Бастиано Романо (ЛП) - Хантингтон Паркер С.

Черт, ее соски все еще были твердыми и выпирали из платья. Она могла сколько угодно притворяться, что ненавидит меня, но я знал, что она жаждет меня.

Поэтому я также знал, что этот разговор нужно закончить.

Сейчас.

Но когда я был уже на полпути к двери, она окликнула меня:

— Подожди.

И поскольку мне совсем не хотелось оставаться одному, я так и сделал.

АРИАНА ДЕ ЛУКА

Это была ошибка.

Все в этой ситуации было ошибкой.

Работа под прикрытием моего настоящего имени.

Оставить Бьянки с Джованни и Винсентом Романо.

Остаться наедине с Бастианом.

Но мне выпал такой шанс, и я должна была извлечь из него максимум пользы. А это означало, что Бастиан останется здесь, чтобы у меня был повод присматривать за безопасностью Бьянки. А может, мне повезет, и я стану свидетелем внеурочного преступления, о котором могу свидетельствовать.

В любом случае мой план зависел от того, останется ли Бастиан. Бастиан, который только что избавил Бьянки от страданий. Бастиан, который был, пожалуй, самым неприятным человеком из всех, кого я когда-либо встречала. Бастиан, которому не было дела до того, чтобы составить мне компанию. Бастиан, который был слишком привлекателен для меня.

Он повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло любопытство.

— Ну?

Я устремила свой взгляд на барную стойку.

— Выпей со мной.

— Зачем?

Его безразличный тон вызвал во мне прилив беспомощности.

— Потому что меня только что поставили на место, и это джентльменский поступок.

— Я не джентльмен.

Он был прав, но и не прав. Бастиан не просто выглядел как джентльмен. Он им и был. Он учился в лучшей школе-интернате страны, был выпускником Уилтона, обладал гардеробом жителя Верхнего Ист-Сайда с нулем и одним процентом и мог быть настолько джентльменом, что это вызывало у меня нежелательные ощущения внизу.

Проблема заключалась в том, что его рыцарство распространялось только на его семью, а за ее пределами нас, маленьких людей, как будто не существовало. Несколько дней назад он терпеливо держал дверь открытой целых две или три минуты, пока Тесси не спеша собирала свой рюкзак, прежде чем выйти из комнаты отдыха. Я стояла прямо за ней, но как только она прошла мимо дверей, он закрыл дверь.

Прямо. Перед. Моим. Лицом.

Я опустила глаза в пол и долго тянула этот неловкий момент, прежде чем, наконец, набралась смелости и посмотрела ему в глаза.

— Будь им для меня.

Мои слова удивили даже меня саму, но это была искренняя мольба. Немного уязвимости, которую я позволяла себе демонстрировать, потому что это была я, и я изо всех сил старалась притвориться собой.

Возможно, я вела себя глупо, но по какой-то причине разговор с Бастиано получился таким же естественным, как дыхание. И что самое странное, такие органичные моменты были на вес золота в легендах. Когда агенты под прикрытием входили в легенду, они стремились достичь способности инстинктивно быть своей легендой.

И вот я здесь, с Бастиано, мои слова и действия были легкими и естественными перед лицом мафиозного принца одной из самых жестоких преступных династий, когда-либо живших в Соединенных Штатах Америки.

Напряжение в воздухе — одна часть враждебности и две части недоверия — сменилось. Недоверие осталось незатронутым, а враждебность ослабла, пока между нами не остались только осторожность и желание.

Бастиан подвел меня к бару, и я последовала за ним. Удивление разлилось по моему телу, когда он занял место за барной стойкой и начал готовить нам напитки. Он взял два стакана, осушил их и наполнил льдом. Я горько рассмеялась, когда он налил в них амаретто и наполнил остальные стаканы кислой лимонной смесью.

Он сел рядом со мной, его глаза коротко скользнули в сторону офиса.

— Когда ты была перед офисом, ты что-нибудь слышала?

Пульс запульсировал в моих венах. Я поставила бокал на стол, чтобы он не выскользнул из моих пальцев, и заставила себя сохранять непринужденность в голосе.

