Отодвигая границы (ЛП) - Кэти МакГэрри

Некоторых из нас называли в честь личностей из Библии, других именем, выбранным наугад в детской книге. Эхо назвали в честь шизанутого греческого мифа. Я забил два шарика в правую лузу.

— Твоей маме не нравились обычные сказки?

Эхо рассмеялась.

— Это и были мои сказки. Я росла, понимая историю за каждым созвездием. Какой греческий бог на кого злился. Любовь, похоть, злость, месть. Долгое время я засыпала с включённым светом.

Я промазал и едва сдержался, чтобы не выругаться. Эхо продефилировала к столу с хитрой усмешкой на губах. Я ничего так не хотел, как убрать поцелуем эту маленькую ухмылку с её лица. Вместо этого я дернул за один из её шелковых рыжих локонов. Её смех щекотал мне кожу.

— Твоя очередь отвечать на вопрос, — сказала она.

— Валяй.

— Почему ты так хочешь заглянуть в свою папку? — Она прицелилась в восьмой шарик и ударила по нему.

Уже много лет никто, кроме Киши или миссис Колинз, не задавал мне столь личных вопросов. Я вставил ещё пару центов в стол.

— А ты расскажешь, почему хочешь посмотреть в свою?

Эхо снова расставила шарики.

— Ты уже знаешь большую часть. Разбивай.

Чувствуя лёгкую слабость, я опёрся на кий.

— У меня есть два младших брата. Джейкобу восемь, Тайлеру четыре. После смерти родителей нас разлучили. Они живут в плохих условиях. Я хочу доказать это и выиграть опеку над ними после окончания школы. В этой папке есть их адрес. Если я смогу поймать этих ублюдков на горячем, что они причиняют вред моим братьям, тогда я заберу их, и мы снова станем семьей. — Я разбил шар с большей силой, чем намеревался. У меня из головы не выходило воспоминание о лице Тая, которое было всё в кровоподтеках. Мои братья не станут жертвами, как Бет, и не превратятся в жестоких оболтусов, как я.

Биток отскочил несколько раз, ударив по группке шаров.

— Цельные. Твоя очередь отвечать.

— Мама ранила меня, но я этого не помню.

Её голос был равнодушным, но я знал: Эхо хотела заглянуть в свой файл так же сильно, как я в свой. Я рассказал ей свою историю и хотел услышать её.

— Расскажи то, что знаешь.

Эхо перекатывала кий в руке.

— Мы мало знакомы.

Как, чёрт возьми, мне заставить её доверять мне? Она доверяла, на определённом уровне. Но не так, как мне хотелось. Моя школьная репутация с девушками шагала впереди меня, как команда болельщиц перед оркестром. Чёрт, а что, если она мне доверится? Что я буду с этим делать?

Я опёрся бедром на стол.

— Что, если только один из нас сможет добраться до папок? Я рассказываю тебе это дерьмо не потому, что фанат групповой терапии, а потому, что, если у тебя появится возможность проникнуть в наши файлы, мне нужно, чтобы ты нашла информацию о приёмных родителях моих братьев. Фамилию, адрес, номер телефона. Если я загляну в твой, что мне искать?

Разрази меня гром, если она не превратилась в вампира. Вся кровь ушла с её прекрасного личика.

— Поклянись, что никому не расскажешь.

Что может быть хуже, чем считаться мазохисткой и самоубийцей?

— Что бы это ни было…

— Поклянись, — прошипела она. Наклон её головы, то, как вспыхнули и сузились её тёмно-зелёные глаза, будто у дикого животного — все предупреждало меня, что отшутиться будет не лучшим решением.

— Клянусь.

Эхо оставила свой кий у стены и подошла к столу.

Судя по всему, игры на сегодня кончились. Она взяла биток.

— У моей мамы биполярное расстройство. Ну, знаешь, маниакально-депрессивное. Есть два вида биполярного расстройства, у мамы первый. Не то, чтобы он был самым худшим вариантом, скорее, как пятибалльный ураган или десятибалльное землетрясение. Годами ей ставили неверный диагноз, а когда мне стукнуло шесть… — Эхо перекатила шарик на стол, разбрасывая другие. — У неё случился серьёзный срыв, но нам помогли. Мама была замечательной, когда пила свои таблетки.

Она обняла себя руками и уставилась в стол. Её нога стучала по полу.

— Я знаю лишь ту малую часть информации, что мне рассказали друзья и папа. Она перестала принимать лекарства, у неё случился маниакальный припадок, я пришла к ней домой, и мама попыталась убить меня.

Я боялся двинуться, дышать, существовать в этот момент. По телевидению подростков изображали счастливыми, беззаботными. Мы с Эхо никогда не узнаем такой жизни. Мои родители умерли. Система опеки издевалась надо мной, когда должна была защищать. Эхо… Эхо предал человек, который должен был пожертвовать жизнью, чтобы защитить её.

Она поднесла ладонь ко лбу.

— Ты знаешь, каково это, не помнить что-то? Мама любила меня. Она бы не причинила мне боль. Знаешь, каково это, терпеть ужасающие кошмары ночь за ночью? Одним вечером я ложусь спать, моя жизнь идеальна, а затем просыпаюсь в агонии двумя днями позже, в больнице, и весь мой мир разрушен. Мне нужно знать. Если я узнаю, то, возможно, смогу снова почувствовать себя целой. Может… — Эхо напоминала мне статую святой, которую мама когда-то поставила у себя в саду. Руки распростерты, стремясь найти ответ у Бога, который ненавидел нас обоих. — Может, я снова смогу стать нормальной.

— Расскажи мне об Айресе. — Я искал любую мелочь, за которую можно было уцепиться.

Случилось чудо — моя просьба отвлекла её от депрессивных мыслей. Она моргнула, возвращаясь к пиканью и биканью видео аркады.

— Айрес любил машины. Он спас свой «Корветт» 1965 и потратил годы, работая над ним. Вот почему я преподаю тебе. Мне нужны деньги, чтобы закончить работу над машиной.

Значит, она не была ботаном, желающим заработать дополнительные баллы или отработать практику. Она хотела почтить память о брате — своей семье. У нас с Эхо было больше общего, чем я думал.

— Что с ней не так?

Она взяла свой кий и вернула его на стойку.

— Понятия не имею. Насколько я знаю, нужны новые свечи зажигания и газ за двадцать долларов. Или какая-то большая и дорогая деталь. Сегодня я вызвала механика, чтобы он на неё посмотрел, но меня преследует чувство, что он отправит меня в химчистку.

— Я знаю одного парня, гения по части машин. Он бы многое отдал, чтобы коснутся «Корветта» 65-го года. Не против, если он посмотрит твою машину?

На её губах снова расцвела улыбка сирены, а глаза девушки засияли.