Король-одиночка - Анастасия Дробина

– Смотри у меня, – на всякий случай предупредил он, выходя из комнатки. В спину ему понесся Розин смех.

В дальнем углу ресторана, за столиком под развесистой, пыльной пальмой устроились за бутылкой коньяка Лягушонок и Голубь. Увидев цыганку, Гришка встал из-за столика, широко улыбнулся:

– Мама дорогая – Розочка!

– Ай-я-яй… – пропела она. – Мальчик мой хороший опять пришел? Давно что-то не был, ангел мой серебряный, а? Забыл меня, несчастную, совсем? Я сохну, мучаюсь, а он?.. Бессо-овестный… Неужели в Одессе цыганки лучше? Так ты скажи, алмазный мой, скажи – я поеду и все волосы им повыдираю!

Глядя на довольную физиономию Гришки, Король едва удерживался от смеха. Он знал, что Голубю давно нравится Роза и что она, пользуясь этим, при каждой встрече вытягивает из парня все до копейки. До постели, однако, дело еще не дошло, и Король дал Петро клятвенное обещание, что этого не будет. Но с каждым приездом в Москву сдерживать Гришку становилось все трудней.

Сердитый Петро молча взял аккорд на гитаре. Роза щелкнула пальцами и, блестя зубами, запела «Бирюзовые колечки». Когда она закончила, за столиками зааплодировали. Быстро поклонившись гостям ресторана, Роза с хохотом кинулась на шею Голубя:

– Понравилось? Понравилось? А что подаришь девочке?

Гришка притянул цыганку к себе на колени. Вложил ей за лиф свернутые бумажки, попытался было задержаться там, но Роза, смеясь, оттолкнула его руку:

– О-о, нет, миленький! Туда только цыгану можно! И то не всякому!

– Роза! – потерял терпение Петро.

– Переячь, мэ ловэ кэрава! [37] – огрызнулась она. Гришка поцеловал ее обнаженное плечо. Что-то тихо, весело спросил. Роза, болтая ногами, закатилась смехом на весь ресторан:

– А детей я куда дену? Тоже к тебе?! А мужа? А у меня еще дедушка есть!

Взглянув на лицо Петро, Король понял, что пора вмешаться. Он было уж нагнулся через стол к Гришке, когда вдруг резко хлопнула входная дверь. Роза стремительно обернулась.

– Мама… – вырвалось у нее. Она спрыгнула с колен Голубя, метнулась в сторону, увлекая за собой мужа, и Король понял: явились те, кому Роза звонила из гримерки.

– Ромалэ! – рявкнули от двери. – Пал пхаля! [38]

Цыгане на эстраде попадали дружно, как солдаты. По ресторану застрекотали очереди. Король сразу же оказался под столом; прямо на него, шепотом матерясь, свалился Лягушонок. Быстро перекатившись на бок, Зямка приладил на перекладину стула «макаров» и открыл ответный огонь. Ресторан взрывался выстрелами. Мельком Король подумал, что цыгане сыграли глупо: куда проще было бы дождаться на улице. Графа среди стрелявших он не увидел. Через минуту очереди смолкли. Цыгане исчезли мгновенно, как привидения. Взвизгнули тормоза на улице. Тишина. Чей-то отчаянный вопль:

– Помогите-е!

Король вскочил на ноги. На полу, у ножки стола он увидел бледное лицо Голубя с открытыми глазами. Отгулял мальчик…

– Зямка, ты где? Живой?

– Каж-жется… – придушенный голос из-под стола. Зямка быстро выбрался оттуда на четвереньках. И замер.

– Гришка?.. П-падлы…

Король насильно поставил Зямку на ноги, увлек за собой. На улице толкнул его в машину, сам сел за руль. Времени размышлять об оперативности цыган и собственном идиотизме (матери она звонила, курицу достать, как же!..) не было: из соседнего переулка уже неслись звуки сирены.

Около получаса «девятка» плутала по переулкам. Когда впереди замаячили цветные огни Тверской, Король притормозил у знакомого, прячущегося в подвале бара. С беспокойством покосился на молчавшего все это время Зямку. Парень, не моргая, смотрел в сторону. Губы его чуть заметно шевелились.

– Чего ты, чижик? Ну… жизнь у нас такая. Что поделать?

– На зоне… – голос Лягушонка был тихим, незнакомым. – На зоне, когда вместе сидели… Его опетушить хотели, он же лицом был, как девка. Только с малолетки перевели, зеленый совсем… Я тогда Шамилю нос откусил. Десять суток в ШИЗО без жратвы сидел. Меня потом оттуда волоком вытаскивали. Зато Гришку не трогал больше никто. Боялись. Гады, глистогоны, суки бацильные, гниды, свол…

– Ладно… Пойдем помянем.

В глубине бара беззвучно голубел экран маленького телевизора, перед которым дремал охранник. С улицы доносился приглушенный шум машин. Король, придерживая плечом трубку и хмурясь, слушал, что думает по поводу случившегося Монах. Лягушонок, не закусывая, пил водку, что-то говорил – на одном дыхании, без интонаций, глядя в стену. Положив трубку и прислушавшись, Король различил изощреннейшую матерную ругань в адрес всех цыган на свете.

Глубокой ночью он привез бесчувственного Лягушонка в Солонцовский переулок, сдал его с рук на руки зевающей Маме Римской и уехал к Монаху.

К двум часам на пляже Глифады становилось нестерпимо жарко. Солнце палило нещадно, белый песок стал раскаленным, море пронзительно синело сквозь дрожащее марево. Марго лежала на гальке у самой воды. Она не боялась сгореть: даже под отвесными лучами ее кожа лишь больше смуглела и золотилась, становясь похожей на оливку. Сквозь заросли низких кипарисов ей был виден белый «Пежо» Петроса. Он ждал ее на шоссе. Марго вздохнула. Представила, каково сейчас сидеть в душном салоне под полуденным солнцем, и начала одеваться.

Петрос ждал уже около получаса, но не высказал ни нетерпения, ни раздражения. Выйдя из машины навстречу Марго, он улыбнулся, бережно поцеловал ее коричневое от загара запястье:

– Ты – королева. Все мужчины на тебя смотрят.

– Плевать, – лениво ответила она по-русски. Петрос понял, рассмеялся. В черных узких очках, смуглый, белозубый, он был похож на киношного мафиози.

– Куда тебя отвезти?

– В город.

Вскоре «Пежо» летел по пустынному шоссе в Афины. Петрос болтал без перерыва, пользуясь тем, что Марго вполне сносно понимала по-гречески. Какие у его королевы планы на вечер? В городе открылось новое кабаре, по слухам – что-то сногсшибательное, можно поехать посмотреть. Еще их ждут в казино, хозяин – его друг, давно просит познакомить с будущей женой. Если Марго устала от рулетки и хочет просто отдохнуть – можно посидеть в ресторане на побережье, он знает чудное место с видом на ночное море. А может, она все-таки захочет познакомиться с его семьей? Он столько рассказывал им о своей белой розе, о своей красавице… Братья с ума сходят от нетерпения, мать напоминает каждое утро – привези Маргариту. Но если она считает, что еще рано – что ж… Он не будет спешить. Он очень любит ее.

Все это Марго уже слышала сто раз и сейчас даже не старалась казаться вежливой. Отвернувшись, она смотрела в окно, на пролетающие мимо кипарисы и пальмы. Белый шар солнца продирался сквозь их ветви, словно догоняя машину. Марго глядела на него до тех пор, пока у нее не заслезились глаза.