Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич

Уже в эпоху Ивана Грозного русские письменные источники упоминают минимум четыре десятка наименований различной промысловой рыбы, не считая массы терминов, относящихся к рыбным субпродуктам – от популярной и ныне икры до напрочь забытой сегодня «вязиги». В прошлом «вязига», содержимое позвоночника осетровых рыб, была крайне популярна в русской кухне как дешевая, питательная и вкусная начинка для пирогов.

Цены на рыбу весьма разнились в зависимости от региона. На исходе царствования Ивана Грозного, в 1576 г. в Холмогорах у берегов Белого моря пуд семги стоил 26 копеек (для сравнения, пуд ржи – 2,5 коп.), тогда как в Москве пуд семги продавали за 49 коп. (а пуд ржи – за 1,5 коп.)

На экспорт сёмга шла засолённой в бочках – считалось, что в бочку должно помещаться 20 «кольских рыб», как тогда нередко именовали крупную сёмгу на Руси. Хорошо засоленная в бочках сёмга хранилась без порчи не менее трёх лет, и иностранные купцы покупали такие «консервы» по внушительной цене 4 руб. за одну бочку. Но соль тогда была дорогим продуктом (на порядок дороже зерна), а бондарное производство для той эпохи могло с полным правом считаться высокотехнологичным. Поэтому экспорт беломорских «консервов» не был массовым. Зато пуд вяленой на воздухе трески на берегах Белого моря приобретался русскими купцами у местных рыбаков за 16 коп. и перепродавался европейским негоциантам в четыре раза дороже.

При царе Алексее Михайловиче, отце Петра I, в Москве семга продавалась по 1 копейке за фунт или 40 коп. за пуд, то есть цена на северную рыбу чуть снизилась за столетие со времён Ивана Грозного. Более распространённая речная рыба стоила ещё дешевле. В «Расходной книге патриарха Никона» зафиксирован факт, как автор церковного раскола в 1652 году, по дороге из Новгорода в Москву, на Валдае купил 50 щук, 17 лещей, 16 окуней и 3600 валдайских сельдей за 1 руб. 8 коп.

Любопытно, что белуги и осетры для патриарха тогда покупались не на вес, а поштучно – за десяток осетров платили 4 руб., за каждую белугу по рублю. Впрочем, в ту эпоху обычных волжских осетров и белуг взвесить было непросто – рыбины по сотне кг считались мелкими. Вылов белуг весом более тонны в устье Волги документально зафиксирован даже в XX веке, когда рыбные богатства региона были порядком истощены. В эпоху же Никона подобные гиганты считались обыденностью, поэтому не удивительно, что за пару тонн деликатесной «севрюжины» платили цену средней крестьянской лошадки.

«В Москве целые горы рыб, лежащих на снегу…»

Уже к середине XVII столетия, три с половиной века назад, русские люди впервые осознали и рыбные богатства Тихого океана. Конечно, до появления океанской рыбы на столах в центре России лежала ещё целая эпоха, но первопроходцы уже отправили в Москву впечатляющие описания нереста лососёвых в устьях дальневосточных рек. В 1646 году казаки Ивана Москвитина, первыми из русских побывавшие на берегах Охотского моря, так описывали увиденное: «А рыба большая, в Сибири такой нет, столько её множество, только невод запустить и с рыбою никак не выволочь… А ту рыбу в реках быстредью убивает и вымётывает на берег, и по берегу лежит много, что дров, и ту лежачюю рыбу ест зверь…»

