До ее встречи со мной - Джулиан Патрик Барнс

ухо, она нужна только для того, чтобы ты оступился; или как аппендикс, которому только и нужно нагло воспалиться, чтобы его уже выкинули. Как выкинуть ревность?

В-четвертых. Почему это происходит с ним, не с кем-нибудь, а именно с ним? Он очень разумный человек, в этом он был уверен. Барбара, конечно, пыталась его убедить, будто он одержим сказочным эгоизмом, чудовищным развратом, бесконечным бессердечием и бесчувственностью, – но это понятное стремление. Собственно, то, что Грэм понимал его, в очередной раз доказывало ему, как он разумен. Все всегда называли его разумным – мать ласково, первая жена издевательски, коллеги одобрительно, вторая жена с любящим, ироническим, прищуренным взглядом. Да, он таков, и это ему всегда нравилось.

К тому же он не то чтобы один из величайших любовников современности. У него была Барбара, потом Энн – и, в общем-то, все. Его отношение к Барбаре было, вероятно, преувеличено лихачеством первого чувства; а его отношение к Энн, каким бы всеобъемлющим оно ни было, прорастало робко и осторожно. А посередине? Ну, посередине были случаи, когда он пытался заставить себя почувствовать что-то вроде любви, – но выдавить из себя получалось в лучшем случае настойчивую сентиментальность.

И поскольку он это все про себя был готов признать, направленное именно на него наказание представлялось особенно несправедливым. Огонь раздували другие, а обожгло его. Впрочем, может быть, в этом весь смысл. Может быть, здесь вступает в силу проведенный Джеком анализ брака, пресловутое Мытье Креста. Может быть, теория Джека, верная на своем поле, не дотягивалась, докуда нужно. Что, если дело не в природе брака – в этом случае Джек бы просто обвинил во всем «общество» и отправился изменять направо и налево, пока не полегчает, – что, если виной что-то в природе любви? Эта мысль была гораздо менее приятной: получалось, то, чего все добиваются, всегда искажается – автоматически, неизбежно, химически. Эта мысль Грэму совсем не нравилась.

– Ты можешь трахнуть кого-нибудь из своих студенток.

– Не могу.

– Да бог с тобой. Все так делают. Для чего они, по-твоему, нужны? Я понимаю, что ты не красавец, но в этом возрасте им все равно. Возможно, их больше возбуждает, когда перед ними не красавец – когда мужик слегка пованивает, или если он затрахан, или когда у него депрессия. Я это называю «секс третьего мира». Его всегда полно, а в этом возрасте особенно.

Джек лишь пытался помочь, Грэм в этом практически не сомневался.

– Ну, понимаешь, мне кажется, это неправильно. Мы же вроде как должны быть in loco parentis[41], и получается какой-то инцест.

– В крепкой семье всё делают сообща.

На самом деле Джек не очень-то пытался помочь. Постоянные посещения Грэма ему уже слегка надоели. Он дал кучу отличных рекомендаций – что надо врать, что надо дрочить, что надо отдохнуть за границей – и обнаружил, что его докторский чемоданчик более или менее опустел. В любом случае он и изначально-то не то чтобы всей душой сочувствовал Грэму. Сейчас ему почти что хотелось как-нибудь провести друга, а не помочь ему.

– …да и в любом случае, – продолжал Грэм, – я этого не хочу.

– Аппетит приходит во время еды, – поднял бровь Джек, но Грэм флегматично воспринял это замечание как банальность, не более того.

– Мне показалось забавным – ну, больше всего меня удивило в этом во всем, – что оно такое визуальное.

– ?..

– Ну, я всегда был человек словесный, да? Это неудивительно, правда? Меня больше всего задевали именно слова. Я равнодушен к картинам; меня не интересуют цвета или одежда; я даже книжные иллюстрации не люблю, а кино терпеть не могу. Ну, раньше терпеть не мог. В смысле, и сейчас тоже, но, конечно, уже по-другому.

– Ага.

Джек ждал, когда Грэм дойдет до сути. Он понял, что именно поэтому предпочитает вменяемых людей сумасшедшим: сумасшедшие очень долго добирались до сути; им казалось, что тебе необходим обзорный тур по закоулкам их психики в открытом двухэтажном автобусе, прежде чем они покажут тебе свой Букингемский дворец. Им казалось, что все тут интересно, все важно. Джек попытался изобрести новую пердежную шутку. Можно ли что-нибудь придумать, например, с духовым шкафом? А с духовым квинтетом? Нет, это, пожалуй, слишком большая нагрузка на бедный сфинктер – а духовых дуэтов, кажется, не бывает.

– Что оказалось удивительно – это что все запустилось именно из-за визуального впечатления?

Духи забытых предков? Хм… это требует тщательного планирования. Может быть, похода на кладбище.

– …Ну, в смысле, я, конечно, знал, когда мы с Энн поженились, что это не то же самое, что мы с Барбарой поженились. И конечно, Энн всегда совершенно откровенно рассказывала мне про мужиков… про свою жизнь… до ее встречи со мной…

Можно слегка надуть грудь – ну или что там – и сказать, что ты раздухарился. А? Каково? Дух отрицанья, дух сомненья – это, конечно, в чистом виде мой нынешний гость.

– …в общем, я знал некоторые имена и, может быть, пару снимков видел, хотя, конечно, не присматривался; и чем они занимаются, тоже знал, и некоторые были, конечно, моложе меня, некоторые явно красивее, некоторые богаче, некоторые, наверное, лучше в постели, но это было не страшно. Это было…

Духовая трубка. Духовая говядина. Духовое ружье. Джек подавил смешок и вежливо обратил его в хмыканье.

– …правда. А потом я пошел посмотрел «На седьмом небе», и все поменялось. И вот почему это меня, всю свою жизнь не питавшего никакой склонности к визуальному, вдруг так пришибло? Ты про это ведь наверняка думал – это же влияет на тебя как-то профессионально, да, в смысле, если некоторые предпочитают фильмы книгам, нет?

– Я всегда говорю, что книгу можно с собой взять куда угодно. Ты же не будешь смотреть кино в сортире, правда?

– Правда. Но когда я увидел свою жену там, там, на экране, – все оказалось совершенно иначе. Именно в визуальном смысле – визуальность же намного мощнее слова, правда?

– Я думаю, твой случай довольно особенный.

– Может быть, тут дело еще в публичности – когда думаешь о том, что другие люди ее там видят. Оказываешься рогоносцем на публике.

– Ну у нее же не такие фильмы, а? И я что-то сомневаюсь, что в аудитории многие толкали друг друга локтями и говорили: «А, смотри, это же баба Грэма». Тем более она тогда таковой и не была.

– И то правда.

Может быть, дело было не в публике. Но в визуальности точно было. Он погрузился в молчание. Джек мирно продолжил свое потаенное изучение словаря. Вдруг Грэм спросил:

– О