Палм-Бич - Пат Бут

Она выглядела гораздо больше, чем на миллион долларов.

Захватывающий дух наряд выбил почву из-под ног Лайзы именно в тот момент, когда ей больше всего требовалась опора. Одним махом она была низведена до положения бедной родственницы из провинции. Охватившая было Лайзу паника сменилась легким раздражением от того, что ее так здорово подставили. Теперь же раздражение уступило место наплевательскому отношению ко всему окружающему, что вполне устраивало Лайзу.

Гигантская машина величественно проплыла через ворота Поло-клуба, и водитель снисходительно махнул угодливо отступившему охраннику, в чьи обязанности входило отсеивать посторонних. На полукруге подъезд - ной аллеи ожидание было сведено к нулю, и швейцары облепили их, как щенки соски суки. В прохладном вестибюле Лайза приготовилась к прыжку головой в омут. Наконец-то. Врата рая. Метрдотель, выступая в роли Архангела Петра, оставил свой аналой, за которым принимал заказы на столики, и бросился приветствовать гостей.

- Мистер Дьюк, миссис Дьюк. Добро пожаловать. Ваш столик ждет вас, а сенатор Стэнсфилд прибыл всего пару минут назад. Надеюсь, что обед вам понравится. Пожалуйста, пройдите за мной.

Лайза едва осознавала, что происходит вокруг нее. Больше всего ее занимал стук прыгающего в груди сердца. При упоминании официантом имени Бобби сердце пустилось в дикий боевой танец, и никаких признаков его окончания не наблюдалось. Он здесь. Вон там, возле окна, уже начавший привставать при их появлении в заполненном народом зале. Какой-то зачарованный вечер. Так казалось Лайзе. Она бросилась в романтический омут очертя голову, и все банальности, существующие в мире, оказались правдой. Так вот что значит быть на седьмом небе. Со всех сторон к ней поворачивались бронзовые и алебастровые лица - белые лица женщин и коричневые лица мужчин, - с интересом завсегдатаев рассматривающие затесавшегося к ним чужака. Но Лайза их не видела. Словно управляемая на расстоянии, она обошла ломящийся от яств буфет и направилась к столику Дьюков, расположенному на почетном месте у венецианского окна, из которого открывалась панорама ухоженных зеленых полей для игры в поло.

Бобби Стэнсфилд поднялся, чтобы поприветствовать их.

От первых же его слов стало необычайно легко. Одет он был с подчеркнутой простотой: рубашка "Лакост" в серо-белую полоску с открытым воротом, серые шерстяные брюки и черные мокасины "Коул-Хейн" - и не отрывал от Лайзы проникновенного взгляда.

Как замечательно! Лайза Старр. Девушка, которая преображает жизнь.

Он продолжал наблюдать за Лайзой, одновременно обращаясь со значительно менее теплыми приветствиями к Дьюкам. Подчеркнуто холодно Бобби поздоровался с Питером Дьюком, на котором были безупречный синий блейзер и белые брюки.

Если Джо Энн и задела относительно равнодушная встреча, то она никак не собиралась этого показывать.

- Извините, мы задержались, сенатор. Это все из-за Питера. Вы же знаете, какой он тщеславный. Одевается гораздо дольше меня.

И Лайза, и Бобби рассмеялись при этих словах. Вид у Питера Дьюка был такой, словно он только что получил приглашение нести гроб на похоронах товарища. Лайза тут же прекратила смеяться, потому что заметила, что объект остроты вовсе не разделяет веселья, в то время как Бобби продолжал хохотать. Она тут же сделала выводы. Компания будет далеко не дружеская. Холодная война между Бобби и Питером Дьюком явно находилась в самом разгаре. Джо Энн в лучшем случае занимала нейтральную позицию, но, скорее всего, была склонна выступать против супруга. Для самой Лайзы Бобби, казалось, уже стал больше, чем союзником, а отношение к ней Джо Энн было отнюдь не доброжелательным, если судить по уловке с одеждой. К черту. Она рассчитывала, что сложности для нее будут связаны только с общением с незнакомыми. Но теперь стало ясно, что центр схватки находится именно здесь, за этим столом.

При появлении официанта с вином установилось хрупкое перемирие. Длилось оно недолго.

Бобби повернулся к Лайзе, внимательный, заботливый.

- Это шампанское прекрасно идет с апельсиновым соком, но одно шампанское я бы пить не стал.

От произнесенных им слов почему-то не веяло снобизмом. По крайней мере, так показалось Лайзе. Для нее шампанское было дорогим шипучим напитком, который пьют по праздникам. Однако можно было предположить, что такие люди, как Бобби, очевидно, употребляют шампанское постоянно и вполне способны отличить один сорт этого напитка от другого.

- Если уж на то пошло, то я вообще бы не пил его, ни с апельсиновым соком, ни без, - чопорно сообщил Питер Дьюк и с кислым самодовольством оттопырил губу. - От этой испанской мочи потом бывает самое мерзкое похмелье. Следующий день можно считать пропавшим. Я бы предпочел "Кровавую Мэри", Лайза.

