Воин кровавых времен - Р. Бэккер

Пока они пробирались через темноту, Эсменет мысленно обзывала себя дурой. Келлхус затоптал костер, превратив мозаичное изображение Последнего Пророка в созвездие беспорядочно разбросанных углей. Они поспешно перебежали открытый участок и присоединились к Келлхусу, спрятавшемуся в траве за грудой обломков.

— Смотрите, — сказал князь Атритау, указывая вниз.

У Эсменет и так перехватило дух от слов Ахкеймиона, а от того, что она увидела теперь, ей окончательно сделалось нечем дышать. Вереницы факелов извивались во тьме, двигаясь вдоль могучих скатов, по которым проходила единственная возможная дорога к разрушенному святилищу. Сотни сверкающих точек. Язычники, едущие, чтобы ограбить их. Если не хуже…

— Они скоро будут здесь, — констатировал Келлхус. Эсменет изо всех сил пыталась совладать с внезапно захлестнувшим ее ужасом. Может случиться все, что угодно, — даже с такими людьми, как Ахкеймион и Келлхус! Мир крайне жесток.

— Может, если мы спрячемся…

— Они знают, что мы здесь, — пробормотал Келлхус. — Наш костер. Они движутся на свет костра.

— Значит, надо посмотреть, что там, — сказал Ахкеймион.

Потрясенная его тоном, Эсменет взглянула в сторону колдуна — и попятилась в страхе. Глаза и рот Ахкеймиона вдруг вспыхнули белым светом, а слова прозвучали подобно раскату грома. Затем на земле между вытянутыми руками Ахкеймиона появилась линия, такая яркая, что Эсменет вскинула руки, защищаясь от слепящего сияния. Эта безукоризненно прямая линия ринулась вперед и вверх, врезалась в облака и, озарив их, ушла в бесконечную тьму…

«Небесный Барьер! — подумала Эсменет. — Напев из рассказов Ахкеймиона про Первый Армагеддон».

Тени запрыгали по далеким обрывам. Горы осветились, словно выхваченные из темноты вспышкой молнии. И Эсменет увидела вооруженных всадников, целую колонну; они кричали в страхе и пытались усмирить перепуганных лошадей. Она увидела потрясенные лица…

— Стойте! — крикнул Келлхус. — Стойте! Свет погас. Темнота.

— Это галеоты, — сказал Келлхус, уверенно положив руку ей на плечо. — Люди Бивня.

Эсменет моргнула и схватилась за грудь. Она разглядела среди всадников Сарцелла.

Из темноты долетел звучный оклик:

— Мы ищем князя Атритау, Анасуримбора Келлхуса!

Тон голоса рассыпался, распался на отдельные пряди: искренность, беспокойство, гнев, надежда… И Келлхус понял, что опасности нет.

«Он пришел ко мне за советом».

— Принц Саубон! — крикнул Келлхус. — Добро пожаловать! Все верные — желанные гости у нашего костра!

— А колдуны? — послышался другой голос. — Богохульники — тоже желанные гости?

В голосе звучали возмущение и сарказм. Кто говорит? Какой-то нансурец, возможно, из Массентии, хотя акцент было до странности трудно определить. Наследственный кастовый дворянин, чей ранг позволяет ему состоять в свите принца… Кто-то из генералов императора?

— И они — желанные гости, когда служат верным! — отозвался Келлхус.

— Прошу простить моего друга! — со смехом выкрикнул Саубон. — Боюсь, он прихватил с собой всего одни штаны!

Галеоты развеселились, и среди горных склонов заметались отзвуки смеха, улюлюканья, дружеских подначек.

— Чего им надо? — негромко поинтересовался Ахкеймион. Даже в полутьме Келлхус видел на его лице отпечаток недавней боли — следы разговора с Эсменет.

Разговора о нем.

— Кто знает? — отозвался Келлхус. — На совете Саубон был первым из тех, кто рвался идти вперед, не дожидаясь айнонов и Багряных шпилей. Возможно, теперь, когда Пройас далеко, он ищет, что бы еще натворить…

Ахкеймион покачал головой.

— Он доказывал, что разрушение Руома грозит подорвать боевой дух Людей Бивня, — уточнил колдун. — Ксинем мне рассказал, что это именно ты заставил его умолкнуть… По-другому истолковав предзнаменование, которое несло в себе землетрясение.

— Думаешь, он ищет возможности поквитаться? — спросил Келлхус.

Но было уже поздно. Все новые и новые всадники останавливали коней, спешивались и разминали уставшие ноги. Саубон со свитой рысью ехал к Келлхусу; по бокам от них двигались факелоносцы. Галеотский принц натянул поводья коня в роскошной сбруе; глаза его прятались в тени бровей.

Келлхус опустил голову ровно настолько, насколько это предписывалось джнаном, — поклон, уместный при встрече двух принцев.

— Мы шли по вашим следам весь день, — сказал Саубон, спрыгивая на землю.

Когда он спустился, оказалось, что он почти так же высок, Келлхус, но немного шире в плечах. Принц, как и его люди, оделся для битвы; на нем была не только кольчуга, но и шлем, и латные рукавицы. Под вышитым на котте Красным Львом, знаком галеотского королевского дома, красовался наспех пририсованный Бивень.

— И кто эти «мы»? — поинтересовался Келлхус, внимательно оглядывая спутников Саубона.

Саубон представил нескольких из них, начиная с седого конюха, Куссалта, но Келлхус удостоил их лишь мимолетным взглядом. Его вниманием завладел одинокий шрайский рыцарь, которого принц назвал Кутием Сарцеллом…

«Еще один. Еще один Скеаос».

— Ну, наконец-то, — произнес Сарцелл.

Его глаза поблескивали сквозь пальцы поддельного лица.

— Знаменитый князь Атритау.

Он поклонился ниже, чем того требовал его ранг. «Отец, что все это означает?»

Так много переменных.

Расставив дозорных и распределив людей по краям рощи, Саубон вместе со своим придворным и шрайским рыцарем присоединился к костру, вновь разведенному в глубине разрушенного святилища. В соответствии с обычаями южных дворов, галеотский принц избегал разговора о цели своего визита, скрупулезно дожидаясь того, что практикующие джнан именуют «мемпонти», то есть «удачного поворота», который как бы сам по себе переведет разговор на более важные темы. Келлхус знал, что Саубон считает обычаи собственного народа грубыми и примитивными. Каждым своим вздохом он ведет войну с тем, кто он есть.

Но внимание Келлхуса было приковано к шрайскому рыцарю, Сарцеллу, — и не только из-за его лица. Ахкеймиону удалось совладать с потрясением, и все же всякий раз, когда он смотрел в сторону рыцаря Бивня, в глазах его вспыхивали тревога и ярость. Келлхус понял, что Ахкеймион не просто знает Сарцелла — он его ненавидит. Дунианский монах буквально-таки слышал движения души Ахкеймиона: бурлящее негодование, обида за проявленное в прошлом пренебрежение, вызывающие содрогание воспоминания об ударе, угрызения совести…

«Сумна, — понял Келлхус, припоминая все, что Ахкеймион когда-либо рассказывал о своем предыдущем задании. — Что-то произошло между ним и Сарцеллом в Сумне. Что-то, затрагивающее Инрау…»