Все равно будет май - Иван Свистунов

— Направляетесь в распоряжение отдела кадров штаба 10-й армии.

— Я и был в 10-й армии.

— О той 10-й забудьте. Есть другая 10-я армия. Формируется. Туда и отправляйтесь. Понятно?

— Так точно!

— Вот и хорошо. Получайте предписание и сегодня же в дорогу.

…Какая непроглядная, темная, неласковая Москва! Где-то там, за Химками и Красной Поляной, — немцы. А ему надо ехать на восток!

Позвонить Никольским? Вдруг они остались в Москве? Может быть, Ядвига Аполлинариевна побоялась бросить свою выхоленную и вылизанную квартиру? Но что он скажет ей? Что по-прежнему любит ее дочь? Глупость! Да, вероятнее всего, их нет в Москве. Как ни дорого Ядвиге Аполлинариевне антикварное старье, а все же собственная жизнь дороже. Подхватила своего народника-акушера и умчалась на восток! С усмешкой вспомнил солдатскую поговорку:

Кому война,А кому Фергана!

Но когда до отправления поезда осталось несколько минут, он бросился по затемненному перрону Казанского вокзала, нашел будку телефона-автомата, чуть ли не за шиворот вытащил из нее какого-то штатского жорика в коротеньких брючках и куртке с карманчиками и прокричал телефонистке навсегда запомнившийся номер. Трубку в квартире Никольских подняли сразу. Прежний голос Нонны:

— У аппарата!

Это было так неожиданно, невозможно, невероятно, что Полуяров оцепенел с трубкой, прижатой к виску. А голос Нонны звучал:

— Что же вы молчите? Я слушаю вас. Кто звонит?

И вдруг как прямое попадание:

— Сергей! Это ты?

Оглушенный, Полуяров осторожно повесил трубку на рычаг. Как она могла догадаться, что звонит он? Мистика! Почему из всех своих знакомых она назвала его имя? Только за такую непостижимую ее чуткость можно все забыть, простить, все бросить и идти за ней куда угодно. Почему Нонна в Москве? И почему не у мужа, а в доме родителей?

…В темном, битком набитом вагоне Полуяров стоял, прислонившись к дверному косяку. Впереди еще вся война. Сколько шансов у него, командира стрелковой роты, выжить в такой войне? Ну, один шанс! Ну, полшанса! Все равно! Он выживет. Он услышит еще ее голос. Единственный и молодой:

— Сергей! Это ты?

В штабе вновь созданной 10-й армии тоже были деловые люди.

— Старший лейтенант! Имеете боевой опыт. Отлично! Принимайте стрелковую роту. Желаем успехов!

Глава шестая

ЧУЖАЯ КРОВЬ

В первый раз Федор Кузьмич Хворостов увидел своего единственного сына Алексея, когда парнишке было уже шесть лет.

Так сложилась жизнь.

Два лета с трехрядкой и леденцами молодой парень Федя Хворостов бегал в деревню Вербное, где проживала со своими родителями робкая синеглазая девушка Анютка Сотникова. А на третью осень забрили Федю, как и положено, в солдаты. Зачислили в 301-й Бобруйский пехотный полк.

Три года под Житомиром изучал рядовой Федор Хворостов солдатские науки: маршировал, делал ружейные приемы, учил, кто враг внутренний и кто враг внешний, лихо пел:

Соловей, соловей, пташечка,Канареечка жалобно поет!Ать, два,Горе не беда,Канареечка жалобно поет.

Только отслужил действительную, только договорился с отцом и матерью Анютки о свадьбе, как прискакал конный нарочный от господина уездного воинского начальника:

— Война!

Отвезли на железнодорожную станцию Федора Хворостова, посадили в товарный вагон по известной норме «сорок человек, восемь лошадей» и повезли через всю Россию, на край земли, в Маньчжурию.

А Анютка ждала. Многие заглядывали через плетень на усадьбу Сотниковых, не раз косматый Дружок с остервенением набрасывался на сватов. Но всем от ворот поворот.

Дождалась! Вернулся из-под Ляояна Федор Хворостов. Сыграли свадьбу. Жили хорошо, дружно. Крепка любовь, выдержавшая испытание времени. Одна беда — не было детей. Другие бабы, как осень, так и несут в подоле, а тут нет и нет. Чего только не делала Анна Хворостова! Пила настойки из трав, глотала пилюли, которыми снабжал ее ученый фельдшер Филипп Иванович из Сковородино, ходила к шептухе на выселки, съездила даже в уездный город, в земскую больницу к доктору с чудным названием — и не выговорить — гинекологу.

Все без толку!

