Голос сердца - Элеанор Браунлей

— Подожди минутку, у меня есть для тебя подарок! — весело объявила Нина, снимая с книжной полки аккуратно упакованный сверток и отдавая его Бену. — На новоселье, — добавила она, садясь рядом и прижавшись плечом к его плечу. — Смотри, не урони на ноги!

— Постараюсь, — ответил Бен, взяв в руки неожиданно тяжелый предмет, упакованный в белую бумагу и перевязанный красной лентой. — Не надо было этого делать. Я даже не знаю, что тебе сказать.

— Открой сначала, — улыбнулась Нина. — Если подарок тебе не понравится, я обменяю его на что-нибудь другое. Но если ты скажешь, что мечтал именно о такой вещи, получишь большой кусок торта.

— Открываю, — подчинился Бен. Сняв оберточную бумагу, он с восторгом посмотрел на французскую подставку для книг из кованого железа толщиною в семь дюймов, изготовленную в стиле арт-деко. — Я много лет мечтал о такой вещи. Ты только должна мне помочь выбрать место, куда ее поставить.

— Рада это слышать. Неужели маляры собрались покинуть твою квартиру? — спросила Нина, когда они принялись за торт. — Когда мы последний раз были у тебя, мне показалось, что они расположились там надолго.

— Да, они еще пробудут некоторое время. Во всяком случае, пока мне не надо спешить распаковывать вещи, — Бен легонько постучал вилкой по тарелке. — Моя посуда, если я, конечно, ее найду и она осталась цела, уступает твоей.

— Да, такой фарфор теперь редкость, — согласилась Нина. — Он мне достался от бабушки Своуп. Хотя на самом деле это не так, — с неожиданной горячностью добавила она. — Все так запуталось.

— Нина…

— Эва и Джералд Своупы на самом деле не являются моими бабушкой и дедушкой ни биологически, ни юридически. С другой стороны, Патрицию я также не могу считать своей бабушкой. Если бы мы познакомились, когда я была моложе, то, возможно, все было бы по-другому, а теперь я собираюсь претендовать на состояние женщины, с которой разговаривала всего лишь два часа за всю свою жизнь, — Нина отставила тарелку, повернулась к Бену и прижалась лицом к его плечу. — Я почему-то чувствую себя обманщицей.

— Не говори глупостей. Ты тут ни при чем. Так сложилась жизнь, — нежно заверил Бен, целуя ее волосы. — Ты не должна чувствовать себя одинокой, и я никогда тебя не покину.

— Я тебе верю, — ответила Нина. Она подняла голову и посмотрела на Бена. — Но роль распорядителя имущества очень отличается от положения основной наследницы спорного состояния.

— Собственно говоря, это означает, что я работаю на тебя, так как являюсь ответственным за состояние имущества Патриции, но хорошо знал твою бабушку, высоко ценил ее и грущу по ней.

У Нины забилось сердце — наступил подходящий момент. Она не любила лезть в чужие дела, но раз уж Патриция свела их вместе, то, наверное, ей следует узнать о нем побольше?

— Кстати, — сказала Нина и прервала себя на полуслове, чтобы поцеловать Бена, — тебе ведь сейчас тяжелее, чем мне. Ты был близко знаком с Патрицией, какое-то время работал на нее.

Наступила долгая пауза.

— И давно ты об этом знаешь? — наконец спросил Бен.

— О том, что ты был помощником Патриции? С того вечера, когда ты оказался в больнице, — ответила Нина и рассказала ему о Кимбалле Хьютоне.

— Ты с ним обедала?

— Нет, к тому моменту я уже твердо знала, что хочу делать это только с тобой, — ответила Нина, прижавшись к Бену. — Но у меня есть свои собственные источники. Я хотела, чтобы ты рассказал все сам и не сомневаюсь, что ты бы так и сделал. Однако я все-таки решила ускорить события и узнала, что Ким любит представлять дело таким образом, что когда появился ты, Патриция выставила его за дверь.

— Ким, как всегда, преувеличивает, — рассмеялся Бен, обнимая Нину. — Мы работали вместе несколько месяцев, а затем Киму досталась коллекция картин его дедушки и он решил открыть свою собственную галерею. Я думаю, что мы забавляли Патрицию — два парня, болтавшие только о девушках.

— Вы, должно быть, веселились от души. А как же работа?

— О, с этим было все в порядке! Бывший гениальный ребенок знает, как управляться с писаниной.

— Гениальный ребенок? — не поняла Нина. — Ты говоришь о Киме?

— Нет, о себе, — подчеркнуто беззаботным тоном ответил Бен. — Это я был гениальным ребенком, хотя, оглядываясь назад, могу сказать, что просто был очень смышленым. Но я потерял много лет понапрасну из-за того, что меня признали гением.

— Наверное, Патриция помогла тебе увидеть мир в новом свете, — немного озадаченная предположила Нина.

— Патриция спасла мою жизнь. Я никогда об этом не говорил, — с болью в голосе продолжил Бен, — но не собираюсь хранить этот факт в тайне от тебя. Я давно собирался поделиться с тобой, но никак не мог решить, с чего начать рассказ.

— Начни, с чего хочешь.

— Сейчас к одаренным детям относятся не так, как раньше. Педагоги наконец-то поняли, что даже если у малыша мозги работают не хуже калькулятора и он может читать Расина в подлиннике, в душе он все равно остается ребенком, — сказал Бен. — Но в мои юные годы к гениальным детям относились как к маленьким взрослым, и всякие «детские» интересы пресекались, чтобы добиться максимального образовательного эффекта. Через три месяца после того, как мне исполнилось пятнадцать лет, я был готов к поступлению в колледж.

Бен говорил с болью в голосе, и Нине хотелось утешить его, но она понимала, что Бен должен сказать все до конца и ему станет легче.

— Я, в составе группы из нескольких таких же ребятишек, жил у супружеской пары, которая специализировалась на работе с одаренными детьми. Нас готовили к поступлению в различные колледжи Филадельфии. На уик-энды нас отпускали домой, но и там я чувствовал себя чужим, — горько закончил Бен. — Предполагалось, что я стану врачом.

— Как тот ребенок-врач из телесериала? — спросила Нина, не веря своим ушам. — А ты тоже этого хотел?

— Мои желания никого не интересовали. Мне сказали, что я должен правильно использовать свой потенциал. Но проблема заключалась в том, что стоило мне войти в лабораторию, как меня тут же начинало тошнить. Не представляю, что могло бы произойти, если бы я все-таки начал учиться на медика и отправился с другими студентами в анатомический театр.

— Как же тебе удалось избавиться от этих… специалистов? — спросила Нина.

— За все четыре года, что я проучился в колледже, у меня не было ни одной счастливой минуты — только работа, работа и работа. Никаких посторонних разговоров со сверстниками, никаких вечеринок, ничего! И вот в день окончания колледжа я заявил, что не собираюсь становиться врачом, что меня тошнит при одной мысли об этом. Мне было весьма резко высказано, что только неудачник может отказаться от блестящей карьеры, к которой его так долго готовили.