От пращуров моих (Часть 1) - М Лебединский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
поступил он после гражданской - после кронштадского льда, на
котором завершилась его военная слкжба.
236
Он бывал иногда у меня в неправдоподобно маленькой, ка
кой-то "понарошечной", макетной квартирке, "дома-коммуны", а
я никак не могла вырвать время побывать у него - ни на фабр
ике, в его ветхой деревянной амбулатории, где у папы, собст
венно, был второй дом, где много лет выращивал он какие-то
необыкновенные для Ленинграда розы, ни в запущенной комнате
его в нашем старом доме."
(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.244-245)
".....Тут надо сказать, что с тех лет, как я вопреки отцовс
кой воле, ушла из-за Невской заставы, папа считал "моими" и
партию, и всю историю, и все победы наши, и все недостатки.
Он говорил: "Ну, кажется, с твоей пятилеткой что-то все-таки
выходит..." или: - "Ну вот, опять твои товарищи перекачали".
Да, в общем, все было "мое", и я отвечала перед папой реши
тельно за все - ух, это было трудновато!"
(оттуда же,стр.260-261)
Весна 1932 г.- Федор Христофорович в составе Ленинградского
санитарного отряда на посевной под Челябинском (Из Автобиог
рафии 1944 г.)
"Надо сказать,что в самом начале тридцатых годов- в 1931
и 1932,когда Самуил Яковлевич Маршак редактировал первые мои
детские книжки, папа как-то прибежал ко мне страшно оживлен
ный. Каким молодым он был еще тогда! Как часто и упоенно хо
хотал - именно хохотал, а не смеялся!
- Лялька! - закричал он чуть ли не с порога. Я в газетине
нашей читал, что Маршак твой в Германию едет.
- Да. А почему ты так взволнован этим?
- То есть как - почему? Вот рецептики. Один- на меркузал,
другой- на люминал. Понимаешь, там у немцев фармокопея знам
енитая - байеровская, у нас таких лекарствий делать не науч
ились. Понятно?
- Пока нет.
- Ах, господи! Все-то вам разжуй и в рот положи.Ну, у ме
ня одна такая ткачиха, хорошая такая баба, отекает страшней
шим образом - меркузал ей нужен. А одному ткачу- хороший та
кой мужик, старательный - люминал. У него какие-то припадки,
типа эпилептических, хочу попробывать люминалом его лечить.
Ну так вот, пусть Маршак из Германии привезет мне меркузалу
и люминалу. Только непременно байеровского.
- Папа, да ты ....да ты пойми - это неприлично, неудобно.
Ему же за все это валюту выкладывать придется. Неудобно мне!
- Очень даже удобно. Скажи - просит мой папа, старый док
тор. Маршак умный, он все понимает, он пишет отлично: "Крок
одил, крокодил, крокодилище!"
- Да это не Маршак, а Чуковский
237
- Верно. Спутал. Но у Маршака не хуже. Про вас, про всех
писателей:
Разевает щука рот,
А не слышно, что поет....
- Это Самуил Яковлевич вовсе не про нас писал! Ты просто
демагог!
- Про вас! Я читатель, мне виднее. В общем, я знаю,что он
человек хороший. Ребята его стихи любят......На рецептики. И
попроси Самуил Яковлевича. Скажи - мой папа, старый доктор,
просит. Для своих ткачей.
И я, пропадая со стыда, все-таки просила Самуила Яковл
евича, а он так просто и охотно брал папины рецептики, что
стыд мой исчезал, и он два или три раза привозил то,что про
сил отец.... Наверно, до сих пор не знает Самуил Яковлевич,
сколько папиных ткачей и ткачих помог он папе поставить на
ноги, спасти от смерти...."
(О.Берггольц,"Дневные звезды",стр.322-323)
лето 1934 г.- смерть Маи, внучки от Ольги
12 08 34г. В письме Ю.Н.Либединского к жене в Москву:
"Я прервал письмо, т.к. Марью Тимофеевну вызвали за зас
таву - бабушке что-то стало плохо. Оказывается неладно с ру
кой - началось какое-то воспаление.
Она вернулась - старуху взяли в больницу - Федор Христ
офорович резал ей руку - операция прошла благополучно, но
принимая во внимание возраст..."
27 11 34г. В письме Ю.Н.Либединского к жене в Москву:
"Вчера Федор Христофорович меня выстукал и велел поста
вить горчичники на бок, мне их поставили и сейчас мне уже
лучше. Но придется день два поваляться.
1936 г.,начало. В письме Ю.Н.Либединского к жене в Москву:
"Об Ирине - с ней - без перемен, а это одно достаточно
плохо. Мне кажется надо ждать худшего, по крайней мере так
говорит Федор Христофорович."
14 марта 1936г.- смерть Ирины, внучки от Ольги
1937 г.
