Записки озабоченного - Александр Ермак

Ну, вот и все – в сети нет больше ни «С шашкой наголо», ни «Твоего ласкового и нежного зверя», ни «Homo sapiens». Рядом со мной осталась только одна женщина – распятая на стене Мерилин. Но она не мешает.

Теперь еще – сходить в магазин. Затариться по полной продуктами, и можно садиться за работу.

Беру одолженные у Казимира деньги и марширую по ближайшим к дому магазинчикам. Мясной, молочный, хлебный…

Заворачиваю в овощной, чтобы купить картошку, а также лук и виноград. Мне нужны витамины. Я должен быть в тонусе, с чистой и ясной головой.

Перед знакомой продавщицей с двумя кочанами за пазухой скопилась небольшая очередь. Но я не нервничаю. Вообще ни на кого не обращаю внимания – думаю исключительно о своем гормональном репортаже. С каких слов начать. Что важно сказать. А что будет совсем неинтересно читателям.

Очередь, тем временем, слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там, у прилавка, изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел – сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина,… гражданки,… женщины,… девушки.

Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:

– Что же вы делаете?

Я виновато выпалил:

– Извините, – глянул на ее ногу.

Бог мой, как же я так. Порвал ей колготки (или чулки, уж не знаю). И кожу, содрал кожу на ноге. До крови.

Поднимаю глаза. Девушка, увидев на своей ноге красные капли, побелела:

– Ужас.

Весь мой репортаж тут же испарился из головы. Я засуетился:

– Сейчас. Сейчас.

Хватаюсь за карман: бинт, платок, перевязать… Но когда у меня было что-нибудь подходящее для таких случаев при себе?

Девушка, овладев собой, лезет в сумочку. Достает лейкопластырь (и чего только нет в женской сумочке?).

Я протягиваю руку:

– Давайте помогу.

Она отстраняет:

– Спасибо, вы уже помогли.

Пытается сама залепить ранку, но та в таком месте, что проделать необходимую операцию без чужой помощи очень трудно.

Приседаю рядом. Беру из рук пострадавшей пластырь, заклеиваю ранку.

Встаю и еще раз извиняюсь. Сочувственно интересуюсь:

– Больно?

Она покачивает головой:

– Да уж, вы не пушинка. И такой ботинок-сапог у вас… Хотя мне, наверное, повезло: могли бы и ногу сломать…

Естественно, чувствую себя весьма виноватым:

– Но я же не хотел.

Тут она улыбнулась:

– Еще бы вы этого хотели. Вы же не маньяк какой-нибудь…

Да, я не маньяк. Вроде…

На этом мы как бы и замяли. Подошла ее очередь. Потом моя.

Купил свои лук и картошку, морковку. И виноград – на витаминный десерт, а также для спортивного плевания мелкими косточками в нехороших людей на экране телевизора.

Когда я двинулся на выход, девушка все еще была в магазине – возилась с сумкой: что-то перекладывала, утрамбовывала. Шагнула за порог буквально у меня под носом.

Я придержал дверь:

– Пожалуйста.

Она усмехнулась:

– Еще раз спасибо.

И тут же споткнулась. Чуть не упала в тамбуре.

Пришлось подхватить ее под локоть:

– Я не виноват.

Девушка снова усмехнулась:

– Что вы, я не думаю на вас. Просто день, видимо, такой…

Свел ее со ступенек:

– До дома сами дойдете?

Она кивнула:

– Дойду.

Я проводил ее взглядом. Немного прихрамывает. А ножки-то у нее ничего. Хотя на одной вон какая царапина. Но в целом, весьма привлекательные. А еще красивые рыжие волосы. И вежливая какая. Пошутила, когда я ей на ногу наступил. Могла бы и обругать. Наверное, все по жизни легко переживает: «Просто день, видимо, такой…». Приятный голос…

Да, совсем недавно инцидент мог бы послужить прекрасным поводом для знакомства с этой привлекательной особой. Предложил бы ей поднести сумку до дома. Проводил бы. Слово за слово, пальчиками по столу…

Но сейчас мне нужна только работа. Пока вполне хватит и настенной Мерилин.

В общем, я тут же забыл о симпатичном подранке. Весь ушел в работу над первой частью репортажа. Назвал ее «Весенний синдром». По времени года, когда неудержимо хочется.

Пишу и думаю, что рано, ведь, распрощался со всеми приснопамятными женщинами. Запечатлеваю буквы, но за ними вижу знакомые тела. Алена – девушка с распущенной косой. Галя – такая маленькая грудь и губы алые, как маки. Копьегрудая Катя…

Три дня я писал, как угорелый. На четвертый проснулся почему-то без уже ставшего привычным рабочего настроения. Заметил вдруг, что постель моя как-то чересчур широка для одного. Тут же представилось рядом хорошенькое тельце…

Усилием воли я отогнал эротические видения. Умывшись и перекусив, усадил себя за стол. Пишу, пишу, пишу. Хотя темп упал, и слова подбираются с определенным трудом. Но я упорно продвигаюсь вперед.

