Дневники Берии — не фальшивка! Новые доказательства - Сергей Кремлёв

Недаром и профессор Козлов дал первому варианту своей статьи, опубликованному в журнале «Родина», ироничное название «Реабилитация подлогом — «как в кино».

Действительно — всё произошло как в кино, но почему всё произошло так, как произошло?

Почему дневники Берии были переданы мне так, как они были переданы?

Этот вопрос не оставлял в покое и меня. Периодически возвращаясь к нему, я раз за разом искал ответ и раз за разом его не находил.

Только обдумывая ответ академическому профессору Козлову и его коллегам, я стал догадываться, почему умудрённый долгой жизнью «Павел Лаврентьевич» не дал мне на руки ни одного листа фотокопии оригинала, хотя и дал подержать в руках целую стопку таких листов.

Только сейчас я начал это понимать, и, думаю, моя догадка верна.

Многомудрый «Павел Лаврентьевич» совершил блестящий ход: он обеспечил дневникам Берии презумпцию невиновности!

И вот как он, скорее всего, рассуждал..

Оригиналов дневника почти наверняка не найти сегодня даже в самых засекреченных архивах, что вполне объяснимо. Берия, безусловно, — вторая по созидательной и человеческой значимости после Сталина историческая фигура эпохи Сталина. Но тотальная дискредитация Сталина вряд ли возможна. Роль и значение Сталина сквозь зубы приходилось признавать даже такому историческому негодяю-фальсификатору, как Никита Хрущёв. Замолчать и исказить роль и значение Сталина оказалось не по зубам даже нынешним, вовсе уж бесстыжим и бессовестным, негодяям-фальсификаторам.

Поэтому тотальное уничтожение архивных материалов, которые дают объективный облик Сталина, не имеет особо принципиального значения — за Сталина свидетельствует та эпоха, которую называли его именем.

А вот тотальная дискредитация наиболее яркой фигуры эпохи Сталина — Лаврентия Берии оказалась для хрущёвцев и их последышей по разрушению СССР возможной. Однако объективный масштаб Берии был ведь тоже очень и очень немал.

И сегодня общими усилиями честных исследователей эпохи Сталина это выявляется всё более и более.

Такой поворот дел можно было предвидеть заранее, и уж, во всяком случае, его нельзя было исключать. И поэтому для фальсификаторов истории было очень важно лишить честных исследователей убедительной документальной И ИСТОЧНИКОВОЙ базы для будущей исторической реабилитации Л. П. Берии.

Соответственно, архивные материалы по Берии уничтожались особенно рьяно и тотально и ныне уничтожены, кроме разве что документов советского Атомного проекта, почти подчистую — если даже брать в расчёт такой сомнительный источник, как многотомное «следственное дело» Берии, где нет ни одной очной ставки с ним.

По ряду свидетельств, бумаги Берии уничтожались мешками.

С учётом всего этого надеяться на отыскание оригиналов дневника сегодня не приходится. Похоже, «Павел Лаврентьевич» и его сотоварищи по спасению исторического наследия Берии или знали о том, что оригиналы, с которых они тайно сняли фотокопии, уничтожены, или догадывались об этом. Изъять оригиналы они не могли никак, а копии сняли. Когда появилась компьютерная техника, они создали ещё и электронную версию материалов.

Не исключаю, между прочим, что, хорошо зная Берию, его эпоху и её детали, они могли что-то дополнительно в эту электронную версию и внести, но внести то и так, чтобы дополнения не искажали историческую правду, а чётче проясняли её.

Так или иначе, в виде фотокопий материалы Л. П. Берии были ранее сохранены, а к концу века или в начале нового века эти материалы были перенесены также на электронные носители — винчестеры, дискеты и компакт-диски.

Теперь стояла задача так или иначе обнародовать материалы Л. П. Берии в нужное время и в должной форме.

В хрущёвские, брежневские, горбачёвские, в ранние ельцинские и ельциноидные времена делать это было или невозможно, или преждевременно. Кроме того, если бы делом публикации занялась сама группа «Павла Лаврентьевича» — даже после 1991 года, то мороки было бы через край — где взяли, а на каком основании?

«Вы нарушили то, вы нарушили сё» А докажите, что вы люди, а не верблюды…

И пришлось бы доказывать, но — кому?!

Ведь начиная с горбачёвских и по нынешние времена безнаказанно можно лишь клеветать на эпоху Сталина. Это не только приветствуется, но и стимулируется различными коврижками, пряниками и «пирожками» с «зелёной» «капустой».

