На последней парте - Мария Халаши

- Носишься тут без памяти! А задавлю - конечно, я виноват! А еще пионерка! Ведь учат же вас, как по улицам ходить!

В другой раз Кати радостной гримаской успокоила бы шофера - заметил-таки, что пионерка! - но сейчас и это не могло ее обрадовать: она была просто убита.

Дело в том, что исчез Хромой дядя!

Кати обыскала все углы окрест - его не было нигде. И стола, обитого жестью, не было.

Где живет Хромой дядя, Кати не знала. Сказать по правде, она вообще не была уверена, что он где-то проживает, потому что постоянно видела его на углу торгующим то цветами, то яблоками. Недавно на его столе опять появились жестяные ведерки; на прошлой неделе у Хромого дяди была даже сирень, Кати сама помогала ему дотащить ее с рынка. Тогда-то Хромой дядя и сказал, что на этом углу сидеть невыгодно и что он попросит в городском Совете разрешение перебраться на другую сторону проспекта. Кати подумала тогда, что где бы Хромой дядя ни сидел, он такой неприветливый с прохожими, что люди просто робеют покупать у него цветы. Однако она ничего не сказала, потому что бедного старичка совсем забивал кашель. Ничего, она в другой раз объяснит ему, что нужно улыбаться покупателям, радушно предлагать им товар.

Перебежав наконец улицу, Кати и на той стороне заглянула в несколько переулков, но Хромого дядю так и не нашла. Глаза у нее давно уже были на мокром месте. Вот и Этуки нет... Правда, иногда Кати заглядывает все же в эспрессо к Марике, но это уже не то, Марика всегда занята по горло, спросит только: "Ну, как дела?" - и тут же, прихватив губами чеки, торопится со своим подносом к столикам. А теперь еще и Хромой дядя исчез...

Каким чудом пришло Кати в голову зайти в тот дом, подле которого просиживал целые дни напролет Хромой дядя, неизвестно. Во всяком случае, это была прекрасная идея, ибо в подъезде она сразу же обнаружила знакомый стол, прикрепленный цепочкой к кольцу в стене. Кати продолжала розыски. В этом доме тоже должна быть какая-нибудь тетя Лаки, которая знает все и сможет разъяснить ей, где живет Хромой дядя. Кати оказалась во внутреннем дворе, выложенном квадратиками из керамики. Не без зависти разглядывала Кати блестящий желтый кафель. Это куда лучше их бетона: ведь зимой можно кататься по нему в свое удовольствие, как только выпадет снег. Зато летом он совсем ни к чему. Это соображение ее успокоило.

К двери, украшенной табличкой "Управляющий домом", вела лестница. Выглядела лестница шикарно; ее к тому же с обеих сторон обрамляли железные перила. А уж табличка с надписью просто сверкала! У тети Лаки ее даже не было видно, так она посерела от сажи. А ведь тетя Лаки тоже претендовала на звание "управляющей". Кати уразумела это, когда к тете Лаки постучал однажды какой-то молоденький почтальон с велосипедом и спросил:

"Простите, вы будете дворничиха?"

"Домоуправляющая, а не дворничиха", - с достоинством ответила тетя Лаки.

Кати извлекла из этого полезный урок и теперь, постучавшись, сразу сказала открывшей дверь девочке, что ей нужна "тетя управляющая". Что положено человеку, то положено, и не о чем тут говорить. Назовут, например, Кати пионеркой, и она просто не знает, куда ей деться от счастья. Ну такая она от этого счастливая, что люди, если б только знали да не было б у них других забот, - люди только и делали бы, что кричали ей вслед: "Послушай, пионерка, поди-ка сюда!" Но, увы, люди заняты другими делами, и - как знать? - всегда ли они озабочены прежде всего Катиными переживаниями.

- Мама, к тебе! - обернувшись, во весь голос крикнула девочка и изучающе уставилась на красный галстук Кати.

- Надо подвернуть сзади немного, тогда кончик не будет топорщиться, - пояснила Кати, не дожидаясь вопроса.

- Идея! - согласилась девочка и в награду зазвала Кати на кухню.

Перед газовой плитой стояла необыкновенно худая женщина и быстро размешивала что-то в кастрюльке. Обернувшись на секунду, она заговорила очень быстро:

- Все пуговицы принесла? А красный бархат? Ведь докторша просто живьем проглотить готова из-за халата своего. Думает, у меня только и дела, что халат ее...

Над плитой была прилажена узенькая полочка; на полке выстроились рядком кружки в красный горошек. Женщина хватала эти кружки одну за другой и из каждой сыпала что-то в свое варево.

- Я не с пуговицами... - несмело начала Кати.

Но хозяйка перебила ее:

- Как, опять не принесла? Я докторше на сегодня пообещала, только за пуговицами дело! Она и так-то уж рвет и мечет, ей к субботе хотелось. Но я же одна на такой домище, помощницы у меня нет, даже лестницы все сама мою. Докторше-то легко, у нее вон и домработница приходящая есть... Ну, так когда же я получу пуговицы?