А ночью мне приснилась Мерилин. Свет фонаря освещал ее в упор, как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегал по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам…

Что ж, утром я перевернул ее портрет лицом к стене:

– Прости, Мерилин. Но мне нельзя отвлекаться.

Вспоминаю свои озабоченные визиты, связанные с ними мысли и чувства. И пишу, пишу, пишу без остановки:

«Всех тянет в кровать или в кусты. Да, народ поголовно притворяется, что его не тянет, что у него не чешется. А мужики так глазами и клацают, а бабы так и вертят всем, что вертится. А на словах: „Думаю, конечно, в первую очередь о семье, о работе, о любви, о дружбе…”. Ага, прежде всего всех заботит одно – хорошенькая случка.

Все только притворяются. Говорят одно, а чувствуют внизу – другое, теплое, разгорающееся. Самые убогие пытаются гасить свою страсть изнуряющими молитвами, садово-огородным истязанием, лекарствами, наконец. А нормальные люди просто следуют природе, которая, как известно, мудра, и если предписала человеку заниматься этим, то никуда не денешься – возьмешься за гуж…»

Пишу, а мужчина во мне проявляется все яростнее. Плоть вновь требует своего. Как и тогда, когда я был непосредственным героем своего репортажа.

Персонажи различных произведений в таких случаях рубят дрова, поднимают штангу, бегут трусцой по городскому смогу. Я же, покурив и окинув взором остатки своих продприпасов, подался по магазинам. Мясной, молочный, хлебный… Напоследок – в овощной.

Вышел из магазина и остановился. Поставив сумку с картошкой у ног, закурил. И тут же поймал себя на мысли, что жду чего-то. Или кого-то?

– А?

Я сплюнул и пошел домой.

На следующий день мне вдруг срочно потребовалась морковка. Мог бы, наверное, обойтись и без этого рыжего овоща. Но в перерыве между работой все-таки сбегал в знакомый магазин.

Остановившись на выходе, снова рассердился на себя. Стоило ли отвлекаться из-за этой рыжей морковки?

Но еще через день, когда я закончил работать над первой частью, мне вновь приспичило в овощной. На этот раз – за виноградом. Его продавали и в ларьке прямо у дома. Но я потащился к магазину.

И сдался:

– Стой спокойно. Кури. Может, и увидишь своего подранка.

Я не понимал, почему, зачем хочу на нее посмотреть. Ведь та рыжая девушка, хотя и симпатичная, все же не «Мисс столица». Да может эта овощная незнакомка вообще замужем? Я, ведь, глядя на ее икроножную царапину, и не подумал посмотреть на руку, на безымянный палец. А там вполне могло предупреждать обручальное кольцо.

Но все же решил: раз хочется увидеть, то увижу. Посмотрю издалека, успокоюсь и вернусь к работе. Меня ждет репортаж, часть вторая «С шашкой наголо!». А я, вот, жду ЕЕ.

Но выкурил шесть сигарет напрасно. Девушка не появилась.

Со злости я не ходил в овощной несколько дней. А когда снова пошел, то, купив картофана, отправился не домой, а по другим магазинам. Она же, как и я, питается еще чем-то, кроме овощей. Значит, так шанс наткнуться на нее будет выше.

Я крутил головой в магазинах, пока не вспомнил, что встретил ее в выходной день утром. А в другое время она ведь наверняка на работе. И тогда за покупками точно пойдет снова в субботу или в воскресение. Если, конечно, живет в нашем районе и не оказалась в тот день в овощном случайно. Мало ли что.

Так, сегодня среда. Я пропустил одни выходные. А до новых еще два дня. Что ж, работаем над второй частью.

Не знаю, что вдруг на меня нашло, но я писал с убежденностью, что закончить эту часть необходимо именно за эти два дня. Не позже. И я работал. Что-то жевал. Проваливался в черный квадрат сна. И снова писал, писал, писал. Про Любу, выставившую ребенка из квартиры на время «общения» со мной. Про красивый круп Наташки в фанерном домике. Про мокрые объятия с Русалкой в ванной:

«…Расстегиваю мокрую рубашку. Долго вожусь с прилипшим к ее телу, запутавшимся в мокрой майке лифчиком.

Да, в этой возне, в ожидании есть, конечно, свое удовольствие. В сухом бы виде раз-раз и готово к употреблению. А так – томишься, изнемогаешь.

Наконец, мне на руки выпадают две приличные груди, по которым текут теплые струйки воды. Берусь за ремень ее брюк. Но она отводит мои руки. Начинает расстегивать мне джинсы. Долго-долго борется с железными пуговицами.