История любви леди Элизабет - Джудит Макнот

Элизабет почти не заметила его тона и даже его ухода. Впервые она поняла, что сегодня утром, может быть, в эту самую минуту хирург где-то извлекает пулю из руки Яна. Прислонившись к двери, она судорожно глотнула воздух, борясь с подступившей тошнотой при мысли о той боли, которую причинила ему. Вчера вечером она была слишком напугана вероятностью дуэли, чтобы подумать, что должен был чувствовать Ян, когда Роберт сказал ему о ее помолвке. Теперь, наконец, это начало доходить до нее, и все внутри сжалось. Ян говорил, что женится на ней, целовал и держал в объятиях с нежной, властной страстью, и говорил ей, что влюблен в нее. В ответ на это Роберт оскорбил его и презрительно сказал ему, что она недосягаема по положению в обществе и уже помолвлена к тому же. А сегодня утром он стрелял в него за дерзкое желание подняться слишком высоко.

Прижавшись головой к двери, Элизабет с трудом удержалась, чтобы не застонать от раскаяния. У Яна могло не быть ни титула, ни права называться джентльменом в светском понимании этого слова, но Элизабет чувствовала инстинктивно, что он – гордый человек. Эта гордость была в чертах бронзового лица, в его осанке, в каждом движении, а они с Робертом растоптали ее. Вчера они сделали из него дурака в оранжерее и вынудили к дуэли сегодня.

В этот момент, если бы Элизабет знала, где его найти, она была уверена, что не испугалась бы его гнева и пошла к нему, чтобы объяснить о Хейвенхерсте и всех ее обязательствах, попытаться заставить понять, что именно это, а не какой-то его недостаток, сделало невозможным брак с ним.

Оттолкнувшись от двери, Элизабет медленно перешла холл и вошла в гостиную, где сидел, охватив голову руками, Роберт.

– Это не кончено, – прохрипел он, подняв голову и посмотрев на нее. – Я убью его за это!

– Нет, не убьешь! – сказала Элизабет дрожащим от ужаса голосом. – Бобби, послушай меня. Ты не понимаешь Яна Торнтона, он не сделал ничего плохого, правда, – сказала она, задыхаясь. – Он думал, что он… влюбился в меня. Он хотел жениться на мне…

Резкий звук громкого, полного сарказма смеха Роберта прокатился по комнате.

– Это он тебе сказал? – ухмыльнулся брат, его лицо налилось кровью от ярости, что у нее нет преданности интересам семьи. – Ну, тогда позволь мне сказать тебе прямо, маленькая идиотка. Грубо говоря и его собственными словами, все, что он хотел от тебя, – это поваляться в постели.

Элизабет почувствовала, как кровь отхлынула от лица, потом она медленно отрицательно покачала головой.

– Нет, ты ошибаешься. Когда ты застал нас, он сказал, что его намерения благородны, помнишь?

– Он чертовски быстро передумал, когда я сказал, что у тебя нет ни гроша, – отпарировал Роберт, глядя на нее с жалостью и презрением.

Слишком ослабев, чтобы устоять на ногах, Элизабет опустилась на диван рядом с братом, сломленная тяжелым гнетом ответственности за свою глупость, доверчивость, и за все, что из-за этого обрушилось на них.

– Я виновата, – беспомощно прошептала она. – Я так виновата. Ты рисковал жизнью из-за меня сегодня утром, а я даже не поблагодарила тебя за то, что ты принял это близко к сердцу. – Так как Элизабет не могла придумать, что еще сказать или сделать, то обняла его опущенные плечи. – Наши дела поправятся, они всегда поправляются, – пообещала она неубедительно.

– На этот раз нет, – сказал Роберт, и от отчаяния взгляд его стал суровым. – Я думаю, мы погибли, Элизабет.

– Не могу поверить, что все настолько плохо. Может быть, об этом не узнают, – продолжала она, не веря собственным словам. – И лорду Мондевейлу, думаю, я нравлюсь. Безусловно, он будет рассудителен.

– Тем временем, – наконец, сказала Люсинда с типичным для нее холодным практицизмом, – Элизабет должна выезжать как обычно, как будто ничего плохого не случилось. Если она будет прятаться в доме, сплетни возникнут сами собой. Вам, сэр, придется сопровождать ее.

– Это не имеет значения, я вам говорю, – сказал Роберт, – мы погибли.

Он оказался прав. В тот вечер, когда Элизабет храбро появилась на балу со своим женихом, который, казалось, находился в счастливом неведении о беде, постигшей ее в уик-энд, потрясающие версии о поведении молодой леди уже распространялись в свете с быстротой лесного пожара. Эпизод в оранжерее пересказывался с клеветническим добавлением, что она специально послала ему записку, приглашая на свидание. Более губительной была пикантная сплетня о том, что Элизабет провела день наедине с Яном Торнтоном в уединенном домике.

– Этот ублюдок и распространяет эти истории, – вышел из себя Роберт на следующий день, когда разговоры дошли до его слуха. – Он пытается обелить себя, говоря, что ты послала ему записку, назначая свидание в оранжерее, что ты преследовала его. Знаешь ли, ты не первая женщина, которая потеряла из-за него голову. Просто ты самая молодая и самая наивная. Только в этом году были Хариса Дюмонт и несколько других, чьи имена связывались с ним. Однако ни одна из них не оказалась столь неискушенной, чтобы вести себя с такой постыдной неосторожностью.

Элизабет чувствовала себя слишком униженной, чтобы спорить и отрицать. Теперь, не находясь больше под влиянием чувственного магнетизма Яна Торнтона, она поняла, что его поведение, как оно виделось сейчас, было как раз таким, какого можно было ожидать от бессовестного распутника, задавшегося целью ее соблазнить. Всего лишь через несколько часов знакомства он заявил, что почти влюблен в нее и хочет на ней жениться, – точно такую же невероятную ложь будет говорить жертве любой распутник. Она прочитала достаточно романов о том, как охотники за приданым и распутные повесы, чтобы соблазнить, часто уверяют девушку в своей любви, когда все, что им нужно, – это одержать еще одну победу. Считая себя полной идиоткой, Элизабет думала о нем, как о жертве несправедливых общественных предрассудков.

Теперь слишком поздно она поняла, что общественные предрассудки, которые исключили бы его из светского общества, существовали для того, чтобы защитить ее от таких мужчин, как он.

Однако у Элизабет не было много времени предаваться своему личному горю. Друзья виконта Мондевейла, узнав из газет о его помолвке, почувствовали в конце концов, что их обязанность передать счастливому жениху сплетни о женщине, которой он предложил руку и сердце.

На следующее утро он приехал в городской дом на Риппл-стрит и взял свое предложение обратно. Так как Роберта не было дома, Элизабет приняла его в гостиной. Один взгляд на скованную позу и сжатые губы жениха, и Элизабет почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

– Я надеюсь, из-за этого не будет неприятной сцены, – холодно сказал он без всякого вступления.