Кати с радостью отдала бы этой худой тете свою коробочку с пуговицами, только бы она умолкла, потому что эдак никогда не найти ей Хромого дяденьку.

- Я про пуговицы не знаю, я по другому делу пришла, - проговорила она наконец и незаметно для себя приблизилась к плите, чтобы хоть краешком глаза заглянуть в кастрюлю, куда "управляющая" без конца что-то сыпала то из одной, то из другой кружки. Интересно, что же такое она готовит?

Вдруг женщина резко грохнула крышкой и обернулась.

- Твоя мама пуговицы обтягивает? - спросила она.

- Нет.

- А как похожа-то! - жалостливо сказала женщина. Видно было, что она с удовольствием уговорила бы Кати стать дочкой неизвестной мастерицы, потому что пуговицы обтягивать - самое изысканное занятие. Но тут же в голосе ее прозвучало недовольство: - Тогда чего ж тебе нужно?

- Адрес Хромого...

- Чей адрес?

- Дяди... Хромого.

Только увидев недоуменное лицо "управляющей", Кати сообразила, что Хромой ведь не фамилия и что она понятия не имеет, как же все-таки зовут ее знакомого старичка. Она заторопилась объяснить:

- Я про того дяденьку, что цветами торгует, у него еще стол, жестью обитый, он здесь в подъезде стоит.

- Давид Хорват! - воскликнула женщина, и голос ее зазвенел. - Наконец-то и про него кто-то спрашивает! У него ведь никогошеньки нет. Здесь он живет, в нашем доме. С тех пор как померли его сыновья да жена его покинула, я ни единой живой души у него не видела. Ты ему родственница? - И, не дожидаясь ответа, она продолжала: - Понять не могу, как же это так, чтобы о таком старом человеке и никто не заботился. А ведь он уж вторую зиму болеет. Здесь и лежал, в комнате своей, с голоду помер бы, если бы не я. Всякий день хоть какую-никакую снедь, а отнесу... Вы-то почему за ним не присматриваете? На соседей ведь надежда плохая. Эти Гаражи с три короба ему наобещали, когда он свою вторую комнату им отдал, а теперь и не поглядят в его сторону. У старичка-то маленькая комнатушка осталась. Ничего не скажу, довольно с него и этого, но чтобы за месяц целый ни разу к нему не наведаться!.. Ох уж эти Гаражи!.. И сейчас вот...

- Он дома? - перебила наконец Кати.

- Какое там! А ты и не знаешь? В больницу его увезли, беднягу. В одночасье скрутило его, и все тут. Прямо на улице и упал, среди цветов своих. Прибежала ко мне какая-то женщина, с корзиной. Не с нашей улицы, я ведь тут чуть не каждого знаю, по крайней мере с виду. Словом, вбегает - что делать, мол, где телефон, надо "скорую помощь" вызвать. Я быстренько плащ свой на плечи - очень сильный ветер был - и бегом на улицу. А уж вокруг него народ собрался. Тут и "скорая" подоспела, и отвезли старичка в больницу Рокуш. А он еще здесь в себя пришел, сказал, чтоб я стол, как обычно, в подъезд вкатила да меховой жилет его в больницу принесла - вдруг там прохладно будет.

Женщина деревянной ложкой попробовала свое варево и снова насыпала что-то из кружки. Кати опять не удалось установить, что же такое она готовит.

- А только жилета я не отнесла ему. Нет у меня времени совсем. Вот дадут если помощницу и будет кому лестницы мыть, тогда и стану по делам жильцов своих бегать. Да я и то пошла бы, только вот халат этот очень уж торопит докторша. А что шью я, про то никому говорить не надо, потому что налог назначат. Да и не шью я вообще-то, редко когда возьму заказ. А все лучше, если об этом неизвестно. Вон про бедную Эржи Балог донесли, что она чулки в починку берет, а ведь, если разобраться...

- Где эта больница? - спросила Кати, храбро бросаясь в водопад слов.

- Как выйдешь, повернешь направо, а дальше все прямо пойдешь. Так ты же и жилет захвати. И еще... Погоди-ка!

Она сунула в кастрюльку свой длинный, с горбинкой нос, затем снова потянулась за очередной кружкой, с грохотом опустила на место крышку и кинулась в кладовку. Вернулась с банкой компота из черешни.

- Вот, отнеси ему. Привет от меня передай да скажи, что, пока он там лежит, я сама буду у него убираться. Ты ему кем же приходишься?

- Никем, - ответила Кати, подхватила банку и со всех ног бросилась прочь. Даже на улице ей еще чудилось, что тощая "управляющая" все швыряет ей вслед кружки в красный горошек, набитые до отказа словами, словами...

Тетя Дёрди открыла шкаф. Никто этого не заметил, кроме Кати, хотя как раз ей и не следовало бы отвлекаться. Ведь Эмё Табори говорила именно о ней, и весь класс смотрел то на Эмё, то на Кати. Только Коняшка зачем-то сунул пробку Тизедешу в руку, хотя пробка могла бы преспокойно оставаться в кармане у Коняшки. А Эмё между тем говорила: