Удар Орла - Энтони Горовиц

цифр и выглядели не слишком многообещающе. А потом он открыл верхний ящик и ахнул от неожиданности. Металлическая капсула, которую Крэй держал в руках, когда говорил с американцем, просто лежала там – её даже не спрятали. Алекс взял её и взвесил на ладони. Флешка. В ней компьютерные коды. Она должна взломать некую охранную систему. За неё заплатили два с половиной миллиона долларов, а Ропер и вовсе поплатился жизнью.

И она в руках у Алекса! Он хотел посмотреть, что на ней, но это может подождать. Сунув её в карман штанов, он бросился к лестнице.

Через десять минут по всему комплексу разнёсся сигнал тревоги. Два человека, которых видел Алекс, действительно пришли в зеркальный лабиринт, чтобы забрать тело, но не нашли его. Они должны были поднять тревогу сразу же, но случилась задержка. Они решили, что тело, наверное, уже забрала какая-нибудь другая команда уборщиков, и пошли их искать. Лишь обнаружив мёртвую змею, а потом – копьё и смотанный провод, они поняли, что произошло.

Пока уборочная команда бегала туда-сюда, из комплекса выехал фургон. Ни усталые охранники у ворот, ни водитель не заметили, что на крыше, раскинувшись, лежит человек. Но почему они должны были это заметить? Фургон уезжал, а не приезжал. Он даже возле камер не остановился. Охранник лишь проверил удостоверение водителя и открыл ворота. Сигнал тревоги зазвучал буквально через несколько секунд после того, как машина выехала наружу.

В «Крэй Софтвер Текнолоджис» действовала строгая система: пока звучит сигнал тревоги, никого нельзя ни впускать, ни выпускать с территории комплекса. Все фургоны были экипированы рациями, так что охранник у ворот сразу же приказал водителю вернуться. Водитель остановился, не доехав даже до светофора, устало сказал: «Хорошо» – и развернул машину. Но было уже слишком поздно.

Алекс соскользнул с крыши, мягко опустился на землю и растворился в ночи.

Дамьен Крэй вернулся в свой кабинет. Он сидел на диване и держал в руках стакан молока. Когда зазвучал сигнал тревоги, он уже ложился спать; сейчас на нём были серебристый халат, тёмно-синяя пижама и мягкие хлопчатобумажные тапочки. С его лицом случилось что-то очень плохое. Оно было полностью безжизненным, от него осталась лишь холодная пустая маска, словно вырезанная из стекла. Над подёрнутым дымкой глазом пульсировала маленькая жилка.

Крэй только что узнал, что из его стола украли флешку. Он обыскал все ящики, выдрал их из стола и разбросал по полу вместе со всем содержимым. Затем, неразборчиво взвыв от ярости, он бросился на стол, размахивая руками; телефоны, папки и фотографии тоже полетели на пол. Он швырнул пресс-папье в монитор, разбив стекло. И только потом присел на диван и приказал принести ему стакан молока.

Ясен Григорович безмолвно наблюдал за всем этим. Сигнал тревоги застал и его в своей комнате, но в отличие от Крэя он не спал. Ясен никогда не спал больше четырёх часов. Ночь – слишком ценное время. Ночью он выходил на пробежки или занимался в спортзале. Или слушал классическую музыку. Сегодня он сидел за «Макбуком» с кучей компакт-дисков. Он изучал японский – один из девяти языков, которыми считал себя обязанным владеть в совершенстве.

Услышав сирену, Ясен инстинктивно понял, что Алекс Райдер сбежал.

Он выключил диктофон и улыбнулся.

Сейчас же он ждал, пока Крэй нарушит тишину. Именно Ясен тихо посоветовал Крэю поискать флешку. Интересно, не его ли обвинят в краже?

– Он должен был умереть! – простонал Крэй. – Мне сказали, что он мёртв! – Он с неожиданным гневом посмотрел на Григория. – Вы знали, что он побывал здесь.

– Догадывался, – сказал Ясен.

– Почему?

Ясен задумался.

– Потому что он Алекс, – просто ответил он.

– Тогда расскажите мне о нём!

– Я мало что могу рассказать.

Ясен посмотрел куда-то вдаль. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Правда об Алексе… Она заключается в том, что в мире нет ни одного мальчика, похожего на него, – тихо, медленно начал он. – Просто подумайте. Сегодня вы попытались его убить – причём не просто пулей или ножом, а таким способом, который должен был его до смерти перепугать. Он всё равно сбежал и добрался сюда. Потом он увидел лестницу. Любой другой мальчик – даже любой взрослый мужчина – тут же поднялся бы по ней. Он хотел бы только одного – поскорее сбежать отсюда. Но не Алекс. Он остановился и обыскал комнату. Вот почему он уникален. Вот почему так ценен для МИ-6.

– Как он добрался сюда?

– Не знаю. Если бы вы разрешили мне допросить его, прежде чем отправить играть в вашу игру, возможно, я бы и узнал.

– Это не моя вина, мистер Григорович! Вы должны были убить его на юге Франции, когда у вас была возможность.

Крэй залпом выпил молоко и с шумом поставил стакан на столик. На верхней губе остались белые «усы».

– Почему вы этого не сделали?

– Я попытался…

– Эта ерунда с корридой? Полная глупость. Мне кажется, вы знали, что он спасётся.

– Я надеялся, что так и будет, – согласился Ясен. Крэй начинал его утомлять. Ему не нравилось, когда его просят объясниться, и когда он всё же заговорил, то отвечал словно не только Крэю, но и себе.

– Я знал его… – проговорил он.

– Знали? До Сен-Пьера?

– Я однажды встречался с ним. Но даже до этого… я уже знал его. Как только я впервые его увидел, сразу понял, кто он такой и что он такое. Точная копия отца…

Ясен замолчал. Он и так уже сказал больше, чем хотел.

– Сам он об этом ничего не знает, – пробормотал он. – Никто так и не рассказал ему правду.

Но Крэя это уже не интересовало.

– Я ничего не смогу сделать без флешки, – простонал он, и на его глазах вдруг заблестели слёзы. – Всё кончено! «Удар Орла»! Годы и годы планирования, миллионы фунтов – всё это было зря. А виноваты в этом вы!

Вот и он. Гневный обвиняющий перст.

Несколько секунд Ясен Григорович всерьёз размышлял, не убить ли Дамьена Крэя. Всё будет очень быстро: удар тремя пальцами в бледное, дряблое горло. Ясену доводилось работать на многих злодеев – хотя, конечно, он никого не оценивал с позиции добра и зла. Ему было важно только одно: сколько ему готовы заплатить. Некоторые из этих людей – например, Ирод Сейли – планировали убийство миллионов. Цифры Ясена не интересовали. Люди всегда умирают. Сейчас он сделает вдох – а для сотни или, может быть, целой тысячи людей вздох в это мгновение станет последним. Смерть повсюду, и её невозможно измерить.

Но в последнее время в нём что-то