А вот честно реабилитировать эпоху Сталина и Берии — дело малоприбыльное, и на этом пути получишь не пироги и пышки, а синяки и шишки.

Не думаю, что «Павел Лаврентьевич» и его группа были людьми робкого десятка. Но все «подводные камни» государственного (точнее — антигосударственного) крючкотворства, продажность горбачёвско-ельциноидных «экспертиз» и тд. они знали явно не понаслышке. Отдай ельциноидам оригинальные фотокопии — они их подменят фальшивками, потом дадут соответствующее «заключение», и доказывай, что ты не верблюд.

Подобная технология была неплохо, похоже, освоена, если судить по «катынским» «документам» 90-х годов. Увы, сегодня имеется слишком много оснований предполагать, что в случаях, неудобных для нынешнего режима, слова «государственная», «экспертиза» и «проведена» надо писать и читать в кавычках.

Поэтому, как я понимаю, «Павел Лаврентьевич» и его группа были аккуратны в выборе стратегии и тактики обнародования материалов Л. П. Берии. Они запустили процесс их обнародования тогда, когда для того начала складываться выигрышная ситуация, одной из деталей которой стало появление ряда объективных книг о Берии, в том числе и книги Кремлёва (Брезкуна) о Берии как «лучшем менеджере XX века».

Ещё раз поразмыслив над ситуацией после появления статьи профессора Козлова, я, как мне кажется, понял «Павла Лаврентьевича» и восхитился им и вновь почувствовал к нему и его товарищам глубокую признательность уже не только за то, что они удостоили своим доверием именно меня, но и за то, что они просто-таки гениально прикрыли меня, передав мне материалы Берии так, как они мне их передали!

Ну, в самом-то деле!

Во-первых, все фотокопии на листах примерно формата A4 не вместились бы не то что в старый портфель крокодиловой кожи, но и в десяток портфелей. А мы встречались всего раз. Поэтому мне показали только часть фотокопий, не отдавая их.

Но ещё существеннее другое, и я это понял лишь недавно! Если бы «Павел Лаврентьевич» передал мне, кроме электронной версии материалов, хотя бы часть фотокопий или тем более их сканов, даже с прикрытой архивной разметкой и т. п., то он тем самым создал бы для меня ту же потенциальную сложность, которая имела бы место для него самого в том случае, если бы материалы Берии обнародовал он.

Так же начались бы вопли о подложности…

Так же была бы предложена якобы «государственная» якобы «экспертиза» с заранее предрешённым «результатом»…

И т. д. и тл.

Вот только обвинить меня в фабрикации фотокопий или сканов было бы проще.

С другой стороны, если бы материалы запустила в оборот группа «Павла Лаврентьевича», то она оказалась бы перед неизбежной необходимостью оправдывать свои действия, приводить сведения о «технологии» и обстоятельствах копирования и т. д.

А так «Павел Лаврентьевич» поставил перед фактом не только меня, но и всех моих возможных добросовестных и недобросовестных критиков и оппонентов.

Прошу быть читателя внимательным и вдуматься в сказанное выше и ниже особенно тщательно и взвешенно.

Тот метод передачи мне лишь текста, материалов Л. П. Берии, а не фотокопий материалов, максимально развязывал руки потенциальному публикатору, то есть Кремлёву. Мне не было нужды много рассуждать о том, аутентичен ли текст, и доказывать его аутентичность. Я получил возможность сразу сосредоточиться на сути — на осмыслении текста и его комментировании. При этом текст предоставлял самые широкие возможности как для его анализа, так и для проверки его — при желании — на подлинность. Хронология дневников, обилие конкретных фактов, имён, цифр, исторических обстоятельств, множество оценок тех или иных фигур или событий самим Л. П. Берией позволяют при объективном анализе установить или отвергнуть аутентичность с высокой степенью вероятия.

Если бы у Кремлёва была хотя бы одна фотокопия оригинала, то доказывать её аутентичность (аутентичность именно фотокопии, а не сведений, в ней содержащихся) вынужден был бы Кремлёв, то есть — я.

А при наличии у Кремлёва лишь электронной версии набранного кем-то текста он мог представить на суд соотечественников и историков лишь сам текст, содержащий те или иные сведения, хронологию и факты.

Не Кремлёв его набирал, не он его отыскал — ему текст просто дали без каких-либо формальг ных гарантий аутентичности.