— Ты обвиняешь меня в подслушивании?

— Не в намеренном подслушивании. — Он изогнул бровь. — Если только ты этого не делала. — То, как его глаза не отрывались от меня, так напряженно и безоговорочно изучая мое лицо, встревожило меня.

Я отступила, обдумала варианты и решила пойти на полуправду. Я убедительно поморщилась и призналась:

— Кое-что. Когда вы громко говорили.

— Что ты слышала?

— Вы угрожали чьей-то дочери.

— Мы вспоминали о его дочери, — поправил он, на его губах появились следы несдержанной ухмылки.

Я закатила глаза.

— Чем он заслужил это?

Он на мгновение задумался, его глаза медленно блуждали по моему лицу с гораздо большим терпением, чем я обладала.

— Моя кузина беременна от Бьянки. Когда она сказала ему об этом, он швырнул ей в лицо несколько купюр и направил в ближайшую женскую консультацию.

По моим венам пробежал лед, и я вздрогнула. Если бы моя мама сказала отцу, что беременна, он поступил бы так же? Или еще хуже? Стал бы он принуждать мою маму к тому, чего она не хотела?

Когда я росла, я не знала, как относиться к тому, что мама хранит меня в тайне от отца. С одной стороны, мне хотелось, чтобы он не сомневался. Что он не такой уж монстр, как говорила мне тетя. С другой стороны, я хотела, чтобы мамина жертва означала нечто большее, чем просто ошибку.

Еще хуже было то, что я не могла ей об этом рассказать. Она умерла в тот же день, когда родила меня, а ее сестра — моя тетя — вырастила меня в маленьком городке в Нью-Джерси, где научила меня ненавидеть Де Лука и все, что находится по ту сторону закона.

Симпатия, которую я испытывала к Бьянки, умерла скоротечной смертью.

Я сделала большой глоток своего напитка и пробормотала:

— Ну и мудак.

Бастиан издал удивленный смешок и кивнул головой.

— Из тех, что зияют.

— Это просто отвратительно.

Редкий игривый блеск застилал его глаза, отчего он стал казаться почти человеком.

— Скажи мне честно, насколько я, по-твоему, засранец?

— Честно?

— Конечно.

— Ты худший засранец. Ну, по крайней мере, двенадцать по шкале от одного до десяти.

— А Бьянки?

— Засранец другого типа.

— Если мы разные типы засранцев, а он зияет, это заставит меня морщиться?

— О, Боже. Сколько же ты выпил?

Он рассмеялся, и я порадовалась тому, что он может быть игривым.

Мерзким, но игривым.

У меня было такое чувство, что это было один раз. Что я застала его врасплох. Может, сегодня произошло что-то такое, что заставило его жаждать такого общения. Может, это был бред раннего часа. Может, я подменяла кого-то другого. А может, ему, как и мне, надоело постоянно чувствовать себя чертовски одиноким. В любом случае, я знала, что вероятность застать его в таком состоянии снова ничтожно мала, и хотела сохранить этот момент и воспользоваться им.

Из эгоистических ли соображений или из чувства долга, я не знала.

Бокал Бастиана был опустошен, но он не сделал ни малейшего движения, чтобы убрать за собой и уйти.

— Почему ты здесь, Ариана? — Его слова обдали меня, как ведро ледяной воды, опрокинутое на голову.

— Что ты имеешь в виду?

— Почему ты бармен? Как ты любишь вклиниваться в любой разговор, ты училась в Дегори. И закончила школу лучше всех.

Дегори был ответом Западного побережья на школы Лиги плюща. Я не видела ничего плохого в том, чтобы быть барменом, но понимала, что он имеет в виду. Какой смысл в получении высшего образования только для того, чтобы получить работу, для которой диплом не нужен?

— Я не вставляю это в каждый разговор. — Это было обоснованно, но я все равно проигнорировала его вопрос. — Ты действительно читал мое резюме?

— Я проверяю каждого сотрудника, которого нанимаю, и всех тех, кого не нанимаю. — Его голос был раздраженным, как будто само предположение о том, что он управляет рестораном не идеально, беспокоило его. — Ты игнорируешь мой вопрос?