День учителя - Александр Изотчин

На следующий день Андрей проснулся дома — на Волгоградке — с неизбежной головной болью. Остаток вечера в клубе, после того как Вера сделала ему минет, он помнил в общих чертах. Кажется, больше между ними ничего не произошло. В ответ на смелый поступок девушки пьяный Мирошкин почему-то проникся к ней теплыми чувствами, в которых слились и благодарность, и желание рыцарски покровительствовать. Они больше не танцевали — все, к чему должны были привести танцы, уже произошло, тереться друг о друга дальше под музыку было неинтересно, да и обстановка в зале заметно накалялась — подвыпившие пекари и булочницы, их друзья и подруги стали заметно агрессивнее, по залу витал дух неизбежной драки, и Мирошкин, потерявший из виду и Поляничко, и Леху, чувствовал себя не очень комфортно. К счастью, Вера сообщила, что она «шо-то притомилась», и ее кавалер вызвался проводить девушку домой. Домом Веры оказалось общежитие, которое находилось недалеко от хлебозавода. Молодые люди еще полчаса целовались, причем Вера с пониманием относилась к тому, что руки Андрея прикасались к самым интимным частям ее тела. «Ну, все, спать пора, — Вера наконец нашла в себе силы вырваться и потянула на себя тяжелую дверь общаги. — А вон мои окна, на втором этаже, около пожарной лестницы». Когда дверь захлопнулась, Андрей побрел прочь. Уличная прогулка с Верой его освежила, взглянув на часы, он обнаружил, что сейчас начало первого ночи. Молодой человек бегом направился к метро и успел заскочить в последний поезд. В том, что поезд был последний, Андрей не сомневался, — так долго он ждал его на платформе. Всю дорогу домой молодой человек пребывал в состоянии радостного воодушевления. Вера казалась ему тем, что надо, никаких сомнений в том, что в ближайшее время они встретятся, у Андрея не было. «Будем вместе работать», — и он представлял себе будущее в сценах из черно-белых советских фильмов про трудное, но правильное счастье героев на фоне дымящихся труб заводов. Куда поутру исчезло то ночное ощущение счастья, он не знал. Все теперь рисовалось ему в ином свете — и Вера, ее южный говорок, и суррогат интимной близости у двери «дежурки», и общага… «А ведь она мне намекала, что… Ну, в общем, про второй этаж и лестницу», — мысли в голове проносились урывками. Стало как-то гадко на душе. «И домой пришел часа в два ночи…» Когда он вошел в квартиру, Нина Ивановна уже спала, оставив входную дверь закрытой на нижний замок, чтобы постоялец мог открыть ее своим ключом. Андрей посмотрел на часы. Девять утра. На кухне хлопотала хозяйка, в его комнате было холодно — Нина Ивановна открыла окно. «А чтоб перегаром по квартире не разило», — глядя Андрею в лицо, пояснила она позднее, хотя молодой человек ни о чем ее не спрашивал.

Весь день на душе было паршиво. Андрей понимал, что отношения с Верой продолжаться не могут. Конечно, «сезон» можно было уже открыть, но эта Вера была явно «не тот вариант». Наверное, тогда-то Андрей впервые сознательно задумался над тем, а кто «тот вариант»? Никого конкретно он в виду не имел, в голове носился какой-то гибрид, состоявший из частей тел Ларисы и Вики, но его будущая избранница должна была обладать одним безусловным качеством — столичным происхождением. Новую встречу с Верой Андрей представлял с содроганием, и то, что эта встреча неизбежна, было несомненно — отказаться от работы на хлебозаводе Мирошкин не мог. Следующие две недели он ждал и боялся сообщения Поляничко о том, что пора приступать к исполнению служебных обязанностей. Серега между тем при каждой встрече интересовался, почему Андрей не стал продолжать встречаться с Верой, расписывал ее положительные качества, говорил, что девушка его часто вспоминает, говорит, что у него «красивые глаза». Поляничко, судя по всему, не подозревал о том, что произошло между Андреем и Верой в тот вечер…

Ситуация разрешилась неожиданно — Серегу уволили с хлебозавода. Произошло это после того, как был убит его напарник. В одно из дежурств Сергей сладко спал, a Jlexa пошел обходить предприятие. По инструкции обход полагалось производить вдвоем, но, не желая лишать себя сна, сторожа давно уже ходили по одному — невозможно было не спать целыми сутками (дежурили они сутки через трое, с девяти утра до девяти утра). В этих условиях полагалось держать смену из четырех человек, но администрация предприятия экономила деньги (или начисляла их себе?), а потому нарушение инструкции просто не могло не происходить. Поэтому, пока Серега отдыхал, его напарник бродил по предприятию. Как точно произошла трагедия, никто не знал, кроме разве что самого Лехи и его убийц. Кто-то залез на завод, этого кого-то Леха увидел, и тот за это сторожа убил — никакого оружия охранникам не выдавали. Администрация решила наказать Поляничко, и он потерял работу. Сергей, с одной стороны, переживал, а с другой — радовался тому, что в те роковые для Лехи часы ему выпало спать и он остался жив. «Не боись, Андрюха, — говорил он Мирошкину, думая, что тот переживает из-за потери протекции со стороны Поляничко, — на наш век хлебозаводов хватит». Андрей был ошарашен произошедшим. Вспоминался живой Леха, с которым они пили водку, его Люда в красном платье… Поляничко все эти детали трогали мало. Равнодушно он рассказывал, как обнаружил труп Лехи — тому пробили голову.