Иностранные путешественники и дипломаты XVII века, посещавшие столицу России, не раз описывали огромный, располагавшийся недалеко от Кремля на берегу Москвы-реки рыбный рынок, порою сравнивая его с богатейшими тропическими торжищами. «В Москве есть длинный рынок исключительно с солеными рыбами всякого рода, особенно лещами, окунями и т. д., большая часть которых привозится с Волги. – писал в 1674 году сотрудник шведского посольства Иоганн Кильбургер, – Об этом рыбном рынке справедливо сказать, что говорят и об островах Мадагаскаре и Цейлоне, а именно, что такие места можно раньше обонять, чем увидеть… Зимой сюда свозят замерзшую свежую рыбу, и много саней полных корюшки, ершей и других рыб идёт из Ладожского озера и Новгорода, но также привозятся из Астрахани белуга, осетры и стерляди и особенно осётры в таком большом количестве, что ими завален большой гостиный двор, и рыбы, как холмы, лежат одна на другой…»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Шведскому очевидцу вторит тосканский вельможа Якоб Рейтенфельс: «В Москве зимою на рынке ежедневно можно видеть целые горы рыб, лежащих на снегу, причем особенно поразительное зрелище представляют собою длинные ряды астраханских осетров, выставленных замороженными на продажу. Икру из них, приправленную солью, русские продают с громадным барышом во все страны, так что Московия поэтому может назваться общим международным рыбным садком…»

Иностранцы закономерно отмечали главную особенность рыбного рынка Московской Руси. Если на западе Европы рыба могла продаваться либо солёная, либо только рядом с местами улова, то в России, благодаря продолжительной и морозной зиме, задолго до эпохи холодильников и рефрижераторов было доступно массовое перемещение рыбы между дальними регионами. С поздней осени до марта в Москву со всех сторон съезжались огромные обозы, порою сотни саней с замороженным товаром.

Зимние холода позволяли обходиться без дорогого засаливания, издалека доставляя потребителю любую замороженную рыбу. Именно так столетия назад поставлялась треска и сёмга с берегов Белого моря в центр страны. Значение таких рыбных обозов для России сложно переоценить, хотя бы потому, что с одним из них в январе 1731 года пришёл в Москву будущий основоположник отечественной науки – сын поморского рыбака Михаил Ломоносов.

Глава 18. Русский металл, часть 1-я

Как дефицит железа повлиял на историю Киевско-Новгородской и Московской Руси

Несмотря на то, что «Железный век» для человечества начался за тысячу лет до нашей эры, Русь, а затем Россия вплоть до XVIII столетия испытывала острый дефицит металла.

Современный человек живет в мире металла, разнообразный металл окружает его повсеместно – и на работе, и в быту. Сложно представить, что когда-то все было совсем не так – любой металл был в дефиците, для его производства требовались сложнейшие и трудоёмкие технологии.

Болотное железо на берёзовом угле

Современное железо производится из руды, добытой, как правило, на глубинах от 200 до 600 метров – таковы, например, уровни залегания руды «Курской магнитной аномалии», самого крупного в мире действующего железнорудного бассейна. Топливом для современной металлургии является каменный уголь, средняя глубина шахт крупнейшего в России Кузнецкого угольного бассейна – порядка 200 метров.

Первая шахта глубиной 200 метров появилась в России только к началу XIX века, на Змеиногорском руднике Алтая, да и то для добычи серебра и золота – то есть там, где объем поднимаемой с глубин руды относительно невелик. Одним словом, богатые запасы качественных железных руд на Восточноевропейской равнине для ее обитателей всё Средневековье оставались недоступными.

В Киевской, а затем и в Московской Руси до самого конца XVII века сырьем для производства железа служили находящиеся практически на поверхности «озерные» и «болотные» руды. В науке это называется «бурый железняк органического происхождения» или «лимонит». Если в глубоких рудах, например уже упомянутой Курской магнитной аномалии, железа содержится порядка 70 %, то «бурый железняк» содержит его в два раза меньше.

В отличие от глубоких руд, чьи месторождения обычно огромны, насчитывая миллионы тонн, очень небольшие месторождения «болотных» руд разбросаны по всей территории страны, представляя собой, по сути, рудные россыпи незначительных объемов. Добывать такую руду можно буквально лопатой, лишь снимая тонкий слой болотной растительности. Поэтому такую руду иногда еще называют «дерновой» или «луговой».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Однако, помимо легкости добычи у бедных железом «болотных руд» есть еще одно преимущество – металл из них выплавляется уже при 400 градусах по Цельсию, а при 700–800 можно получить приемлемого качества железо. То есть наладить такое производство можно кустарным способом в простых печах.