Поручается уголовному розыску - Михаил Черненок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посидели молча, думая каждый о своем. В коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и Голубев впустил в нее Мохова. При виде Костырева с Моховым произошло почти то же, что и с Костыревым, когда тот неожиданно увидел в кабинете Светлану Березову.
— Ну, что уставился, как баран на новые ворота? — взглянув на него, усмехнулся Костырев. — Не узнал?
— Федя!.. — неестественно изобразил радость Мохов. — Ты что такой сердитый? Тебя пытают? Крест во все пузо — не закладывал!
Костырев поднялся во весь свой могучий рост, угрожающе сжал кулаки, прищурился:
— Эх, Паша, заложил бы я тебе сейчас…
Мохов шарахнулся к двери. Натолкнувшись у порога на Славу Голубева, повернулся к Антону и закричал:
— Громилу на помощь призвали! Запугать хотите, да?
— А ну, друзья, по местам! — строго приказал Антон; дождавшись, когда Костырев и Мохов — один с усмешкой, другой тревожно, — глядя друг на друга, сели, спросил:
— Надеюсь, отрицать знакомство не будете?
— Чего тут отрицать, — сказал Костырев.
— Нет! — с вызовом крикнул Мохов.
— В таком случае — рассказывайте, как дело было. Без вранья, по-честному.
— Я все по-честному сказал, — Костырев посмотрел на Антона и кивнул в сторону Мохова. — Теперь пусть он выступает.
— Запугиваешь? — окрысился Мохов.
— Чего тебя запугивать? — с прежней усмешкой спросил Костырев. — Ты и так, будто осиновый листок на ветру, дрожишь. — Сам струсил, думаешь и другим страшно?! Лицо Костырева стало строгим.
— Не кричи, Паша. С детства знаешь, что меня запугать не так-то просто. Прошу тебя: расскажи все честно следователю, а он пусть решает, вместе нас в тюрьму садить или поврозь.
— Ты о чем, Федя?.. — словно не понял Мохов.
— Не прикидывайся, Паша, — Костырев опять уставился взглядом в пол. — Я все откровенно рассказал, теперь — твоя очередь. Врать начнешь, сильней запутаешься и срок больше получишь, как говорят твои блатные дружки.
Мохов втянул голову в плечи, будто бы съежился, взглянул на Антона, и Антон заметил, что он рад бы говорить все откровенно, но боится. Очень сильно боится. Кого?.. Айрапетова или Остроумова?
— Паш, рассказывай, не тяни время, — спокойно, но требовательно проговорил Костырев. — Ты ведь знаешь, Паш, что я не люблю кривить душой.
— А чего рассказывать, один я управился с магазином, — Мохов еще больше съежился, посмотрел на Антона и перекрестил живот. — Во, крест даю — один.
Антон встретился с ним взглядом, включил микрофон:
— Начните по порядку. Как узнали, что в магазин поступили золотые часы?
Мохов болезненно поморщился, передернул плечами и заговорил, поминутно взглядывая на Костырева, словно опасаясь, что Федор вот-вот его прервет:
— Если по порядку, то значит… В субботу утречком кирнули с Федей, ну и поволокло нас на подвиги. К некоторым корешкам моим зашли, побазарили об том, об сем, хотел деньжонками у них поживиться. Не вышло. С тоски зашли в пивбар «Волна». Гляжу, Игорь Владимирович Айрапетов — он меня когда-то лечил — с Иваном Лаптевым пиво тянут, а перед ними на столике — целая гора вяленой рыбы. Подошел, чтобы пару рыбешек стрельнуть. Разговорились. Попросил у Айрапетова денег в долг, сказал, на Север еду, заработаю — рассчитаюсь. Мужик он всегда денежный, а тут зажался. Показывает золотые часики и говорит, что в сельхозтехниковском магазине купил. Спрашиваю: «Еще там остались?» Говорит: «Навалом». Тут у меня и мелькнуло, толкую: «Дай хоть пару червонцев, завтра тебе этих часиков полный карман привезу». Поломался, но пятнадцать рублей все-таки дал, выручил…
— Костырев присутствовал при вашем разговоре с Айрапетовым?
— Не, он на улице с монтером знакомым базарил.
— Это Валерка Шумилкин был, на подстанции работает, — вставил Костырев. — Сейчас вот только вспомнил.
Антон повернулся к Мохову:
— Рассказывайте дальше.
