А я верну тебе свободу - Мария Жукова-Гладкова

— Ой, так у меня ж то же самое, — лицо девушки озарилось улыбкой. — Я ж три года ходила в любовницах, мой все никак не решался развестись, все чего-то мямлил. А как взяли под стражу, жена, как у твоего, не долго думая, понеслась разводиться. Ни одной «дачки» не принесла, сука. Ну а я теперь замужем. Откинется — к себе заберу, — девушка мечтательно улыбнулась и добавила:

— А как он мне теперь в любви объясняется… И мама его меня тут же полюбила, я для нее сразу же такая хорошая стала, а жену его честит на чем свет стоит. Ой, это я ж теперь жена. В общем, ты своему обязательно предложение делай. Сразу женится.

Когда мужик «за забором», его легче всего на себе женить. В обычной-то жизни они все кочевряжатся, увиливают, а тут готовы тебя на руках под венец нести. Только учти: распишут, и все. Домой поедешь. А его назад в камеру.

Уединиться не дают.

Потом девушка вдруг вспомнила еженедельник, в котором публикуются мои статьи. Мое лицо не узнала, но не все же смотрят криминальную хронику. Хотя если ее мужик чалится…

Или криминальная хроника у нее уже сидит в печенках? Она оказалась поклонницей творчества моей коллеги Тоньки. Тонька говорила, что все мужики женаты до поры до времени и эта пора зависит от вас, женщины. Потом она давала советы, как приблизить (незамужним) и отсрочить (замужним). Моя собеседница, как выяснилось, давно собирается написать Тоньке письмо чтобы та дала очередной совет девушкам через наш еженедельник. В смысле тем, у кого мужик чалится.

Я не стала представляться и предлагать передать информацию Тоньке лично, поблагодарила девушку за консультацию и направилась к своей машине. Потом мелькнула мысль позвонить Серегиному адвокату: раз он утром связывался с его родителями, значит, вполне можно ожидать, что он сейчас находится где-то поблизости. Хотя если в «Крестах», то телефон он должен был сдать при входе в выключенном состоянии.

Но я на всякий случай набрала номер. В это же мгновение на звонок ответил мужчина в строгом черном костюме, идущий примерно шагах в десяти передо мной. Совпадение? Оказалось, что именно ему я и звоню.

— Юлия Смирнова во плоти? — улыбнулся он, оглядывая меня с ног до головы. — А в жизни вы еще лучше, чем на телеэкране. — Мужик был готов облизнуться. — Читал-читал вас, Юлия.

И смотрю регулярно. Интересно, что вы еще выкинете. Только что разговаривал с Сергеем. Вам привет. А вы, простите?..

Я пояснила, что тут делала, и попросила показать мне окно камеры Сергея.

— Сейчас-сейчас, прикину… — Адвокат поднял голову, что-то подсчитывая в уме. — А вот это, наверное, — Он поднял руку. — Так, давайте-ка подождем минутку. Его сейчас туда должны привести. Давайте дорогу перейдем.

Мне в самом деле удалось на секунду увидеть мелькнувшее за решеткой лицо Сергея — или мне так только показалось… Все-таки — далеко, да и окна зарешечены…

Адвокат подхватил меня под локоток и быстро повел дальше. Держал, правда, таким образом, чтобы как бы невзначай касаться еще и моей груди. По руке не дала, хотя желание такое было, но с адвокатом не следовало портить отношений. Пока.

— Не стоит лишний раз засвечиваться. Когда что-то нужно срочно передать — другое дело, а так лучше через меня. Я к нему завтра пойду. Что сказать?

— Что жду и чтобы ни о чем не беспокоился.

И что я буду добиваться разрешения на свидание.

— Жаль, вы не женаты. Было бы проще.

— Знаю. Но попытаю счастья у начальника «Крестов». Сегодня вот к нему не попала. Приезжала как раз за этим.

— А почему не к следователю? Не могу поверить, что вы не знаете, что разрешение на свидание с подследственным дают лицо или орган, в производстве которого находится дело.

— Я даже знаю, что вы процитировали. Статью восемнадцатую федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Если бы это был один из моих знакомых, пошла бы к нему, а так… Следователи очень разные попадаются.

Вы же сами знаете. А я еще не выяснила, что это за фрукт. Кстати, не подскажете?

— У своих знакомых из управления поинтересуйтесь, — уклончиво ответил адвокат.

Я посмотрела на него внимательно. Темнит что-то. Вот только почему? Не хочет, чтобы я в дальнейшем могла как-то использовать его слова против него самого? Или хочет, чтобы я ему заплатила за организацию свиданки?

