердце отчего-то тревожно сжалось, увидев пустоту на том месте, где еще недавно на волнах покачивалась грузная туша «Мемфиды». Едва ли этот океанский тихоход успел далеко отойти от острова, но сейчас корабль был так же далек от него, как если бы торчал где-нибудь в проливе Принца Уэльского[40].