Маска времени - Мариус Габриэль

– Вы вытащили меня сюда, чтобы наказать своего мужа?

Катарина поняла, что попала точно в яблочко: лицо Эвелин покрылось вдруг красными пятнами. Ей пришла на ум фраза из какой-то книги – об английской розе. Именно розу напомнила сейчас ей Эвелин, но розу с очень острыми шипами.

– Что это? Дерзость?

– Нет. Просто вопрос. Вы, а не мой отец вытащили меня сюда, но я до сих пор не знаю зачем.

Эвелин перевела дыхание.

– Ты дочь Дэвида, стало быть, вполне могла унаследовать и его ум. Ты ездишь верхом?

– Что?

– На лошади ты когда-нибудь ездила?

– Нет.

Эвелин нетерпеливо взмахнула рукой.

– А теперь миссис Дейвис покажет твою комнату.

Это означало, что разговор окончен. Горничная уже стояла у двери.

Катарина тут же начала произносить заученные слова вежливости и благодарности:

– У меня в чемодане есть бумаги для вас.

– Миссис Дейвис принесет их мне позднее.

Плотная миссис Дейвис ждала девушку за дверью с бесстрастным выражением лица. Прижав к груди фотографию в серебряной рамке, Катарина позволила бесчувственной мумии в фартуке проводить себя в отведенную комнату.

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

Каждый день восстанавливал его силы, двигаться становилось все легче и легче. Джозеф мог уже помогать Тане в домашних делах, и от движений тело наполнялось жизненной энергией. Он начал прибавлять в весе, и одежда с чужого плеча уже не висела на нем мешком. Мозг также постепенно включался в работу, и тогда Джозеф стал задавать вопросы о лагере.

– Все ушли, – коротко сообщила Татьяна. – Бараки заколотили и ничего не оставили после себя, даже колючую проволоку сняли. Почти вся деревня ушла вместе с ними, осталось совсем немного наших в этой дыре. Я бы и сама ушла. Но…

– А заключенные?

– Говорили, что часть отпустили по хрущевской амнистии. Около семидесяти человек исчезли. А ночью потом беспрерывно стреляли. Я тогда плакала все время. Потом не выдержала и побежала смотреть: не спасся ли кто-нибудь. Вот так я тебя и нашла, лежащего в снегу как бревно, всего в крови и заледеневшего. Поначалу я подумала, что мне показалось – ведь перед этим пришлось водки выпить, – неожиданно Таня засмущалась. – А ты мне всегда нравился. Ты знал это, да? Знал?

– Знал, – невольно соврал Джозеф.

– Это судьба тебя уберегла. Понимаешь, одного из всех. Судьба.

– Да, судьба, – вновь согласился он.

– Ты ведь был самым красивым.

– А что, ты и сейчас так считаешь?

Таня взяла руку Джозефа.

– Глаза. Они у тебя прежние. Пули ничего с ними не смогли сделать, и женщины по-прежнему будут желать тебя.

Лицо Джозефа сморщилось, что должно было означать улыбку.

Все кругом было занесено снегом, сугробы доходили до самых окон. Джозеф подметал пол, мыл посуду и расчищал от снега дорожку, ведущую к куче угля сразу за домом. Каждый день он выгребал из печки шлак и приносил новый уголь. Это было подобно порции жизненной энергии, которую снова надо было сжечь в печке. Она смотрела на его работу, радуясь выздоровлению.

Однажды Таня растопила печь докрасна и нагрела огромный медный чайник.

– Ты совсем провонял, зэк. Да и я тоже. Давай-ка устроим баню.

Понадобилось восемь чайников, чтобы наполнить железный таз, а в доме сразу же заклубился белый пар.

Как ни в чем не бывало Таня тут же сбросила одежду. Тело ее было белым, словно мрамор, голубые жилки просвечивали сквозь тонкую кожу. Колышущиеся груди завершались девственными сосками, темный треугольник обозначился внизу живота. Фигура Тани не отличалась особыми достоинствами, но нагота ее тела заставила Джозефа поперхнуться.

– Давай за мной! – скомандовала девушка. – Вода быстро остывает.

Джозеф разделся и залез в таз. Посудина оказалась не такой уж большой, зато вода была почти кипяток. Нагота тел возбуждала, и Джозеф почувствовал, что словно плывет куда-то. Таня намыливала его тело, и ее руки были нежными, но уверенными. Возбуждение и желание, которого он не испытывал уже много лет, вдруг проснулось в нем. Когда Таня коснулась его в очередной раз, Джозеф даже вскрикнул от удовольствия.

– Ага, – сказала она, довольная. – Ты вновь стал сильным. Очень хорошо. Теперь вымой меня.

Таня передала Джозефу кусок мыла. Его руки дрожали, когда он касался нежной, мягкой и гладкой кожи девушки. Таня была словно само воплощение рая. Она слегка подергивала плечами и тихонько хихикала в ответ. За слоями жира скрывалась сама красота, а за его уродливой маской – страстное желание молодого мужчины.