Сергей не обманул Андрея — через месяц он нашел место охранника, правда, не на хлебозаводе, а в российско-итальянской фирме, торговавшей тканями. К середине лета он сумел устроить в нее Андрея. Фирма носила гордое название «Роситал». С российской стороны ею владела семейная пара Евсеевых — Виктор (мужчина за тридцать, которого Мирошкин за все время их «сотрудничества» видел мало) и Мария (которая принимала нового охранника на работу). Последняя попросила Андрея называть ее просто Маша и на «ты». Эта простота нравов объяснялась, с одной стороны, молодостью хозяйки — Маша была не старше двадцати пяти лет, с другой — размерами фирмы — «Роситал» занимал два душных подвала в районе метро «Шаболовская». В одном находились офис и пошивочный цех, в другом — склад. В офисе сидели, кроме Маши, еще две женщины — бухгалтер Тамара Геннадьевна и секретарь Катя — до неприятности амбициозная студентка «Плешки». В пошивочном трудились четыре швеи разного возраста под руководством закройщицы Валентины Васильевны — Маша придумала не только развозить ткани, поступавшие от итальянцев, по магазинам, но и шить из них шторы. Необходимость в дополнительной охране и возникла в связи с расширением дела — раньше в цеху был склад, но после начала производства пришлось нанять для хранения огромных, в человеческий рост тюков с тканями, затянутых в черный толстый полиэтилен, подвал по соседству. График работы был удобный, так как не мешал учебе: охранники заступали по одному и дежурили ночь, с семи вечера до девяти утра, — днем охранять было незачем, в офисе толкалось много народа, а на складе постоянно находился муж Тамары Геннадьевны — сорокалетний Петя, выполнявший роль и кладовщика, и по совместительству одного из сторожей. Исключением было воскресенье, когда очередной охранник нес вахту с девяти утра и до девяти утра понедельника, — так что на каждого из двоих сторожей приходилось по два убитых воскресенья в месяц. При желании можно было сдвинуть график, договорившись со сменщиком. Петя и Поляничко были «белой костью» — они дежурили в офисе, где имелись холодильник, телевизор, кухня, в углу которой до потолка возвышались упаковки «Доширака», заранее закупленные для обедов сотрудников. Что немаловажно, здесь был вполне сносный туалет. Кроме того, частенько задерживавшиеся за срочной работой веселые молодые швеи Любка и Светка скрашивали начало дежурства возможностью потрепаться с ними. Наконец, в офисе стоял красивый кожаный диван для клиентов, на которых обычно были эффектно разложены образцы тканей. Его наличие позволяло Поляничко приводить сюда во время дежурства своих знакомых девиц, судя по всему, не претендовавших на большее. Сначала это была его Лена с хлебозавода, потом ее место заняла Любка из пошивочного, а после нее была еще какая-то Оксана — всех, кого Серега укладывал на заваленный образцами диван, Андрей не знал. Немолодой Петя, как видно, не отставал от своего молодого напарника, что и закончилось в результате разводом с Тамарой Геннадьевной и увольнением ее экс-супруга из фирмы.

Условия, в которых дежурили Мирошкин и его сменщик — племянник Тамары Геннадьевны, тоже Андрей, были не столь комфортными. Второй подвал имел два помещения — огромный зал, заставленный тюками с тканями, сложенными в штабеля на трехъярусных металлических конструкциях-полках, и комнатку со столом и кроватью, где в дневное время сидел Петя, а в ночное — Андрей. Унитаза и раковины поначалу здесь не было, сторожа «ходили» в раструб, вставленный в отвод канализационной трубы. Когда в подвале стало нестерпимо вонять, посетившая его как-то Маша расщедрилась на толчок. Телефона здесь так и не появилось, и закрывшийся на ночь Мирошкин часто думал о том, что он будет делать в случае пожара или проникновения на склад воров, — ткани стоили очень дорого. Неудобство составляли и в избытке водившиеся в подвале крысы. Уже в первую ночь, вытянувшись на койке, Андрей услышал какой-то шорох, включил свет и обнаружил на трубе, в самых ногах его ложа огромную серую тварь. Она тут же юркнула в нору, оказавшуюся за трубой. Всю оставшуюся ночь Мирошкин не заснул, собрав по складу обрывки полиэтилена, он затыкал ими обнаруженные в караулке дыры и щели. В последующем Андрей спал одетым и только с включенным светом — в полное распоряжение крыс остался склад. Ночами, разгуливая между тюками, сторож натыкался на них. Крысы, казалось, внимательно изучали его. В целом своей работой Мирошкин был доволен — ночью он читал, спал, утром ехал ко второй паре в институт, в библиотеку, оттуда на Волгоградку, следующим утром опять в институт, в библиотеку и снова в подвал. Этот распорядок позволял ему меньше бывать в Кузьминках, где с поздней осени до ранней весны царила Нина Ивановна, с ее прогрессирующим дачным маразмом, сериалами, рассадами и цыплятами. За работу Андрей получал зарплату, составлявшую семьдесят долларов, разумеется, в рублевом эквиваленте, что можно было считать удачей, — Мирошкин-отец, будучи подполковником, получал примерно сто долларов.