Величайшая в мире ложь или Никому не отдам (СИ) - Игнатова Теодора

Поморщился хватая за руки, попытался притянуть к себе. Истерично брыкаюсь и вырвавшись отпрыгиваю от него по дальше. Сдвинув брови, опасливо за мной наблюдает.

— Что ты молчишь?! — слёзы стоят в глазах, но не позволяю им пролиться. Не дождётся!

— Что я могу сказать, ты меня не слышишь.

— Тебе даже сказать нечего! — хочется его ещё и ещё ударить, прямо по лицу.

Сжимаю с силой кулаки, впиваясь ногтями в ладони, захлебываясь бессильной злобой. Он смотрит прямо в глаза и я не понимаю, что выражает его лицо. Столько терпела эти дни, пыталась, надеялась, что сдержусь и не смогла. Только одно его слово, одно касание и я взлетела, как атомная бомба, разнося всё к чертям. Больше не пытается ко мне приблизиться и правильно, не стоит. Ненавижу его, зачем он там со мной…

— Зачем тогда припёрся, раз тебе даже сказать нечего?! Убирайся к чертям собачьим! Будь проклят тот день, когда эта долбаная сука Лизка… — замолкаю, чтобы не расплакаться и отступаю от него ещё на шаг.

Не доверяю себе, в любой момент могу накинуться и вцепиться в лицо. Меня так трясёт, что по коже бежит озноб. Горло саднит, накричалась.

— Алис, пожалуйста успокойся, — просит не зная куда деть руки, заметно нервничает. — Успокойся и услыш меня.

— Дим, убирайся… Я ничего не хочу слушать, всё с самого начала было неправильно… Извини, я глупая неправильно поняла наше общение. Нет, всё же поняла правильно… Просто глупо…

— Алис-а-а… Глупо делать поспешные выводы не выслушав, глупо жалеть. Я же знаю ты не жалеешь. Так говоришь чтобы сделать мне больно.

— Ты даже не представляешь, насколько сильно я сожалею обо всём… С чего тебе-то будет больно? Ты пытался мне сказать… — пячусь ещё на шаг назад. — А я, да глупая, маленькая дурочка.

Он непроизвольно делает шаг следом и сразу останавливается под предупреждающим взглядом.

— Ты можешь закрыть рот и послушать меня! — рявкает на меня неожиданно.

Дергаюсь в страхе, подходит в упор, но не прикасается. Замираю боясь того, что может обнять и я могу сдаться. Да, и такую мысль допускаю.

— Хватит придумывать. Хватит слушать свою буйную фантазию. Я не был в гостинице. Просто поставил на парковке машину, перед парком парковка запрещена. Алис, услыш меня. Тебя сжирает ревность. Я не давал повода не доверять мне, если бы мне было плевать на тебя, ни за, что не бегал бы за тобой, как малолетний идиот и не уговаривал послушать. Я позвонил тебе с Маринкиного номера и уехал домой. У меня нет твоего номера, он остался в разбитом телефоне, если ты помнишь, его разбили при тебе. Ты не ответила и я взяв номер уехал. Сразу думаешь о самом плохом, обо мне плохо. Поверь я не такой урод, каким ты хочешь меня видеть. Твое право не верить, да и грошь цена тогда таким отношениям, если нет доверия.

— У нас есть отношения? Разве между нами что-то есть?

— Для тебя ничего нету? — свирепо прожигает взглядом.

Не смогла ответить на этот вопрос, язык не поворачивался признаться, простое есть не произносилось. Закрадывалась вера в правдивые слова, лживого ловеласа.

— Алис, я тоже могу подумать, что тебе всё равно. Молчишь, не желаешь даже слушать или хотя бы попытаться поверить. И ни слова не говоришь о том, что чувствуешь ты. Прикрываешься лживым равнодушием. Но я всё равно тебе верю, потому, что понимаю ты упёртая, как осёл и ты маленькая, поэтому боишься раскрыть истинные чувства. Я вижу тебя насквозь, хватит!

— Да куда их дальше ещё раскрыть!? Итак всё понятно после… — обрываюсь краснея.

— Я тоже хочу слышать, что нравлюсь тебе. Вообще почему ты не выслушала Илью? Не дала даже номера. Ты не даешь шанса. Ну скажи хоть что-нибудь теперь ты в своё оправдание. Что ты молчишь? Не молчи, меня это бесит, — повышает голос напоследок.

