Ничей - Ольга Швецова

— Вы держите в руках? — уточнил Алексей.

— Ну, я держу. И тебе передам, только разберись сначала, что здесь к чему.

В шумном цехе пришлось говорить очень громко. Алексей усмехнулся при мысли, что, если сейчас вдруг наступит тишина, людям будет преподан непланируемый урок карьерного роста и всплывут кое–какие факты о роли компартии. Вряд ли им нужно это слышать. Но если бы Вишневский был в своих речах на публике хоть вполовину таким искренним и вдохновенным, то оратором бы стал непревзойденным. Теперь можно даже поверить, что он спорил с Москвиным и сумел убедить, потому что сейчас первый секретарь не сыпал чужими цитатами и не спотыкался на каждом незнакомом слове, сказанном не от души.

Никакое будущее Алексея уже не интересовало. И считаные месяцы, еще оставшиеся у него на завершение всех дел, жаль было тратить на подъем этого относительно тяжелого для метро машиностроения. Спокойный приют на время — вот и всё, чего он искал здесь Но теперь официально существующий Алексей Колмогоров мог двигаться к своей цели, не выбирая средств. Сожалевший о прошлом Павел Семенович не понимал многого… Прошлое не нужно тащить с собой, надо оставить его на месте и прикопать, чтобы точно не воскресло. Старые законы все равно расползались на клочки, как бумага, на которой они были записаны, — просто бумага, пролежавшая под дождем и снегом двадцать лет. И пусть древнюю историю изучают редкие в нынешнее время археологи. Алексей слишком хорошо знал, как происходит передача власти, пробовал и начинать с низов и, слегка замаравшись кровью, сразу оказаться наверху… Правила этой игры не менялись столетиями и сами были неподвластны никаким законам. Оставалось только одно важное дело… И тогда можно снова вернуться на путь, который он так и не прошел до конца в бункере. Для решительного человека нет преград, ведь наступило время неограниченных возможностей.

Глава 15

СУДНАЯ НОЧЬ

Странное молчание воцарилось вдруг в жилом блоке. Алексей сначала не понял, почему его будто подбросило на кровати, почему чувство опасности вдруг подало голос, да еще так громко в этой оглушающей тишине, которую нарушали лишь тяжелые шаги… От них не содрогались стены, но страх расползся по всем комнатам, не пропустив ни одного уголка. От него бесполезно было запирать двери, нельзя никуда скрыться и некуда бежать. Алексей нащупал в темноте штаны и надел их. Встречать опасность надо все‑таки не с голой задницей. Общежитие может спать спокойно и не трястись от ужаса, гадая, в чью дверь сейчас аккуратно постучат. И нельзя не открыть… Сегодня МГБ уже выбрало жертву, и она готова принять этот выбор.

Нет, он не был готов, как бы ни пытался внушить себе, что рано или поздно это все равно случится. Виктор Петрович терпеливо дождался, пока Алексей оденется полностью.

— Пойдем.

Брать с собой было нечего и незачем. Только документы, доставшиеся столь дорогой ценой, Алексей все же сунул в карман, потому что не рассчитывал вернуться. Это дорога в один конец. Особист повел его к выходу на поверхность, потребовал облачиться в комбез. Но в разгрузке, кроме фонаря и стандартной запасной «банки» к противогазу, ничего не было. И «банка» тоже не пригодится, потому что не подходит к респиратору… Просто так положено.

Короткий «кедр» поворачивался вслед каждому движению.

— Иди вперед.

Оружие не сталкерское, да и был ли вообще сталкером Виктор Петрович? Но от сопровождения он категорически отказался. Алексей еще раз убедился, что эти ворота закроются для него навсегда. Снова–Сколько же их всего? Скоро целая анфилада наберется. Он оглянулся, но не на запертый выход, а на особиста. Из темноты смотрели пара непроницаемых стеклянных окуляров и дуло автомата. И вовсе оно не бездонное, просто металлическая трубка в пару дециметров. Не надо романтизировать смерть, она не красавица, чтобы относиться к ней с таким благоговением.

Узкий служебный коридор не позволял больше поворачиваться, Виктор Петрович следовал за ним на расстоянии в несколько шагов. Не отставал и не приближался. Грамотно… Наплечный ремень его автомата был крепко намотан на локоть, удобно придерживая оружие, ствол, нацеленный в спину Алексею, не опускался ни на секунду. Неужели умереть предстоит сегодня ночью? Но особист не собирался расстреливать его у входа, а отправил вперед, тем же путем, каким Алексей добирался сюда с Ульяной. Он хочет что‑то узнать и проверить. И пришлось лихорадочно перебирать в уме свои показания. Искать в них лазейку или ловушку. Где же он ошибся? Где?! Вчерашняя выходка лишь разозлила слегка этого человека, но не могла послужить причиной, у МГБ чувств нет. Есть холодный расчет, и нужно попытаться понять его. Ощущение опасности мобилизовало, мысли не скакали, но и к единственно верному решению Алексей пока не пришел.