Его замечание говорило о многом. В доме Дьюков шампанское всегда было французским, неизменно из сортов винограда одного периода - на настоящий момент 1971 и 1973 годов - и самых лучших марок: "Крюг", "Луи Редерер", "Боллинжер". Бутылка испанского "Кордорниу", поданная на поздний завтрак в воскресенье в клубе "Поло и кантри" в Палм-Бич, для винных погребов Дьюка значила бы то же самое, что таракан в баночке с кремом для лица.

Цель Питера Дьюка заключалась не только в том, чтобы утвердиться в роли знатока. Он подразумевал, что Бобби Стэнсфилд не только простой обыватель, но к тому же и нищий. Стэнсфилду не по средствам избегать тяжелых похмелий. Он готов пить дерьмо и забивать вкус этого дерьма апельсиновым соком. Этот тонкий намек был всеми хорошо понят. Дьюки могли купить Стэнсфилдов в любое время дня и ночи.

Бобби принял это к сведению. Тем не менее, политиков такого калибра нельзя достать теми дротиками, которые бросал Питер Дьюк.

- Вероятно, Питер, тебе необходимо быть в форме завтра утром.

Безобидное, на первый взгляд, замечание Бобби Стэнсфилда было столь же невинно, как чикагский политикан, подсчитывающий долларовые банкноты в прокуренной комнате.

Лицо Питера Дьюка покраснело, когда до него дошел смысл издевки. В последние дни утро у него начинаюсь поздно, и перед ним возникала проблема, чем заполнить пару часов перед тем, как подходил срок, когда прилично начинать надираться снова. Имело пределы и время, уходящие на телефонный разговор с брокером по поводу произошедших накануне подвижек на рынке, в результате которых Дьюк становился на несколько миллионов богаче или беднее.

Джо Энн подлила масла в огонь, открыто рассмеявшись.

- Видишь ли, Бобби. Любое утро бедного Питера можно считать пропащим. Думаю, здесь дело не в качестве тех напитков, которые он употребляет, а в их количестве;

Лайза сдержала смех. Она уже знала цену Питеру Дьюку. Он представлял собой ленивую и надутую бездарь, наиболее значительным достижением которой было появление на свет Божий. У него были лишь деньги.

Реакция Питера превзошла все ожидания. Сначала совершенно переменился цвет его лица. На скулах появились двойные красные пятна, похожие на пятна крови самурая, сделавшего себе харакири. Затем, швырнув смятую льняную салфетку на стол перед собой, он внезапно поднялся, и от резкого движения загремели фарфор и приборы.

- Послушай ты, драная корова. Не смей больше так со мной разговаривать. Особенно перед этой своей любовницей из спортзала и каким-то потрепанным политиканствующим позером.

Говорил Питер не самым громким голосом, однако на расстоянии в двадцать футов все, у кого уши не были заложены ватой, услышали его речь. Засим Питер удалился с поля боя. Повернувшись спиной к удивленной троице, он прошествовал из переполненного посетителями ресторана, не удостоив внимания двух-трех приятелей, которые пытались заговорить с ним над ходу.

На некоторое время шум голосов стих. Но ненадолго.

Завсегдатаям Поло-клуба были не в диковинку подобные сцены.

Много принял? Застукал кого-то с женой? Кокаиновый заскок? Да что угодно. Через несколько секунд они вновь сосредоточили внимание на своих делах.

- Извините. Не знаю, что это на Питера напало в последнее время. Он стал чертовски развинченным.

- Козел он, - просто сказал Бобби, и Лайза была более чем склонна согласиться с ним.

В качестве жеста солидарности все они заказали шампанского с апельсиновым соком.

- Итак, Лайза, закажем что-нибудь для тебя поесть. Все эти твои тренировки сжигают массу калорий.

Бобби Стэнсфилд встал и подвинул Лайзе кресло. Джо Энн пришлось усаживаться самой, и впервые на ее лице отразилось неудовольствие. "Эй, погоди-ка, - казалось, было написано на нем. - Эта провинциалочка - мое творение. Смотри, но руками не трогай и не забывай, что главная здесь я".

Бобби и Лайза совсем не замечали ее неудовольствия, и оба уже находились в таком состоянии, что, заметь они это, им было бы все равно. Что касается Лайзы, то она от Бобби ничего не требовала, и любое его действие ее вполне устраивало. Однако сам Бобби не привык к пассивности. С того момента, как он впервые увидел эту прекрасную девушку, в нем проснулись все его самые могучие инстинкты охотника. Конечно же, у него был большой опыт по части соблазнения, однако Бобби не ЗНАЛ, насколько искушенной является Лайза. Поэтому он отпустил тормоза и взял на вооружение все свое стэнсфилдовское очарование, даже не подозревая, насколько избыточны в данном случае были его усилия.