Когда после бани, распаренные как раки, они соединились, их ощущения были примитивны, дики и радостны. Джозеф боялся, что у него ничего не выйдет, но он ошибался. Когда все кончилось, он лежал ошеломленный, почти без сознания, Таня плакала. Она целовала его искривленный, уродливый рот и повторяла:

– Зэк, миленький, любимый мой.

АНГЛИЯ

– Конечно же, вам понадобится ванна, – твердо произнесла миссис Дейвис.

Катарина стояла посреди комнаты и прислушивалась к шуму воды из соседней комнаты. Они, видно, боялись, что грязная девчонка испачкает здесь все. Что же, может быть, они правы. Никогда в жизни Катарина не видела еще такой чистой, почти стерильной и белой комнаты.

– Мы будем общаться по-английски, – заявила миссис Дейвис, – я не знаю итальянского. Вы поняли меня?

– Вполне. Я говорю по-английски.

Миссис Дейвис подозрительно посмотрела на девушку:

– В самом деле? Тогда что это?

– Постель.

– А это?

– Шкаф.

– Ну, а это?

Разозленная глупым экзаменом, Катарина резко произнесла, пожимая плечами:

– Ужасная игрушка, напоминающая какую-то тварь.

– Не надо быть грубой, девочка моя. Это плюшевый мишка – подарок миссис Годболд. Не правда ли, забавная вещичка?

Катарина еще раз нехотя взглянула на игрушку.

– Итак, по-английски вы действительно говорите. Что ж. Теперь следует распаковать чемодан.

– Я сама могу все сделать, – отрезала Катарина, но женщина, не обращая внимания на слова девушки, начала сама разбирать первый чемодан. Она критически рассматривала каждую вещь, которая оказывалась у нее в руках, складывая ее вновь или вешая на крышку чемодана.

– Дорогая, у вас, кажется, никогда не было мамы.

– Нет, – коротко ответила Катарина.

– Одежду вы выбирали себе сами?

Тон горничной задел девушку:

– А что вам не нравится?

Миссис Дейвис слегка фыркнула:

– Делать замечания я не имею права.

– Но вы уже сделали.

– Я имела в виду, что такой милой девушке, как вы, не пристало носить такие вещи, как эти.

– Почему?

– Потому что вы еще слишком молоды.

– А что? Необходимо срочно состариться? – сухо поинтересовалась Катарина.

И что это все цепляются к ее одежде? Черное кожаное платье было у нее самой дорогой вещью, которую она когда-либо имела. Когда Катарина увидела его в магазине подержанной одежды в Сало, то сразу влюбилась в него. Впереди была застежка-молния, на плечах – хромированные заклепки, а на рукавах – всевозможные кисточки. Девчонки из фильма «Дикарь», где главную роль играл Марлон Брандо, носили именно такие платья, и это казалось Катарине особым шиком. Ей пришлось копить деньги несколько месяцев, а миссис Дейвис сейчас с таким пренебрежением рассматривает эту роскошь.

– Где вы откопали такое? И куда собираетесь надеть?

– В основном на выход.

– На выход? То есть на прием, который устроила бы какая-нибудь мотоциклетная банда? Мне кажется, вы уж слишком насмотрелись этих отвратительных американских фильмов, моя девочка.

– Не важно. Главное, что платье идет мне.

– Оно слишком дешево и вульгарно.

Катарина даже покраснела от таких слов.

– Я пошла в ванную, – сказала она, чтобы закончить разговор.

– Идите. Я сейчас приду, чтобы помочь вам вымыть голову.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи, – отрезала Катарина.

– В чем вы нуждаетесь, а в чем – нет, отныне не вам решать, моя дорогая.

Потоки горячей воды вливались в ванну на ножках, изображающих когтистые лапы. Катарина разделась и залезла в воду. Мыло пахло так замечательно, что девушка закрыла глаза от наслаждения. Обильная пена в один миг покрыла все тело. Катарина вспомнила, как ей приходилось мыться у себя дома.

Тело девушки просвечивало в воде. Конечно, это было уже женское тело с полной грудью и сосками, напоминающими спелую осеннюю ягоду. Округлые бедра были подобны лире, и все говорило, что это лоно вполне может принять и выносить дитя.

Катарина никак не могла успокоиться. Какое право имела эта толстуха так разговаривать с ней! В конце концов, она одевается как хочет. Да, она не любит детских платьиц, потому что уже не ребенок. Катарина была уже вполне взрослой, и в Италии на этот счет ни у кого не возникало сомнений.

«Вы еще слишком молоды». Слишком молода для чего? С детством ей пришлось расстаться давно, даже слишком давно. Катарина привыкла сама отвечать за свою жизнь и нести полную ответственность за все поступки. И с этим правом она теперь ни за что не расстанется. В конце концов, она была женщиной не меньше, чем миссис Годболд, несмотря на ее чванство и богатство.