Адвокат тем временем хмыкнул — Ну сходите, сходите к Демчуку,[13] - сказал на прощание. — Попробуйте. Если доберетесь до него самого. Хотя вы-то, Юлия, вполне способны это сделать… Начальник «Крестов» многое может. А не даст… Ну вы же понимаете, Юленька, что в нашей стране нет ничего невозможного. Были бы деньги. — И адвокат мне подмигнул.

Садясь в машину, я подумала, что этот тип относится к разряду адвокатов, которых мой знакомый опер Андрюша называет «сеньор из общества». Конечно, адвокаты, вхожие в силовые структуры, всегда ценились. Однако раньше (в советские времена) следователь прислушивался к мнению адвоката с именем, потому что последний был лучше подкован юридически, был более опытным и грамотным юристом. Но Серегу в этом деле представляет адвокат новой формации. Он знает всех и вся, наверняка посещает юридические тусовки, заводит новые знакомства. Главное — он умеет найти подход, причем необязательно денежный, к следователю, прокурору, судье. Он должен расположить их в пользу обвиняемого, в нужном случае — оказать воздействие (не силовое, для этого другие люди имеются). Как говорил Андрюха, юридические знания таких адвокатов могут быть и не на высоте, но он ведь ценится не за них, а за свои связи.

Кета! и, работа таких специалистов оплачивается гораздо выше, чем собственно адвокатов.

Глава 12

Редька уже ждал меня в ресторане, сидя в одиночестве за столиком на двоих.

— Здравствуйте, Юля, — сказал, подняв голову. Перед ним стоял штофчик с водкой, и он уже явно к ней приложился, не дожидаясь меня. Но я за рулем в любом случае пить не собиралась. — Заказывайте, что хотите.

— О чем вы хотели со мной побеседовать? — спросила я. Мне не терпелось это узнать. В сумке был включенный диктофон.

Креницкий хлопнул очередную стопку водки (в одиночестве и только занюхивая, хотя на столе и стояла тарелка с рыбным ассорти), долго смотрел на меня слегка помутившимися глазами, потом выдал:

— Только честно скажи: ты все придумала?

Серега — сопляк, ему это не потянуть. А, Юля?

Я тебя уважаю. Уважаю, слышишь? Но такое не прощают. И не спускают. Это-то ты понимаешь? За такие дела голову снимают. Ясно тебе, журналистка?

«Начался пьяный бред? Это сколько ж времени он пьет? Штофчик, похоже, не первый».

А Креницкий продолжал нести ахинею, признаваясь, что всегда терпеть не мог журналюг, в особенности женского пола, и никогда их близко к своей персоне не подпускал. «Да кому ты интересен-то, старый козел?» — хотелось спросить мне, но сдерживалась — и не потому, что за козла можно ответить.

К великому сожалению Павла свет Степановича, в его пусть не ближнее, а дальнее окружение затесалась одна журналюга. «Это я, что ли?»

И как он допустил женитьбу на единственной дочери человека, до этого имевшего связь с журналюгой? «Ну и выражения! Какие мы официальные». Следовало ожидать от журналюги какой-нибудь пакости. «Он долго будет обо мне в третьем лице говорить?» И вот дождался. А журналюга, змея, акула пера, так называемая, барракуда эфира, полтора года планы мести вынашивала, думала, что бы такое выкинуть, и вот, воспользовалась крупным шансом. Хитро, конечно, придумала, вынужден признать Павел Степанович. Но поскольку теперь все шишки валятся на бедного Павла Степановича, он это дело так не оставит.

Нам принесли салат. Я последовала старой доброй истине «А Васька слушает да ест». Не пропадать же добру? И вообще я всегда придерживалась мнения, что пусть лучше поганое брюхо лопнет, чем хороший харч пропадет. Редька принялся за очередной штофчик, любезно принесенный официантом, продолжая свои рассуждения вслух. Я слушала, диктофончик работал.

Я даже кассетку успела перевернуть так, что Редька не заметил, хотя он, по-моему, вообще ничего не замечал, и мне было непонятно, зачем он меня позвал. Или ему просто требовался слушатель?

Сереге была дана уничижительная характеристика, дочери и жене, правда, тоже досталось.

Не знаю уж, почему Колобов мне вчера рассказывал про трепетное отношение Павла Степановича к Сереге и с чего он взял, что Редька смотрит на Татаринова как на сына. Судя по тому, что теперь говорил Редька, ни о каких теплых отношениях речи не шло. Редька считал Серегу проходимцем, причем глупым проходимцем, не способным просчитать на два шага вперед. Серега, по мнению Редьки, мог что-то быстро схватить — то, что плохо лежит, но на серьезное дело, постоянное получение высоких прибылей — не способен. А что пел мне сам Серега? «Отношения, можно сказать, чисто партнерские».