Январь-февраль 1937 г. - переезд дочери Марии в Москву вмес
те с семьей.
Май 1937 г. - исключение Ольги из партии и, очевидно, именно
тогда Ольга ездила к отцу в амбулаторию на фабрике "Красный
ткач". Именно об этом визите она вспомнила 1-го февраля 1942
г.во время свидания с отцом после смерти в конце января 1942
238
г.Николая Молчанова 2-го мужа Ольги Берггольц.
Июнь 1937 г.- исключение из партии моего отца, Юрия Николае
вича Либединского.
"Я вам писала, что продала Шкаф за 850 р. и Отец дал 250
р. и я выкупила облигации. Надо их продержать до 25 июня. Я
так и Папи сказала, что потом заложу и отдам ему деньги. Бы
вает он у нас очень часто за Лялю и за вас волнуется. Но вот
Мусена не хорошо, очень не хорошо, что ты отцу не напишешь,
все же хоть немного, но он вам помог - взял и вынул с книж
ки все что у него было и Мишу отправил к вам как следует. А
ты знаешь Отца - такое ваше молчание для него не безразлично.
И потом Муся он давно просил меня, чтобы ты прислала из Мос
квы ему _КАНВЫ_"
"...сейчас папа хлопочет для Ляли комнату в Вербье, это Муся
ты может помнишь не доезжая одну станцию до Торбино - папа
там жил." (из писем того времени М.Т.к дочери Марии и зятю в
Москву)
осень 1937 г.-к этому времени относится описанный Ольгой Бе
рггольц в "Дневных звездах" поход ее и отца в Зоопарк.
"Поздно вечером пришел мой папа и заявил, что останется
у меня переночевать.
- А завтра я поведу тебя в Зоологический сад, - прибавил
он строго.- Да, да. Утром. Обязательно.
"В градусе, - отметила я. - Только бы "Гаудемус" не стал
исполнять..."
В градусе мой папа бывает редко, но зато градусы у него
самые разнообразные. В градусе наиболее низком, в так назыв
аемом "недопинге", он брзглив и придирчив: разносит порядки
на хирургическом отделении (которым сам же заведует!), жест
око громит местком, куда его "нарочно все время выбирают",
громит райздрав и назойливо требует от меня - именно от ме
ня - ответа, "почему все эти безобразия творятся!?"
В градусе чуть повыше он сосредоточен, серьезен, с неж
ностью вспоминает страшные фронты мировой и гражданской войн,
на которых работал военно-полевым хирургом с первого дня ми
ровой вплоть до кронштадского льда, обсуждает вопросы между
народной политики - "мой прогноз таков..." - и очень сердит
ся, если его прогнозы оспариваешь.
В градусе самом благоприятном он шумно и весело куроле
сит: без поводов рукоплещет, поет старинную невскозаставскую
песенку, как все такие - печально - веселую:
А носил Алеша кудри золотые!
Пел великолепно песни городские!
и встряхивает при этом все еще волнистой золотисто-седой ше
239
велюрой, декламирует отрывки из державинского "Бога" и- ста
рый дерптский студент - обязательно стремится (басом!) испо
лнить "Гаудеамус". В этом состоянии его одолевают самые нео
бычайные желания: "родить еще ребеночка", "написать трагедию
в стихах" или - вот как сегодня - в пожарном порядке тащить
меня, взрослого, ответственного, замученного к тому же "лич
ным делом" работниика редакции, в Зоологический сад.
- Ох,папа, - сказала я, - ты же знаешь: мне некогда. И....
не до того!
- Ну-ну-ну! Оставьте ваши штучки. Я тебе отец или нет? Я
тебя породил. Сказал - поведу, и поведу.
Он помолчал и вкусно, значительно добавил:
- Льва увидим. Царя зверей.
Я невольно улыбнулась. Заметив это, папа пришел в вост
орг и захлопал в ладоши.
- Мамонька родная, я ведь тракторист! - закричал он куро
леся, и, вдруг став совершенно серьезным, негромко спросил:
Ну, а дела твои как?
....Я, горячась и терзаясь, излагала суть записки, а папа
смотрел на меня пристально, совершенно трезво и только поми
нутно вставлял докторские реплики:"ну-ну","да-да","так-так".
- Ой, страхолюдная же ты стала! - вдруг воскликнул он, не
дослушав меня. - Ой, психопаты вы, господа, все-таки..... Ну
ладно. Ложись спать, завтра нам рано ехать. Я тоже ложусь...
"Я царь, я раб, я бог, я червь".
- Ложись. Я еще посижу, напишу черновик заявления. Не то
го, а другого. По поводу другой моей статьи... Я сейчас при
несу тебе матрас.
- Не надо. Я старый солдат, обойдусь без матраса. "На нем
