Торговка счастьем - Галина Романова

– Здрассте, – просипел Саня, смутившись.

Чего, интересно, она здесь?

– Дмитрия ждешь? – Она улыбнулась неестественно пухлыми губами.

– Да.

– Давно ждешь?

– Не очень.

– До-оолго еще будешь ждать, Саня. Саня ведь тебя зовут, так?

Он кивнул, она еще шире улыбнулась, ухватилась пальчиками за край опущенного не до конца стекла.

– У них с моим папой о-оочень серьезный разговор. Деловой! – хихикнула она, как маленькая девочка, и прикрыла рот ладошкой. – Папа сейчас сделает твоему хозяину предложение, от которого тот не сможет отказаться. А я тебе.

– Что мне? – По его широкой спине вдруг крупным горохом скатились мурашки.

– А я тебе сделаю предложение, от которого ты не сможешь… Нет, не так! От которого ты не должен будешь отказываться. – Ее улыбка исчезла за плотно сжавшимися полными губами. Беспечный до этого взгляд сделался ледяным и острым. – Готов слушать, Саня?

– Угу… – кивнул он, чуть подумав.

Ну не посылать же ее было. Она, может, скоро его хозяйкой станет, если разговор Дмитрия Дмитриевича с Береговым сложится. И ему придется ее по магазинам возить и сумки ее таскать.

Он хоть Лизе и обещал уйти от Дворова и поискать другую работу, но ведь пока не нашел.

– Так вот, Саня, – ее пальчики крепче впились в приспущенное стекло. – Мы с Димой скоро поженимся, судя по всему. Папу он устраивает. Меня тоже. Папа сейчас предложит ему слияние капиталов на выгодных для Димы условиях. Если он не дурак, он согласится. А если дурак… Тогда нам с ним не по пути. Но, думаю, все будет нормально.

– В этом суть предложения? – уточнил Саня, едва не расхохотавшись.

Потому что точно знал, что сливать Дворову с Береговым было нечего. Нет, какие-то средства имелись. Он, в конце концов, зарплату получал приличную. Филиал был его где-то. Оттуда прибыль ему капала. Но ведь капала, не текла рекой. И как такового капитала, на который рассчитывали Снежанна с папой, у Дмитрия Дмитриевича не было.

– Да, – она кивнула, густые роскошные волосы – неизвестно, ее ли – рассыпались по плечам. – Это то, что касается Дмитрия. Теперь о тебе… Если ты хочешь и дальше работать у нас, то есть у Дмитрия… То ты должен будешь сливать мне всю информацию о своем хозяине. Понял?

– Не понял, нет! – возмущенно отпрянул он от девки, нагло ляпающей идеально чистое автомобильное стекло своими пальцами. – Что значит, сливать?! Информацию!

– Где бывает, когда не в офисе и не дома? С кем бывает? С кем выпивает? Кому улыбается? Понял? – она холодно смотрела на него. – Или ты такой тупой, что надо повторять?

За тупого он ее тут же возненавидел. Хотя ростки неприязни уже пошли после ее непристойного предложения.

– Повторять не надо. Я понял. – Саня сел ровно, уставился в стекло перед собой. – Но вынужден отказать вам.

– Что-оо? – Она сморщила лицо, сразу перекосившееся и сделавшееся отвратительным. – Отказать?! Да ты уволен будешь уже сегодня, скот тупоголовый! Еще стою тут перед ним. Быдло! Будешь уволен!

– А вот это вряд ли, – улыбнулся ей Саня, чуть повернув звеневшую от боли голову.

У него внезапно зазвенело. То ли чирей нарывать начал. То ли от этой девки голову разламывало.

– Вряд ли Дмитрий Дмитриевич меня уволит.

– Это почему? – Она уже отошла от машины, но вдруг остановилась и со злым любопытством уставилась ему в лоб.

– Думаю, они не договорятся, – он кивнул в сторону входных дверей дома, перед которыми маятником метался охранник. – Дмитрий Дмитриевич и ваш папенька.

– Это почему еще?! – Снежанна уперла руки в бока, занавешенные меховой накидкой, в бешенстве сверля глазами ему лоб и переносицу.

– Потому что у Дмитрия Дмитриевича ничего нет.

– Чего ничего нет? – Ее заполненные ботексом губы потешно шлепнулись друг о друга.

– Денег у него нет. – Саня пожал плечами. – Разве он вам не говорил?

– О чем?! Что значит, срань такая, денег у него нет? – завизжала девушка на такой высокой ноте, что в его голове, кажется, лопнула какая-то жилка. – У него денег море! У него фирма и…

– Сожалею, Снежанна, – он завел машину, медленно сдал назад. – Но это все не его. Это все принадлежит вдове Льва Дмитриевича. Он все оставил ей. Все!

