По Америке и Канаде с русской красавицей - Андрей Троицкий

Вечер выдался довольно холодный, дождливый, мы оставили машину на общественной стоянке. Собственную стоянку театры, даже коммерчески успешные, часто предложить не могут, – это дополнительные расходы, и немалые.

Юра шел впереди, под руку с Ритой.

– Я знаю этот театр, – говорил он. – Никаких декораций. Все построено на условностях, доверено воображению зрителя. В советские времена таких театров в Москве почти не было, ну, кроме Таганки Любимова. Туда водили иностранцев, подышать либеральным воздухом. Сейчас таких площадок очень много. И здесь и там. Но общий уровень все-таки выше здесь.

– Почему так: разве в России перевелись таланты?

– Талантов хватает. Но что такое талант без дисциплины? Пустое место. Спросите любого московского режиссера, с чего начинается рабочий день? Сразу подходят артисты. И пошло: а можно я уйду раньше, у меня ребеночек заболел… Здесь этого нет. Кроме того, здесь не пьют.

Прогулявшись по улице, мы оказались возле трехэтажного дома красного кирпича, построенного в начале прошлого века. Снаружи две витрины, за которыми полинявшие афиши и манекены в старинных костюмах, между витринами красная дверь с истертой латунной ручкой. Внутри что-то вроде большой комнаты, в ней задерживаться не следует. Зрители поднимаются по высокой крутой лестнице, сразу на третий этаж.

Здесь наверху, что редкость в театре, есть что-то вроде гардероба, иди и вешай плащ на гвоздь, вбитый в стену. Документы и деньги лучше в карманах не оставлять. Подходим к письменному столу, называем имена, – билеты ведь заказывал по телефону, – получаем на руки три клочка бумаги, по которым пускают в фойе, довольно просторный зал с приглушенным светом, где по стенам развешаны картины модерновых художников.

Мы пришли минут за сорок до начала: в фойе играют живую музыку, можно выпить, – сколько влезет, – красного и белого вина. Правда, я не заметил, чтобы кто-то из зрителей злоупотребил, проявив по части выпивки большое усердие. Еще здесь можно неплохо перекусить. Закуска, выпивка и музыка входят в стоимость билетов, а билеты по здешним меркам недешевые, – 50 долларов. Что ж, путь к сердцу зрителей иногда лежит через желудок. Мы подошли к стойке, получили по бокалу вина.

В центре столы, где на больших блюдах разложена закуска. Мы выбрали по куску пиццы и поджаренные куриные крылышки. Тарелки – бумажные, а вот бокалы под вино – из стекла, на тонких ножка. И это правильно: когда пьешь из бумажного стаканчика, чувствуешь вкус бумаги, но не вина. Юра сегодня истязал себя диетой, чтобы не набрать лишние полфунта. Поэтому мы жевали, а он нас просвещал:

– В фильме "Берегись автомобиля" герой Евстигнеева, режиссер народного театра говорит примерно следующее: есть мнение, что народные театры вскоре вытеснят театры профессиональные. Артист, не получающий зарплаты, будет играть с бОльшим вдохновением. Артист должен где-то работать, а не болтаться в театре. Зрители смеялись, – вроде бы это шутка. Но герой Евстигнеева оказался пророком.

– В каком смысле? – Рита была заинтригована.

– Народные театры вытесняют профессиональные. Любитель побеждает профи. Большинство артистов, которых мы сегодня увидим, где-то работает помимо театра. Банковские клерки, официанты, водители автобусов… Конечно, здесь тоже платят какие-то деньги. Но на них не проживешь. Например, в этом спектакле заняты тридцать артистов. Поэтому приходится работать днем, а вечером – театр.

На эстраде три музыканта, – барабанщик, саксофонист и контрабасист, – исполняли мелодии в стиле блюз. Фойе быстро заполнилось публикой, которая очень быстро освоилась, разогрелась и приступила к танцам. Так уж заведено, что здешний зритель долго не раскачивается: пришли веселиться, значит, надо веселиться, а не болтать, не грустить и не накачиваться вином.

Юра рискнул пригласить Риту на танец и, кажется, был очень неплох. Уверенно вел партнершу и вообще владел инициативой. Я тоже не терял время зря. Еще повторил вино, а заодно выпил пару больших стаканов кофе, – ароматного и крепкого. Термосы с ним стояли на столике у стены, – бери, наливай.

Вообще эта действо в фойе, – выпивка, закуска и танцы под живую музыку, – не просто тусовка, а часть спектакля, можно сказать, первое действие. Режиссер (знакомство с ним меня еще ждало впереди) говорит зрителю: пьеса на современном материале, она о нас с вам, о простых горожанах, о жизни, и ситуациях, в которые мы попадаем каждый день. Смешных, серьезных иногда трагических…

Театральных подмостков, то есть сцены в зрительном зале не было. Артисты играли на полу, а с трех сторон их окружали алюминиевые скамейки, установленные одна над другой, ярусами. Садись куда хочешь, отовсюду хорошо видно. Каждый ряд ниже верхнего ряда примерно на фут. Мы забираемся повыше, садимся посередине.

Зрителей набралось сотни полторы или чуть больше. Все места на скамейках заняты. Спектакль – это дюжина скетчей, каждый со своим сюжетом, смешным или грустным, даже трагичным, продолжительностью минут на двенадцать, соединенных сквозными героями. Время от времени скетчи обновляют, вместо старых появляются новые, по прошествии некоторого времени получается совершенно новый спектакль под старым названием.

Артисты выглядели свежими и бодрыми, они не были похожи на людей, отстоявших смену у шлифовального станка, за кассой в супермаркете или за прилавком в "Макдональдсе" (работники закусочных быстрого обслуживания и кассирши из супермаркетов после работы – чуть живые).

Все шло забавно и весело. Но минут через двадцать я заерзал на скамье, ощутив неудобство: было выпито слишком много вина или кофе. Надо было сразу садиться внизу, ближе к дверям. Я подумал, что прямо сейчас, во время спектакля, придется пробираться вдоль ряда, спускаться вниз и оказываться посредине театрального действа, по существу, – на сцене. Другой дороги не было. Юра, виноват. Занятый танцами и светской беседой с Ритой, он забыл об этом предупредить. И сели мы посередине скамьи, – тоже неудобство, долго до ступеней пробираться.

Преодолевая смущение, я поднялся, спустился вниз, из полумрака зала, на сценическую площадку. Оказался в свете ярких софитов, режущих глаза, на несколько секунд словно ослеп, потерял ориентировку, пошел куда-то не туда, вернулся, снова оказался в центре действия. Наконец, вышел из зала.

Впрочем, найти туалет – оказалось нелегким делом. Вход в фойе был закрыт, я толкнул другую дверь, затем попал на узкую служебную лестницу, спиралью уходящую вниз, долго блуждал по каким-то полутемным коридорам, не встретив ни одной живой души, прошелся по всему необитаемому второму этажу. Оказался на первом, толкнул дверь и вышел на задний двор.