— А чего рассказывать… — Мохов покривился. — Федя забалдел капитально, еле-еле дохилял ко мне домой, утыркался спать. Я тоже малость прикимарил. Проснулся — темно. Думаю, пора за часиками топать. Рюкзачок с собой прихватил, выхожу на улицу — хоть глаз выколи. Чернота, гроза собирается. Соображаю: на меня работает — следы замоет. Подхожу к магазину — еще темней стало. Сразу не сообразил, после догадался, что погасли уличные фонари. Замок свернуть было парой пустяков — инструментик с собой прихватил. Часы отыскал мигом, но их только шесть штук оказалось. Перерыл в прилавке все ящики, аж стекло раздавил, а часиков больше тю-тю… Стал шерстить все подряд, втихаря фонариком посвечиваю. Гляжу — старая кепка. Читаю — на подкладке Федина фамилия написана. Сразу хотел в рюкзак сунуть, но смикитил: если кепка исчезнет из магазина, продавец сразу наведет угрозыск на Федин след, а нам такая самодеятельность вовсе без надобностей. Решил оставить кепочку. Специально на видное место положил. Дальше шарю. В пустой из-под одеколона коробочке выручку нашел, а часов — как не было. Со зла аж курить захотелось. Достаю пачку «Нашей марки», которую в пивбаре у Айрапетова стрельнул, а в ней ни единой сигаретки не осталось. Швырнул сдуру за прилавок… Смотрю, на витрине красивые бритовки лежат. На всякий случай в карман три штучки сунул и давай рюкзак набивать одежонкой, которая получше. Только управился, рюкзак за плечи надел, слышу: оконное стекло хрустнуло. Я мигом — за вешалки, где пальто висят, для смелости железяку схватил, которой замку голову отвернул. Выглядываю оттуда одним глазом, вижу — мужик по магазину мелькнул. Подскочил к стене, вроде электрическим выключателем щелкнул и сразу к прилавку затопал. Одеколонные флаконы звякнули, похоже, забулькало что-то… В этот миг молния как полоснет! В магазине стало светло, как будто лампочки включили. Смотрю, Гога-Самолет с перепугу за прилавок присел. Я из своего укрытия — к дверям. Зацепился, вешалки повалились, ящики какие-то загремели… Гога как заорет!.. Я кое-как выпутался из-под вешалок, только на крыльцо вываливаюсь — опять молния! Вижу, что-то лохматое к крыльцу прет: не то баба, не то привидение… — Мохов перекрестил живот. — Во крест даю, чуть от страха коньки не отбросил. Ладно, железяка в руках была. Я этой железякой ее и шарахнул, а сам, дай бог ноги, рвать от магазина…
— Как Гога-Самолет в магазин попал?
— Уже говорил, через окно залез, — Мохов опять закрестился. — Только крест даю, он без сговора со мной лез. Богом клянусь, без сговора! Групповой не было, начальник…
— Кто отключил сигнализацию?
— Уже говорил, электричество было выключено.
— Кто выключил? С электромехаником Лаптевым договорились?
Мохов ударил себя кулаком в грудь:
— Начальник, гад буду, не договаривался» Может, Гога-Самолет договорился, а я, под шумок, вперед его успел.
— Вы Айрапетову полный карман часов обещали, Как намеревались их взять?
— Да я ж для понта ему загнул, чтобы денег взаймы.
— А ночью в магазин пошли, рюкзак с собою взяли. Как это понимать?
— Чутьем чувствовал, что энергии не будет.
— Наивно, Мохов, очень наивно, — Антон нахмурился, помолчал. — Куда дели украденные часы?
— Загнал Айрапетову по дешевке, а одни совсем бесплатно отдал за то, что билеты нам с Федей на самолет добыл. Народу на аэровокзале было битком, без блата к кассе не пробиться.
— Как часы попали к Остроумову?
— Не было в деле Остроумова! — испуганно закричал Мохов.
— Но ведь он принес нам часы.
— Крест… Не знаю!
— Кто писал Костыреву письма? С какой целью?
— Никаких писем не знаю. Никаких!
— Кроме тебя, некому… — хмуро сказал Костырев.
— Федя, крест… — начал Мохов, но, столкнувшись с презрительным взглядом Костырева, осекся.
Больше, сколько Антон ни старался, ничего вразумительного Мохов не показал. Создавалось впечатление, что из какого-то безотчетного страха он всеми силами, порою до наивности, скрывает истину. Категорически отрицал Мохов участие в деле Остроумова и связь с Гогой-Самолетом. Антон был вынужден прекратить допрос. Когда Мохова и Костырева увезли в изолятор, в кабинет вошли Березова и Голубев. Светлана смотрела на Антона настороженно-вопросительным взглядом.
— Вы оправдаете Федю? — спросила она.
— Его может оправдать только суд, — ответил Антон. — Я лишь вправе изменить так называемую меру пресечения, то есть освободить из-под стражи. Но пока это не в интересах самого Федора.
— Когда же этот интерес наступит?
— Не будем спешить, Света. Поспешность, как правило, к добру не приводит.
Березова, соглашаясь, наклонила голову и попрощалась. Едва она вышла, Слава Голубев возбужденно прошелся по кабинету и заговорил:
— Только что звонил Степан Степанович. За сумочку Березовой Айрапетов пообещал соседскому Генке купить абонемент на все хоккейные игры сезона.