И медленно покатил машину за ворота. Ему тут больше делать было нечего. Его теперь уволят при любом раскладе: договорится Дворов с Береговым, нет – его уволят. И сейчас он отгонит машину к дому Дмитрия Дмитриевича, оставит ключи двум остолопам, с нетерпением ждущим его провала. Пересядет в свою машину и поедет поищет странную хижину, если она еще существует.

Не факт, конечно, что Гена и есть тот самый таксист, который помог Насте бежать. Не факт, конечно, что он – если это он – прячется именно там. Не факт, конечно, что он, Саня, вообще отыщет этот домик и этот населенный пункт, давно оставленный людьми, но попробовать все же стоило…

Глава 17

Вот связь и обнаружилась. А он все никак в толк не мог взять, откуда ноги растут. А растут, как водится, оттуда…

Алексеев прятал злые глаза в бумагах, позволив Вадику допрашивать трясущееся существо, в которое превратился водитель автобуса, представившийся им Стасовым Андреем Ивановичем.

Нет, он и был по документам, по настоящим, неподдельным документам Стасовым… теперь. Раньше-то он был, мать его, Зубовым! Но скрывал это от них.

– Обстоятельства… – мямлил со слезой скот, забывший свою бывшую жену и детей. – Так сложились обстоятельства…

Честно? Алексееву в какой-то момент захотелось обхватить его шею руками, сжать как следует и трахнуть мужика головой о стену, чтобы тот наконец опомнился и перестал нести бред.

Ну что это такое, в самом деле, а!

– Я испугался… Мне стало страшно…

– Я сам отдал машину… Сам отдал документы… В залог. Меня особо никто не принуждал…

– Почему? Я испугался… Мне стало страшно…

Тля! Мерзкая тля, а не человек! Сколько времени у них украл! Сколько информации скрыл! И про то, что Лев Дворов был не просто хорошо знаком с исчезнувшим таксистом, но и, кажется, доверял ему всецело. И про то, что Васильковую пустошь наш уважаемый бизнесмен не обходил вниманием. И посещал ее в день гибели. И про то скрыл Стасов-Зубов, за что особенно Алексеев был ему «благодарен», что Настю вывезти из города ему таксист велел.

Он, конечно, уже знал это от самой Насти, но времени-то сколько было потеряно! Времени, когда они с Вадиком, как слепые, блуждали, собирая по крупицам информацию. А если бы она не вернулась? Если бы не нашла его дом?

При этих мыслях внутри у Алексеева отчего-то неприятно ныло. И он даже звонил на свой домашний час назад. И ныло еще противнее, пока шли гудки. Вдруг она ушла? Ушла, оставив ключи в почтовом ящике? Они об этом не договаривались, но…

Но она сняла трубку.

– Как дела? – задал он ей глупый вопрос.

– Нормально, – ответила она.

– Чем занимаешься? – вопрос был еще глупее.

– Завтракаю.

Что еще спросить, он не знал, поэтому буркнул, чтобы она никому не открывала, и положил трубку. Надо было запретить ей отвечать на звонки, покусал он губы. Мало ли кто решится проверить его квартиру. Но не стал. Всего час прошел, а ему снова захотелось позвонить. И услышать ее голос. И узнать, что у нее все нормально…

– Я ни в чем не виноват! – хныкал водитель автобуса, прикладывая к груди трясущиеся руки. – Я сам пострадавший!

Вадик, впервые за все время службы позволивший себе вольность в одежде – он снял пиджак и непозволительно неаккуратно закатал рукава рубашки – от бешенства скрипел зубами. Он столько времени потратил на то, чтобы его допустили к личным данным человека, который перечислял деньги семье Зубова Андрея Ивановича. Великих трудов ему стоило узнать, что это некто Стасов Андрей Иванович, что этот дядечка проживает со своей супругой там-то и там-то. Он помчался на адрес и едва на зад не сел, когда дверь ему открыл… кто бы вы думали? Тот самый водитель автобуса, с которым он катался неделю, разыскивая свидетелей, видевших Настю.

Когда выяснилось, кто этот Стасов на самом деле, Вадику захотелось его задушить. А когда из мужика полезла остальная информация, он даже позволил себе вольность – закатал рукава. И плевать ему было на то, что Алексеев рассмотрит царапины на его руках, оставленные Жанкиными ногтями. А заодно и этот трясущийся всем телом мужик пускай посмотрит. Плевать! Ему было не плевать на свое личное время, которое он украл у себя и у своей жены. Вместо того чтобы налаживать с ней отношения – а они вдруг начали трещать по швам, – он стоял перед каким-то банковским клерком и убеждал его, что раскрытие личной информации санкционировано, и что это в интересах следствия, и что…

Да он уже и не помнил все слова, которые употребил и которые не употребил в силу их непристойности. Помнил лишь дикую досаду, что приходилось объяснять всяк и каждому, насколько это важно.