Синдром Кандинского - Андрей Васильевич Саломатов

— Ну что ж, я могу и отойти, — согласился Антон, передвигаясь как-то боком, лицом к Стасу с Леной. — Значит, говоришь, стесняешься знакомиться? — со зловещей веселостью продолжил Антон. — Молодец, а здесь и не надо, вроде бы уже знакомы.

— Антон, — совершенно расстроенный, сказал Стас.

— Как же ты, такой стеснительный, не постеснялся ко мне в постель залезть? — слишком громко спросил Антон, хотя они уже миновали базарную площадь и вышли к крайним ларькам. — Ну да, ты же мне как-то говорил, что тебе жалко мою жену. Ну и как жалеется? Жалелка ещё не болит?

— Хватит, Антон, — не выдержав, крикнул Стас.

— Отстань от нас! — сорвалась на крик Лена. — Это я его соблазнила. Все. Разговор закончен.

— А ты не боишься, что его точно так же любая другая соблазнит? усмехнувшись, спросил Антон. — Подружек у тебя много.

— Не боюсь, — ответила Лена. Выйдя за пределы площади, она остановилась. — И вообще это не твое дело. Ты что, ненормальный? Мы с тобой расстались. Ты свободен. Хочешь, с Машей, хочешь, с Дашей живи. Меня это больше не интересует. Ради Бога, оставь нас в покое. Ты же взрослый человек, считаешь себя умным.

Последний аргумент как будто возымел действие. Антон по очереди посмотрел на обоих, сунул руки в карманы и спокойно сказал:

— Ладно. Прощайте, голуби. Только помните: недолго вам вместе гнездо вить. Леночка, насколько я знаю, в мужике твердое плечо ценит. а ты же не плечо, ты слизняк. Да и Леночка не твой идеал.

— Пошел ты, наркоман проклятый, — сказала Лена. — Идем, Стас. Что ты стоишь как идиот?!

Они пошли дальше, прижавшись друг к другу плечами так, будто оба боялись упасть, а Антон вслед им громко сказал:

— Ты же знаешь, он жалостливый очень. На словах. Держи крепче. Попривыкнет, пойдет жалеть напропалую кого попало.

Антон не пошел за ними. Он ещё долго стоял, провожая их взглядом, и бормотал:

— Как жалостливый, так сволочь, пробу ставить некуда. Собственно, какая ей разница? Кто подвернулся, к тому и ушла. Ей главное сейчас, что не я.

Антон пошел по улице к морю, насвистывая какую-то детскую песенку. Его охватило даже и не равнодушие, а скорее ледяное спокойствие, затишье, как перед бурей. Он испугался этого. Слишком уж тихо, мертво было у него на душе.

"Черт возьми, — думал он на ходу, — как все просто. Надо обязательно убедить себя, что так и должно быть. Надо уговорить себя: так и должно быть. Должно быть. Сволочь, Стас. Такие жалеючи залезают в душу и, увидев, что там то же самое, что и везде, бегут, вытоптав все живое. Хотя для жизни он, может, и удобней. А ей он и нужен для жизни. Не для смерти же. Для смерти удобней я. Ладно, только не надо напускать на себя инфернальность. Тоже мне, Абадонна паршивый".

Антон шел по загаженному пляжу и старался думать о пустяках. Совсем не думать он не мог, мысли о Лене доставляли ему почти физическую боль, и он уцепился за первое, что пришло в голову. Тяжелый кейс с шампанским оттягивал руку, и Антон придумывал, как избавиться от шампанского, не выбрасывая его и с максимальной пользой. Можно было предложить выпить кому-нибудь из загорающих, пристроиться к молодой женщине или небольшой компании. Антон оценивающе приглядывался к одиночкам и парам, когда его окликнул знакомый голос.

— Антошка, — пьяно позвала Вера. — Иди к нам.

Под чахлым, ощипанным деревцем, на розовом одеяле он увидел Веру и двоих немолодых курортников, которые с пьяным любопытством смотрели на него. Один, разобравшись, кого дама зовет, махнул ему рукой, приглашая присоединиться к компании. Мысли о шампанском настолько завладели Антоном, что он на ходу расстегнул кейс, достал бутылку и, если бы не занятые руки, принялся бы открывать её.

Завидев шампанское, Верины ухажеры загоготали, начали расчищать место на краю одеяла и, когда Антон подошел, приняли его как старого знакомого, усадили, и один из них, протянув руку, представился:

— Николай Иванович. А это, — кивнул он на своего друга, — Алексей, Леша. Я бы даже сказал, Леша Незаменимый. Это как Константин Багрянородный или Василий Великий. — Николай Иванович рассмеялся собственной шутке и пощелкал пальцем. — Стакан, стакан давайте гостю.

Леша был никак не моложе Николая Ивановича, такой же облезлый и пузатый, и Антон подумал, что скорее всего начальник какого-нибудь стройтреста Николай Иванович приехал в командировку со своим подчиненным Лешей, а заодно использует его как холуя.

Судя по закускам, разложенным на одеяле, Николай Иванович любил вкусно поесть и пустить пыль в глаза. Закусок было не очень много, но экзотических блюд в таком ассортименте Антону ещё не приходилось видеть на одном столе. Причем, за исключением черной и красной икры, это были не простые консервы, а все свежие диковинные кушанья, которые не едят, а пробуют, а потом долго делятся впечатлениями.

Курортники уже распили бутылку столь же экзотической водки, Леша выставил на середину одеяла вторую, но Николай Иванович взял из рук Антона бутылку шампанского и разлил его по стаканам.

— Гость не должен сам разливать вино, это дело хозяина, — любовно глядя на Антона, сказал Николай Иванович.

Своим появлением Антон оживил компанию, заскучавшую было от долгого общения друг с другом. Но сам он, однако, не только не чувствовал никакого интереса к этим людям, но содрогнулся при мысли, что с ними надо будет говорить и слушать их пьяные речи. Он судорожно выпил стакан шампанского, чем вызвал беспричинный, по его мнению, хохот у сотрапезников, затем вылил остатки вина себе в стакан и так же жадно выпил.

— Наш человек, — загоготал Леша.

— Нет, он не наш, — возразила Вера и подмигнула Антону, явно намекая на тайну, которую она узнала вчера вечером благодаря хозяйке дома. — А Антон сегодня полночи купался, — будто хвастаясь собственными подвигами, сказала Вера. — Тонул, наверное. А может, утопиться хотел, но кишка оказалась тонка. Да, Антон, топился?

— Я? — удивился Антон. — С чего ты взяла? Стоило ли ехать так далеко, чтобы здесь утопиться?

— Да? — лениво кокетничая, спросила Вера. — А для чего ты сюда приехал?

— Во всяком случае, не для этого, — ответил Антон, потянувшись за долькой ананаса.

— Зачем Антоша сюда приехал, мне известно, — самодовольно сказал Николай Иванович. — У меня глаз наметан. Хочешь скажу? — спросил он у Антона.

Антон внимательно посмотрел на него, затем на Веру и попытался вспомнить, не говорил ли он ей что-нибудь о своих неприятностях.

— Ну-ну, это интересно, — сказал он.

— Женщина, — лежа в позе патриция, ответил Николай Иванович. — В мире есть только две силы, способные расшевелить даже самого