Венерин башмачок - Алина Знаменская

Дверь комнаты приоткрылась, и в щель заглянула любопытная мордашка Юльки.

— А вы чё, подушками кидаетесь? А можно, я с вами?

— А твоя мама ругаться не станет? — Лиза щелкнула ребенка по носу.

— Маме некогда. Они с дядей Андрюшей целуются.

— Что?! — хором отозвались женщины и уставились на Юльку. Как хорошо, что в комнате не оказалось хозяйки дома! Обе вспомнили о ней.

Инна Викторовна многое пропустила, задушевно беседуя с гостем у себя в библиотеке. Если бы она не была занята Верховцевым и мартини, то, заглянув случайно в гостиную, почерпнула бы много нового для себя.

Весь углубленный в сбор палатки, ее сын Андрей вел внешне ничуть не напрягавший его разговор. Но это на первый взгляд.

— Зачем он приходил? — поинтересовался он, не глядя на Оксану, весь углубленный в сбор брезентовой палатки.

— Кто — он?

— Ты прекрасно поняла, что речь идет о твоем бывшем муже.

— Почему это бывшем, Андрюшенька? Мы еще не в разводе.

— Ну так разведетесь. Он разве не по поводу развода с тобой разговаривал?

Оксана наматывала веревки от палатки и аккуратно складывала их куда следует. Андрей попал в десятку. Разговор шел о разводе. Только инициатором разговора стала она, Оксана. Она сразу поняла, что Игорь пришел на разведку. Он хотел удостовериться, что Оксана живет одна, без мужчины. Или же убедиться в обратном. Но ни в чем убедиться не сумел, поскольку в доме было полно народу и кто есть кто — с лету не поймешь. А неясность иногда бьет по мозгам не хуже ясности. Игорь заявил, что хочет повидаться с дочерью, и они втроем вышли во двор. Вот там, во дворе, и началось… Оксана поинтересовалась, не подал ли он на развод. Слово за слово, и «понеслась душа в рай». Дело кончилось ссорой, Юлька убежала в дом, а Оксана вернулась зареванная и закрылась у себя в комнате. И хотя Андрей скребся у двери, она не открыла и ответила ему что-то резкое.

Но сегодня все обстояло иначе. Интерес Андрея, его участие, его пылкость приятно будоражили Оксану, и она не могла отказать себе в этой невинной игре слов, затеянной Андреем.

— Ты угадал. По поводу развода. Но я не хочу разводиться. Зачем?

— Как — зачем? — слишком горячо откликнулся Андрей. — Он так по-хамски себя ведет, а ты будешь терпеть?

— А тебе-то что, Андрюшенька? — Оксана играла улыбкой и нарочно двигалась по другую сторону палатки, тогда как Андрей выстраивал все свои действия в ее направлении. Он двигался за ней следом, она отходила от него. Юлька смотрела мультики.

— Да мне — ничего. Только я смотреть не могу, как он над тобой издевается. Привел свою подругу к тебе в магазин. Ничего лучше не придумал!

— Чтобы я ревновала!

— И ты его еще оправдываешь?

— А что мне остается? А, Андрюшенька? Какой смешной мальчик…

— Нет, ну не прощать же ему?! Да я бы на твоем месте!..

— Ты, Андрюша, не на моем месте. Тебе и на своем неплохо. Правда? С молодой женой…

— А если — плохо?

Палатка упала, из-под нее убрали последнюю подпорку. Оксана и Андрей стояли теперь друг напротив друга, потеряв последнее препятствие.

Юлька зевнула и заканючила:

— Мам, я хочу колбаски…

— Иди поищи в холодильнике, — дуэтом отозвались взрослые.

Юлька с удивлением взглянула на них и отправилась на кухню. Она шла очень медленно и все время оглядывалась.

— А если тебе плохо, Андрюша, — четко держа в мозгу его последнюю фразу, продолжила Оксана, — то ты сам разберешься в своей семье. Ты уже большой. И я тебе не стану говорить: разводись — не разводись…

— А ты скажи…

Оксана вдруг обнаружила, что Андрей стоит вплотную к ней, что между ними ничего нет. Он гак близко, что она чувствует его дыхание и осязает его волнение. По рукам и груди пробежала дрожь.

— Я не могу сказать такое.

— Я хочу, чтобы ты сказала…

Но больше ничего он не дал ей сказать. В следующую минуту они уже целовались, стоя на смятой палатке.

А Юлька жевала колбасу в прихожей и смотрела на них. Потом ей стало скучно, и она поднялась на второй этаж. Но и там никто не хотел с ней играть. Она задремала в кресле под монотонные разговоры взрослых. Засыпая, набрела мыслями на свой ящик с игрушками, который остался дома, под столом. И подумала, что завтра обязательно скажет маме, что им пора домой, где под столом скучает медведь Кузя и бездействует такой красивый кукольный сервиз…

ГЛАВА 15

Лариса злилась. Ее почему-то чрезвычайно раздражала деятельность Петрова, которую он развернул по устройству лагеря. Он совал свой нос кругом и всеми командовал.

