Пустите меня в Рим - Елена Чалова

Еще на соборе есть так называемые Золотые ворота – красивая вещь, но я не поняла, почему они ворота, если располагаются на высоте больше человеческого роста от земли? Может, там раньше еще лестница была? А вот справа от них роскошный портал, украшенный мозаикой; теплый, золотой фон и фигурки людей – все вместе производит потрясающее впечатление благодаря необычной цветовой гамме и сказочному материалу. Лариса, которая прежде бывала здесь на экскурсии, просвещала нас периодически. Так вот она сказала, что стеклышки для мозаики делались в Венеции.

Город Прага очаровывает, хочется ходить и бродить по нему, встречая рассветы на мосту через Влтаву, следя, как сумерки поглощают узкие улочки, читая местные сказки и легенды в теплых и вкусно пахнущих кофейнях за маленькими столиками.

Вот Златая улочка Пражского града. Маленькие смешные домики, где располагаются исключительно сувенирные лавки. Чувствуешь себя великаном, настолько малы тут домики. Говорят, раньше здесь жили алхимики и кому-то из них даже удалось превратить свинец в золото. Когда король попытался лишить мастера его открытия, тот вылил все золото в колодец, что в одной из башен. Башен здесь много, так что золото ищут до сих пор. А в конце улочки стоит заколдованный дом у последнего фонаря, видимый только в солнечные дни, да и то счастливцам. Днем на его месте лежит большой серый камень, а под ним клад. В это трудновато поверить, особенно когда толпа туристов сплошным потоком шествует по этой самой улочке и все домики как на ладони. И в то же время внутри живет уверенность, что если бы только оказаться здесь в туманный вечер или на рассвете, когда рассеивается утренняя дымка, то только мне удалось бы отыскать тот камень и увидеть заколдованный дом, и шаги глухо отдавались бы от стен, и чье-то дыхание пугающе слышалось за спиной. А фонарь покачивался бы на ветру и бросал неясные блики на серый камень... или серый дом... И что за клад может лежать в месте, к которому, по поверью, очень неравнодушен Сатана?

А в конце улочки стоит на четвереньках бронзовый человечек и на спине держит огромный череп. Ничего не могу сказать о значении этого памятника. Но туристы, преисполненные оптимизма, превратили его в очередной символ и радостно натирают человечку его мужское достоинство, уверяя друг друга, что это приносит удачу. Так что памятник коричнево-зеленоватый, а вот его меньшая часть сияет, отполированная множеством рук. Череп завистливо скалится.

Мы пили горячее вино на Староместской площади, где находятся знаменитые часы с фигурами (типа тех, что у нас на театре Образцова, только у нас зверюшки, а тут смерть с косой, купец, рыцарь). У них даже есть имя – часы зовут Орлой. Торговец, разливая пряное вино в стаканчики, хриплым шепотом посоветовал нам быть осторожнее: здесь, мол, бродит призрак мастера, который эти часы сделал. Мастера, как водится, ослепили, чтобы он не смог повторить шедевр, и теперь он периодически подкрадывается к людям, чтобы услышать, восхищаются ли они его творением. Мастера я не заметила, зато увидела карманников, действия которых были весьма очевидны и незатейливы. Один прыгал, радостно вскрикивая и размахивая руками, толкал локтями туристов, чтобы те разделили его восторг, второй в это время быстро извлекал бумажник из сумки или кармана зеваки.

Уже вечерело, когда мы пошли в Йозефов – еврейский квартал Праги. Здесь собраны синагоги, и даже есть очень старая, где читал Тору раввин Лев Бен Бецалель. Желая помочь жителям своего квартала, замученным работой, он создал глиняного человека – Голема. Голем был чем-то вроде робота: он следил за чистотой, таскал тяжести и так далее. Вечером раввин вынимал у него изо рта свиток с оживляющим заклинанием, и робот, то есть Голем, отключался. Но однажды один из учеников раввина, желая похвастаться, взялся оживить Голема. И все шло неплохо, пока не зашло солнце. Ночью Голем, у которого нерадивый ученик забыл вынуть блок питания, то есть свиток, сошел с ума и принялся крушить все вокруг. Пришлось звать Бен Бецалеля, и тот усмирил чудовище, но, опасаясь повторения прискорбного инцидента, сломал свое творение. Говорят, остатки Голема до сих пор хранятся в подвале одной из синагог.

Мы добрели до Старого еврейского кладбища, и, хоть мне и было страшно, я хотела сходить взглянуть на могилу раввина Лева, но Дим, увидев цену за вход, уперся.

– Пусть им кассу делают американские и израильские туристы, – буркнул он. – Что ты там не видела?

Мы препирались, и вдруг проходивший мимо дедок в котелке и с пейсами сказал:

– Ай, и почему вы ссоритесь? Хотите, чтобы настал конец времен?

Мы вытаращились на него. Он поманил нас за собой и буквально в нескольких шагах от кладбища показал нам дом и часы на нем. Часы были какие-то странные – вместо циферок непонятные буквы, да и время как-то не совпадало с настоящим. Сумерки сгущались, мы пытались изо всех сил разглядеть циферблат, а дедок, грозя нам узловатым пальцем, вещал:

– Не ссорьтесь, молодые люди, ибо ваша злость и печаль делает воздух темнее и приближает конец дней.

– Вот именно мы его и приближаем? – саркастически вопросил Дим.

Я ткнула его локтем в бок, мне не хотелось, чтобы он спугнул старика, тот был ужасно живописным и, вполне вероятно, немного сумасшедшим.

– Все мы в ответе за наш мир. Видите эти часы? Цифры написаны на иврите, ибо в священном языке цифра всегда еще и буква, а буква – всегда слово, а слово – это мысль, а мысль – это движение, а движения меняют мир. Эти часы идут назад.

– Назад? – Я разглядывала темный циферблат. Секундной стрелки не было, поэтому так сразу трудно понять, сочиняет дед или нет.

– Назад, назад, они идут к началу времен, и каждое наше действие ускоряет процесс. И однажды круг замкнется.

– И наступит конец? – спросил Дим.

– Наступит начало, – отозвался дед.

Мы недоверчиво разглядывали часы, а когда обернулись – старик куда-то пропал.

Муж непочтительно отозвался о нем как о старом сумасшедшем, а я думала: вдруг это кто-то мудрый, как раввин Лев?

Я сразу поняла, что сюда обязательно нужно вернуться, что это прекрасное, волшебное место. И когда мы проходили по Карлову мосту, незаметно нашарила в кармане монетку – рубль, честно сказать, – и бросила ее в воду. Дим, конечно, увидел, хмыкнул и покровительственно чмокнул меня в нос. Потом мы углубились в путаницу переулочков, пили горячее вино с пряностями, и я была уже пьяна, потому что, когда мы проходили мимо салона татуировок и Ник вдруг заявил, что он давно собирался себе сделать картинку, так почему бы не сейчас, я начала вязаться к Диму и требовать, чтобы он тоже сделал себе татуировку. А я хочу браслетик на предплечье, такой – с листочками и цветочками. Дим сперва смеялся, а потом, когда я стала настаивать, просто рявкнул на меня, и я обиделась, даже слезу пустила. Он покачал головой и через некоторое время, когда вино несколько вымерзло, мне даже стало стыдно за мою выходку. Хотя, если честно, я не понимаю, что тут такого. По-моему, хорошая татушка – это очень даже стильно. Я же не призываю его накалывать дурацкие лозунги или там черепа какие. Но вот дракончик небольшой – это мило. А имя любимой женщины – так даже лестно.