Ледовое побоище - Наталья Павлищева

– Нет, если останется один, то не отойдет. Он ослеп, меня спасая. Я не могу его бросить. Да даже если бы и не так, все равно не смогла бы. Выживем, много тех, кому еще труднее.

– Ой, девонька, какой груз на себя взваливаешь.

Мы выехали с Федей рано поутру на следующий день. Федька послушно сидел передо мной, а в поводу шла вторая лошадь. Правда, ее загрузили так, что для заводной она уже никак не годилась. Напрашивался хоть проводить Живач, но я отказалась, надо привыкать все делать самой, теперь помощи ждать неоткуда.

Я опоздала где‑то на день…

Как и ожидала, в Терешкине Вятича не было. Проштрафившийся охранник только разводил руками:

– Не знаю, как и утек‑то. Мужик тута ночевал вроде, с ним, наверное…

– Вроде! Наверное! Я о чем просила? Не спускать глаз ни днем, ни ночью. Где его теперь искать?

– А ты чего дите‑то привезла?

– Тебя не спросила! – от души огрызнулась я. Ну что за придурок, трудно было недельку посторожить, что ли? – Откуда хоть мужик тот?

– Не знаю…

В Терешкине никто не видел, в какую сторону они пошли, потому как вышли до рассвета, а дороги не просто в четыре, а в целых пять сторон. Вернее, четыре вполне приличные для тринадцатого века, не особо проезжие, но на ощупь искать не надо, а пятая почти лесная.

Я задумалась. Вопрос стоял как у Остапа Бендера с Кисой Воробьяниновым: за каким зайцем погнаться. Мужик был с телегой, потому увезти Вятича могли довольно далеко. Хотя, рассказывали, что телега разбитая, а кобыла едва живая, но он мог потом просто пересесть на другую. И все равно Вятич фигура приметная, тем более слепой, таких замечают особо. Значит, надо проехать по каждой из дорог, расспросить в двух-трех деревнях по пути, может, видели…

Следующие два дня я с ребенком моталась по этим самым дорогам и весям, приставая ко всем и каждому по поводу слепого мужа. Везде разводили руками. Никто не видел Вятича ни пешим, ни на телеге, ни верхом.

В очередной раз вернувшись к началу пути, то есть в Терешкино, я сидела, размышляя, что делать дальше. Хозяйка избы, что когда‑то приютила нас с умиравшим мужем, подошла предложить, чтобы пока оставила хоть Федю.

– После приедешь и заберешь. Не бойся, не обидим.

Я вдруг рассмеялась:

– А пока буду ездить забирать, Вятич снова удерет.

Добродушная Матрена тоже рассмеялась:

– И то правда. А чего бегает‑то?

– Обузой быть не хочет.

– И это правда… Как жить‑то будешь, коли найдешь?

– Пока не знаю, надо сначала найти.

– Я гляжу, вы не из простых. Чего тут оказались?

– А ты не помнишь, как с озера привезли? Куда дальше ехать было?

– Помню. Нас тогда соседи ой как ругали, мол, мертвяка на свою лавку пустили, как теперь сами спать станете? А у нас после того дите вон зародилось…

– Поздравляю.

– Чего?

– Рада, говорю за вас.

– А… чудная ты.

– Не там ударение ставишь, не чуднАя, а чУдная.

– Чего? – снова не поняла Матрена.

– Давай спать, мне завтра рано отправляться.

– Куда ж теперь?

Я пожала плечами:

– Одна дорога осталась, по ней поеду, а потом даже не знаю…

– Да она лесная вовсе, езжена мало, как бы не заплутать. И весей там раз, два и обчелся.

– Не заплутаю, а проверить все равно надо.

– Езжай уж.

Дорога оказалась действительно лесной. Ехать по ней одной с ребенком было жутковато. Вокруг тихо, только птичий пересвист, стук дятла да шум ветра в вершинах деревьев. Это когда‑то, когда только попала в тринадцатый век, мне казалось, что лес кишмя кишит живностью, теперь настолько привыкла, что никого не замечала.

Четыре года назад я все лето провела в лесу. Но была не одна, а стояла даже во главе своей рати, пусть маленькой и плохо обученной, но рати. Только со мной был Вятич, множество помощников, если чего‑то не знала я (а это сплошь и рядом), подсказывали, советовали, в конце концов, можно было просто подсмотреть.

Теперь никого, кроме Феди, подсказать некому, подсмотреть не за кем, никто не выручит, никто не спасет в случае беды. И погибать или вообще попадать в беду я не имела права, со мной ребенок. Одно дело ехать по проезжей дороге, где хоть какое‑то движение, и совсем другое по лесной, малоезженой и малохоженой.

Вдруг меня осенило: есть те, кто знает, где Вятич! Нужно только потребовать, чтобы помогли его найти.

Я остановилась и вдруг громко, на весь лес спросила:

– Где он? Куда он ушел?

В ответ только птичьи крики.

– Вы слышите меня? Где Вятич?

Нет, те самые старики в белых рубахах приходить на помощь не спешили. Вот всегда так, когда они до смерти нужны, не дозовешься. Меня вдруг взяло зло.

– Думаете, не найду? Отступлю, брошу все? Нет! Не хотите говорить, не надо, я найду сама, даже если для этого придется облазить все веси и весь лес вокруг!

Войдя в раж, я орала уже в полный голос:

– Я найду его, чего бы мне это ни стоило! Найду и вытащу из слепоты, слышите?!

Кто знает, сколько еще продолжалась моя истерика, если бы не заплакал перепуганный Федька.

Сняла ребенка с лошади, с трудом успокоила, потом привязала лошадей, решив, что сегодня дальше не поеду, просто потому, что не знаю куда.

Все равно я уже не боялась леса, знала, как в нем выжить, пусть не вообще, но хотя бы несколько дней.

Федьке очень понравился костер, он все норовил подложить туда веточки, и пару раз я едва успевала подхватить свое чадо, чтобы не полыхнуло вместе с веточками. Наконец Федор угомонился и заснул, а я еще долго сидела, глядя в звездное небо и размышляя.

Помощи ждать неоткуда, я одна, со всех сторон одна. Вятич не желал принимать мою помощь, а я – чью‑то другую. Но я не желала не из гордости, а потому, что хорошо понимала: приведи я с собой даже только Живача, Вятич замкнется в себе совсем.

Как же мне трудно с тобой, Вятич! Но без тебя еще труднее, а потому я буду искать, найду и буду рядом, хочешь ты того или нет. А вот когда ты прозреешь (почему я была в этом уверена, не могла бы и сама сказать), тогда решишь, быть нам вместе или нет.

Почти до утра я размышляла. Тихо потрескивали ветки в костре, спокойно пофыркивали лошади, это хороший знак, что никаких хищников рядом нет, наверху в черном небе перемигивались звездочки. Им все видно, они‑то должны знать, где мой муж? Вспомнился пушкинский сказочный царевич Елисей, спрашивавший у ветра, солнца и кого там еще… Может, и мне спросить? Я вздохнула: не ответят, Вятич с ними в сговоре.

Глупый сговор против меня. А кто у него еще, кроме нас с Федором?

Так, хватит сантиментов, пока я искала откровенно глупо, просто моталась по округе, и все. А надо искать со смыслом. Он просто не мог успеть далеко уйти, и по лесу ходить тоже не мог, как бы ни был прозорлив Вятич, а в лесу без глаз никуда.