Ему, видите ли, не понравилось место, где Лариса и Светлана Тимофеевна установили палатку. Он велел все разобрать и перенести палатку выше, мотивируя тем, что женщины расположились слишком близко к реке.

— А кто вам разрешил командовать? — поинтересовалась Лариса, в то время как Прыткова послушно вытаскивала вещи из палатки. — У нас есть руководитель экспедиции, профессор. И если нужно будет, Иван Иваныч сделает нам замечание.

— Вот этот самый Иван Иваныч поручил мне обустройство лагеря, и будьте уверены — я все устрою так, чтобы первый дождик не затопил его с головой.

— Но мы три часа потратили на установку этой палатки! — взвилась Лариса. — Почему бы вам сразу не сделать распоряжения, если вы такой умный!

Петров улыбнулся на ее гневный выпад. На его висках выступили капельки пота.

— Я думал, вы более опытная в таких делах, Лариса Николаевна. — улыбаясь, пропел он. Лариса скрипнула зубами, а Петров продолжил: — Мне пришлось задержаться в городе для закупки провизии. Кстати, только вы догадались поставить палатку так низко. Ребята оказались более дальновидными.

— Ну, спасибо! Мы, значит, со Светланой Тимофеевной — самые тупые! — Лариса почувствовала, как краснеют скулы.

Петров рассмеялся и взял ее за плечи:

— Не думал, что вы такая обижуля. Да мы сейчас с ребятами перетащим ваше жилище в два счета.

Лариса и вякнуть не успела, как Петров свистнул и возле него выросли Петров-младший и Димка Воскобойников.

Продолжение спектакля Лариса смотреть не стала. Она повернулась и пошла на пригорок, туда, где маячила соломенная шляпа Ивана Ивановича. Пусть Петров тешится своей активностью. Засиделся без работы. Пусть таскает палатки, разводит костер, кашу варит. Большой ребенок. А она приехала сюда для дела. Она будет заниматься раскопками и своими исследованиями. Детей с ними поехало всего четверо — Земчихины, Воскобойников и Петров. За мальчишками пусть смотрит Петров-старший, а девочек опекает Прыткова. И нечего нервничать из-за пустяков.

Так, успокаивая себя, Лариса добрела до кучки студентов, окруживших профессора. Иван Иванович крутил в руках обломок блюда с орнаментом. Объяснял, как нужно работать, чтобы не повредить экспонаты. Лариса села рядом и стала слушать. Однако назойливые мысли лезли в голову и перебивали речь профессора, как помехи в эфире. А перед глазами стояли загорелые руки Петрова. Помнилось, как он держал ее за плечи. И казалось, что она уже знает, как эти руки могут гладить, обнимать. Ее пугало это. Никогда раньше она не замечала в себе подобных фантазий. Чтобы она смотрела на постороннего мужчину и думала, как его руки могут… Или — думала? Нет, память здесь ни при чем. Она просто уверена, что ничего такого за ней не было. Это все после пещеры. Жизнь сама собой разделилась на время до пещеры и время — после. Но и в том и в другом имеются белые пятна. И в нынешней ее жизни такое пятно — Петров. Она не понимает своих чувств к нему. Разве может человек одновременно притягивать и отталкивать? Одновременно — радовать и пугать? Или все дело в ситуации, которая их познакомила? Этот ужас, что преследовал в переходах пещеры? И то чувство, когда она увидела его и решила, что за ней пришли с того света? Нет, это все так сложно, необъяснимо. У нее голова начинает гореть от таких мыслей. Если бы тетя знала, что творится в голове у племянницы, то, пожалуй, еще приставила бы к ней личного психотерапевта. Ларисе чудом удалось улизнуть в экспедицию. И то благодаря теткиной загруженности в клинике. Там у них какой-то семинар. Она не сразу обнаружит пропажу племянницы.

Наконец девушка поняла, что давно не слушает Ивана Ивановича. Встала, побрела к реке. У воды лучше приходят мысли в порядок. Вот так сидеть и смотреть на воду. До чего же приятно! Вода отражает тебя. Готова выслушать все, что наболело у тебя на душе, смыть собой все печали. Если бы еще суметь высказать, суметь понять, отчего тебе так тревожно и одиноко. Ларисе вдруг стало так жаль себя, что захотелось плакать. Наверное, так чувствует себя потерявшийся в толпе ребенок. Лариса подозревала, что эта минута пройдет, что эта слезливость — лишь капризы изменчивого настроения, но поделать ничего не могла. Слезы уже бежали, прокладывая дорожки по щекам. И она давала им беспрепятственно бежать. Сидела и кидала камешки в воду. Внезапно раздавшийся шорох за спиной заставил ее вздрогнуть.