Чувствую, как дрожит нижняя губа, прикусываю, он замечает и возвращается в глаза нависая надо мной скалой. Понимаю, у него есть шанс объяснить и оправдаться и во многом прав, но не могу заставить себя идти навстречу и сдать позиций. Во мне всё вопит и кричит. Я не смогу, я не верю. Все знают где он бывает ночами, в памяти свежи переписки с девками в контакте. Молчу, иначе разревусь.

— Либо ты мне веришь, либо нет, и тогда нет смысла вообще в этих отношениях, — ещё с минуту смотрит на меня, разворачивается и идёт к машине.

Хочу остановить, но не делаю этого, борюсь сама с собой. Пусть уходит, раз это точка. Не побегу. Не побегу за ним никогда. Не верю… Наблюдаю, как уезжает машина, Димка даже не смотрит на меня. Всё, это точка, теперь это точно точка. Настолько тяжело, что даже плакать не могу, да и поздно. Ничего, и без него проживу, как-то жила. Замечательно жила до него и теперь проживу. Закончу школу и уеду к чертям из этого грёбаного города.

По дороге домой всё жду, что он вернётся, не оставит так. Уговорит меня, убедит, но он не возвращается. Жду всю дорогу, даже заходя во двор оборачиваюсь. Я так рада, что никого нет дома и у меня есть время прийти в себя в тишине. Плакать нельзя, заметят, да и поздно. Плачь не плачь, а ничего уже не изменишь. За ужином мама поглядывает на меня, чувствую, она что-то подозревает, но при отце молчит. Ну, а вообще сложно не заметить дрожащие пальцы и звенящую вилку о тарелку. Папа маме рассказывает о друге, как они купили дачу и ему сегодня надо помочь кое, что перевезти после работы, на приобретённую недвижимость. Запихиваю в себя любимое блюдо, под встревоженным взглядом мамы. И молюсь, только не надо не распрашивай меня, пока я держусь, душа скулит. Прокручиваю разговор в голове многократно. Сделанного не воротишь, точка так точка. И хочу ему верить, очень хочу. Но мне нужно время, а он не хочет понять. И уже не захочет, вот так легко взял и ушёл, грош цена значит нашим отношениям. Всё таки для него отношения…

Только папа выходит с кухни, как мама шипит мне:

— Алис, что с тобой, на тебе лица нет… — оборачивается проверив не идет ли отец. — Диму видела?

Не успеваю ответить входит папа, мама наливает ему чай и он уходит из комнаты. Через час отец уедет и мама учинит мне допрос с пристрастием. Не готова делиться даже с ней, вообще не готова. Меня всё душит. Стыдно за мамины переживания и я помогаю вымыть посуду, под укоризненным взглядом родительницы. Мамочка, ну не смотри на меня так, прямо, как он, и без того тяжело. Ухожу в комнату, сажусь за стол и тупо пялюсь в окно, не зная куда себя деть. Переодеваюсь в сорочку и накинув халат иду в душ. Соберусь и просто лягу спать, высплюсь и завтра, как ни в чём не бывало пойду в школу. Внутри дрожит неведомое при мыслях о нём, а думаю о нём постоянно. Ничего не хочется, залезаю под одеяло и закрыв глаза долго лежу, притворяясь спящей. Периодически зажмуриваясь на воспоминания ночи проведённой вместе. То ругаю себя, то убеждаю, что я правильно сделала и не поверила кобелю Димке Нестерову. Да лучше бы я и дальше вздыхала по Антону.

В полудреме слышу, как заглядывает в комнату мама, плотно прикрыв дверь ни с чем уходит к себе, считаю по шагам в тишине. Папа значит уехал. Заставляю себя закрывать глаза снова и снова, обнявшись с одеялом пытаюсь уснуть. Сама себе шепчу: Алисочка, потерпи, всему приходит конец и у тебя всё закончится.

Не успеваю уснуть, как раздаётся любимая песня, на столе ожил мобильный. Мелодия начинает нарастать, подскочив перепугано сбрасываю вызов, ткнув куда угодно, только бы замолчал. При виде абонента потревожившего меня, сердце сжавшись на секунду срывается на бег, тело обдает горячей волной. Смотрю на номер звонившего и не могу перестать дрожать. Это Димка! Время почти двенадцать ночи. Что и думать не знаю и хочется самой набрать, пальцы трясёт, словно в лихорадке. И тут телефон начинает снова звонить, отключаю звук и пялюсь перепуганно, внутренности перевернулись дважды. Оглянувшись на дверь, нажимаю принять вызов.

— Да-а…

— Привет, — таким будничным тоном, будто ничего не случилось.

— Привет, — не могу сдержать дрожи в голосе. Сама стараюсь говорить не громко. Вдруг мама услышит.