Моя любимая Эми. История о том, как я дважды потеряла свою дочь - Дженис Уайнхаус

Эми все еще держала обиду на отца. Я мало знала о Блейке, но однажды он вызвал у меня настоящее отвращение. Он был с Эми, когда я отдыхала в Италии в том году, и она передала Блейку трубку. Не знаю, в шутку или нет, он назвал меня «мамочкой». Мамочкой? Он словно вонзил нож мне в живот. Так с любовью называла меня Эми, и мне это нравилось.

«Я тебе не мамочка», – ответила я.

Если даже мне казалось, что жизнь летит со скоростью света, то каково же было Эми. Теперь папарацци круглосуточно толпились около дверей ее дома в Джеффрис-Плейс – еще один странный опыт. Поначалу Эми это нравилось. Что еще ей оставалось? Она делала фотографам чай и болтала с ними. Она была щедрой и дружелюбной, а они получали желаемое, подпитывая ее жажду внимания. Но вскоре она устала им сопротивляться.

Это казалось какой-то фантастикой. Теперь мне приходилось пробиваться через толпу незнакомцев, чтобы попасть в гости к собственной дочери. Иногда друзей Эми, которые приходили к ней в гости, оттаскивали в сторону, чтобы сфотографировать. Творился хаос. Пугало, что теперь все считали нормальным схватить Эми на улице, чтобы сделать фото. Больше всего мне запомнился тот шум, эти «щелк-щелк-щелк», ставшие частью наших встреч. Выбора не оставалось, и я смирилась с ними, но привыкнуть так и не смогла. А когда Эми прославилась в США, ситуация лишь ухудшилась.

Глава 9. За пчелиным ульем

В апреле 2007 года Эми с радостью предвкушала ряд выступлений в США. Расстроившись из-за того, что Frank не вышел в Штатах, она вложила все силы в продвижение Back To Black и уже дала пару успешных концертов в пабе «У Джо», скромном местечке на Лафайет-Стрит, в январе месяце. Но лишь в мае 2007-го Нью-Йорк узрел ее настоящую. Эми заставила публику в Highline Ballroom ждать ее целый час, а затем пила на протяжении всего выступления. Мои американские родственники отозвались о ней как о «таланте, стоящем на грани разрушения». Невозможно было описать ее точнее. «Это Эми», – подумала я. Но, несмотря на парочку сумбурных выходов, Штаты приняли ее тепло. Себе на удивление, в Нью-Йорке Эми также узнала, что у нее много ЛГБТ-фанатов: после ее концертов то и дело виднелись обнимающиеся драг-квин.

Я не знала, что через десять дней Эми поехала отдыхать в Майами. Пока однажды не проснулась от утреннего звонка. Ее было очень плохо слышно.

«Эми? – крикнула я. – Где ты?»

«Я в Майами, мам, – хихикнула она. – Мы поженились».

Позже я узнала, что за полчаса до нашего разговора она позвонила Митчеллу и «обрадовала» его. Мне хотелось закричать: «Ты глупая девчонка», – но я сдержала гнев.

«Здорово, Эми, – повторила я сквозь сжатые зубы и пожелала ей удачи. – Мазл тов».

«У нас будет еще одна свадьба в Лондоне – большая вечеринка», – выпалила она. Наверное, так она извинилась и намекнула, что «хочет, чтобы я была там». Но, положив трубку, я стояла пораженная – меня словно огрели железной трубой.

Мое тело не поспевало за сотнями мыслей. Что она творит? Зачем? Никто не знал о свадьбе. Только Эми и Блейк – 18 мая 2007 года, Окружное свадебное бюро Майами-Дейд. Я чуть не подавилась, когда моя сестра Джоан позвонила мне из Майами, чтобы сообщить, что увидела новость по ТВ. «Если бы мы знали, мы бы пришли поздравить ее», – с любовью произнесла она, словно эта свадьба была настоящим семейным праздником, а не игрушечной пародией.

«Не думаю, что это была такая свадьба», – холодно ответила я.

Я страшно злилась несколько дней. Не только из-за того, что Эми вышла именно за Блейка, но и из-за того, что из всех мест она выбрала Майами. Эми вряд ли вообще о чем-то думала. Она находилась в своем эгоистичном мирке и не заботилась о других людях.