— Иди быстрей, сейчас тварь какая‑нибудь прибежит, а я тебя защищать не собираюсь.

— Может, и убивать не собираетесь?

— Может быть, — ответил Виктор Петрович после небольшой паузы.

Хотелось заорать «птер!» и рвануть в сторону присыпанных снегом развалин. Его сопровождающий на такую старую шутку не купится, даже несмотря на то что птер действительно кружил в небе над высотным зданием. Алексей шел вдоль стены, уже раздумывая, как бы приманить его для отвлечения внимания. Может, фонарем помахать? Но такие странные условные сигналы будут немедленно пресечены автоматной очередью. А ящер не успеет их разгадать.

Теперь он уже удивлялся отсутствию охраны. Ельцов легко управится с безоружным подследственным и в одиночку, но подкрепления в виде какого‑нибудь мутанта он не учел. Если только не рассчитывает бросить на съедение тело, а самому отступить… Рискованно, но идти на риск Виктор Петрович не побоялся. Значит, в деле не должно быть посторонних. Это сужало круг, по которому продолжали носиться неуемные мысли. Алексей изо всех сил пытался выбросить из головы одну: он не доживет до утра. Его цель не достигнута, он не успел сделать все, что хотел. Лена… В голове тоже будто дверью хлопнуло — он заставил себя забыть об этом. Их двое: он и особист. На этой улице, в этом городе. Только двое. А должен остаться один. Способа устранить досадную помеху сзади, от «ствола» которой уже чесались лопатки, он еще не нашел. Отбросил и эти мысли тоже.

Куда они сейчас идут? Единственным вариантом оставался дворик, в котором случилась перестрелка. Где почему‑то осталась целой и невредимой Уля. Где… Особист хочет восстановить картину, приведя подследственного на место. И когда он получит всю информацию — он ее получит, Алексей в этом не сомневался, — вернется на станцию один со спокойной душой. Он не должен! Не сегодня. Алексей увидит рассвет. А этот обитатель темноты — нет. Недостоин.

Асфальт под ногами был скользким, тонкая корка льда блестела под фонарем. Виктор Петрович в своих резиновых бахилах шагал по нему уверенно. Алексей едва сохранял равновесие, будто его специально вели по самому неудобному маршруту. Когда в очередной раз нога отъехала в сторону с намерзшего у водосточной трубы ледяного горба, пришлось опереться на подоконник. Пальцы сомкнулись вокруг небольшого выступа, он едва удержался на ногах, выругавшись, но сочувствия от конвоира не дождался. Неровность подоконника показалась камешком и легко отделилась с негромким хрустом от погнутого металла. Зажав в руке обломок, Алексей ждал, что он вот–вот растает от тепла его тела, если это просто лед, но предмет не становился меньше, только был слишком легким, к сожалению. Похоже на кусок кирпича, хрупкого, непрочного. Таким голову не пробить, да и до головы еще добраться надо. Особист шел метрах в трех позади, любое движение в сторону пресекалось негромким указанием сохранять направление и идти прямо. Стоило большого труда уложить камешек в карман разгрузки, не привлекая внимания. Теперь Алексей

искал оружие потяжелее, но наклониться и подобрать не было удобного случая.

— Прямо иди!

Он даже остановился и обернулся в удивлении:

— Я оттуда пришел, думал, вы хотите тем же путем…

— Пойдем дворами.

Алексей не протестовал в надежде, что на извилистом пути окажется больше возможностей для бегства. Да, это уже не туман в лесу… И конвоир больше не будет стрелять в воздух. Внутри всё будто сжималось от ощущения приближающейся смерти, окончательной и бесповоротной, невидимой, потому что она смотрит в спину. Разум изо всех сил сдерживал порыв тела бежать и не оглядываться. Будет еще возможность повернуться лицом. И тогда противник окажется всего лишь человеком, а не какой‑то жуткой тенью. Тогда распрямится спина, напряженная от ожидания пули, глаза оценят обстановку, а ноги перестанут подкашиваться на каждом шагу. Он будет готов. Но не умереть, а убивать.

Лед предотвращал побег лучше всякого конвоя. Учитывал ли это Виктор Петрович? Возможно. Растянуться на земле тут же в зоне обстрела Алексею вовсе не хотелось. Да и осталось не так уж далеко идти. Он попытался выровнять дыхание, снова поймав себя на мысли о смерти. Рано думать о ней. Еще целых двадцать метров рано.