Тогда решилась на крайнее средство: пошла пешком в древний город Киев поклониться святым мощам печерских угодников. Шла с толпою богомольцев недели две. Наконец еще издали вырос над рекой огромный, черный, верно, чугунный человек с крестом в руках. А за ним слева, в густой зелени парков и садов, загорелись на солнце лаврские купола. Так красив и чуден был город над рекой, что Анна даже всплакнула.

Три дня жила в лавре. Ходила в дальние и ближние пещеры, била поклоны. Помогла ли сила лаврских мощей, целебной ли оказалась святая днепровская вода, но пришел день, и Анна, краснея, как девочка, сказала мужу:

— Тяжелая я, Федюша!

А через несколько дней опять прискакал конный нарочный от господина уездного воинского начальника:

— Война!

Снова погнали мужиков, в том числе и Федора Хворостова, в волость. Опять меряли, взвешивали, щупали, заглядывали в уши, рты и признавали годными для военной службы: России нужны были солдаты. Посадили в товарные вагоны и повезли в Галицию.

А в троицкой церкви святого Вознесения волосатый отец диакон тянул умопомрачительным басом:

Спаси, господи, люди твояИ благослови достояние твое,Победы благоверному императору нашемуНиколаю Александровичу…

Анна стояла на коленях с испуганным пожелтевшим лицом, прижимая руки к животу, где тревожно и радостно шевелилась новая жизнь.

Сын родился маленький, слабенький. Назвали Алексеем. Алексей — человек божий!

А война шла. Рядовой Федор Хворостов был под Перемышлем и Сарнами, под Львовом и на Карпатах. За спасение ротного командира на реке Сан получил Георгиевский крест.

Однажды письмо из действующей армии пришло с обратным адресом: «365-й полевой подвижной госпиталь». Значит, ранен!

…Бои, ранения, полевые подвижные госпитали. А в далеком Троицком молодая мать Анютка Хворостова рвала жилы на жабровском поле, чтобы прокормить своего первенца — сынка Алешеньку.

Пошел семнадцатый год, весь в полковых и ротных собраниях, митингах. Железнодорожный состав, в котором рядовой Хворостов ехал с фронта, повернул на Питер, на подмогу рабочим, поднимающимся против буржуев и временного — одно слово-то какое! — правительства.

…Красногвардейца, чоновца, красного конника Федора Хворостова бросала революция на борьбу с врагами молодой Советской республики. Кончил войну Федор Хворостов в Крыму, в городе Джанкое, на лазаретной тифозной койке. И вот в потертой солдатской видавшей виды шинелишке, в буденовке с боевым шишаком вернулся в родное Троицкое. Навстречу ему выскочила из избы подурневшая, почерневшая Анютка, а за ней, дичась и хныкая, держась за мамкин подол, вышел белесый мальчонка.

— Встречай, Алешенька, родненький наш вернулся!

Так произошла первая встреча отца с сыном.

…Привез Федор Хворостов с гражданской войны хороший трофей — приобретенную в конном полку подходящую для села профессию — кузнечное мастерство. Повозился с недельку по хозяйству, починил избу, навел порядок во дворе и пошел работать в сельскую кузницу.

Детей больше не было. А так хотелось еще доченьку, чтобы самому покачать на руках.

Алешенька рос шустрым и бойким. С детства пристрастился к книгам. Каждый раз, когда отец возвращался из города, Алеша ждал не баранок и леденцов, а книжек с цветными рисунками и стишками Демьяна Бедного — мужика вредного, или «Песнь о великом походе», написанную еще не известным ему поэтом с таким красивым, как весенний лес, именем — Сергей Есенин.

Федор Кузьмич книжки привозил, хотя и не был уверен, что они принесут сыну счастье. Как всякий отец, он мечтал, что сын пойдет по его стопам, подрастет и станет к горну. Но пришлось смириться с мыслью, что помощника у него не будет.

Учился Алеша хорошо, окончил семилетку в Троицком и по путевке комсомольской ячейки уехал в город, на кирпичный завод. И однажды в конце августа явился нежданно, оглушил с порога:

— Папа и мама! Поздравьте! Уезжаю в Москву учиться. На рабфак!

Какие тут поздравления! Услыхав о Москве, Анна Ивановна испугалась. Ей, за всю жизнь только раз ходившей пешком в Киев, Москва представлялась неким градом Китежем, находящимся за тридевять земель. Умом понимала: придет день, когда ясным соколом улетит Алешенька. И боялась такого дня. Как отпустить сына в далекую Москву, где на каждом шагу будут подстерегать его напасти: трамваи, болезни, дурные женщины?..

Федор Кузьмич, хотя и боязно было расставаться с сыном, понимал: правильно решил Алексей. Раз в кузнецы не пошел — пусть пробивает дорогу в науку.