Майами? Место, куда я прилетела 35 лет назад, ставшее для меня источником свободы и познания мира, местом работы. Всю жизнь я держалась за тот позитивный отрезок жизни, полагаясь на него в моменты сомнения и слабости. Теперь там была Эми – с финансовыми и профессиональными возможностями, в разы превосходящими мои – занимаясь чем? Сливая все в унитаз ради отношений с безнадежным человеком.

Я пыталась не думать об этом невероятном разочаровании. Но я не сверхчеловек, и случившееся не могло на меня не влиять. Сомневаюсь, что я смогла бы принять Блейка, но в альтернативной реальности мне бы хотелось участвовать в предсвадебных хлопотах: как и любая мать, на празднике я бы носилась меж красивых платьев и подружек невесты. Не в этой жизни. Мне лишь хотелось, чтобы Эми выбирала то, что делает ее по-настоящему счастливой. Теперь романтический флер моих мечтаний был развеян.

Самым неприятным стало то, что весь мир увидел свадебные фото моей дочери раньше меня. Это было ужасно: во всех таблоидах были фотографии Эми в мини-платье с якорями и улыбающийся Блейк. Меня беспокоил непомерный аппетит людей к публичным крахам Эми, но стало заметно, что в это втянулась и она сама. «Все это – одно большое шоу», – продолжала твердить я. Но то было лишь репетицией.

Лето продолжилось, как и началось – Эми находилась в своем пузыре наедине с Блейком, пытаясь соответствовать своему образу. В мае она выиграла еще одну награду Ivor Novello за «Rehab» в номинации «Лучшая современная песня». Это, конечно, стало поводом для праздника, но веселье быстро закончилось.

Не сказать, что свадьба Эми – это переломный момент в наших отношениях, но общение определенно стало натянутым. В моей жизни словно погасла еще одна лампочка. Я гадала, почему Эми отдалялась от меня: моя ли это болезнь, ее доброта или страх. Вскоре стало ясно, что она просто не могла контролировать себя и свои поступки и не хотела смотреть мне в глаза.

После первой встречи с Блейком в Джеффрис-Плейс, когда я принесла им свадебный подарок, я вышла из квартиры со странным ощущением. Она играла новую роль. На этот раз – образ подружки гангстера. Не знаю, взяла она его из фильмов или из рассказов Митчелла про Ист-Энд. Она звала Блейка «мой дружок», хотя ни я, ни Синтия так не выражались. Это был придуманный ею образ. Часть ее сердечности тоже исчезла. Ее поглощало нечто более сильное, чем любовь нашей семьи. И мне пришлось принять трещавшую по швам реальность. До конца того лета я пыталась этому сопротивляться, да и потом смириться не смогла. Не хотела. Было слишком сложно.

Я продолжала думать о шестнадцатилетней Эми, с которой мы сидели в офисе Ника Годвина с Ником Шимански и обсуждали детали контракта. Она была маленькой девочкой, упрямой и целеустремленной, но с огромным потенциалом. Теперь она летела, как ослабевший орел, – едва держась в воздухе. Могла ли я предотвратить катастрофу до ее начала? Мог ли хоть кто-то из нас? Ответ – нет. Слава берет свое.

Я едва видела Эми после их свадьбы. Мне приходилось приезжать в Джеффрис-Плейс, потому что Эми постоянно теряла телефоны или забывала про встречи. Ее невозможно было контролировать. Она буквально не ощущала связи со своей собственной жизнью.

Она также не замечала или не заботилась о том, как выглядела. У нее сломался зуб, кожа стала бугристой. Тогда я не знала о непомерном количестве наркотиков, разрушающих ее жизнь. Разве это был единственный способ выжить?

Мы с Митчеллом по-разному справлялись с ситуацией: он поступал жестко, а я принимала более мягкие решения. Мы ошибались и учились одновременно. Нет зависимостей, которые можно понять за ночь. Это так не работает. Каждый день ты делаешь по маленькому шажочку к пониманию происходящего, пытаешься проложить путь